Angelique.
Писалось когда-то маме на День Рождения. Многовато вышло. Да.
1.
Бывает, дни сменяются ночами,
Смеясь, лениво проходя.
Не успевая за часами,
Минуты длятся не спеша.
В мгновения такие незаметно
Плечей касается печаль.
И ярким кажется последний отблеск света,
И не холодным представляется февраль.
Когда почти исчезло все, и не осталось.
От пылкого желанья ничего,
Тоска украдкою до сердца достучалась,
Обидела и ранила его.
Рука невольно тянется, стараясь
Одной ей ведомое слабо ухватить.
А губы шепчут, безнадежные, пытаясь
Одно и то же, как молитву, повторить.
Из опасения остаться с тишиною
Наедине; и глупость разделять
Не изменяясь, лишь с самим собою
И гордости своей не проиграть.
В такой момент, от хода отвлекаясь
Даже минуты проявляют интерес.
За ними час, смешливо запинаясь,
Переставляет мебель с мест.
В мгновенье это, когда время,
Забыв себя, уставится на мир.
Одно и радость и спасенье -
Любимый горестно и преданно кумир.
Лишь для него уставший голос не смолкает,
Упрямо укоряя темноту,
За то что та совсем не позволяет
Прижать к себе свою мечту.
Мечтанье это, к счастью, милосердно.
Оно, мольбам внимая, предстает
Перед глазами чудным воплощением,
Которого до слез не достает.
2.
И пальцы слабые, вот-вот уже касаясь
Руки изнеженной и полной теплоты,
От нетерпения дрожат, соприкасаясь
С возвышенными чувствами мечты.
Она одна так может светло улыбаться,
И за улыбку эту прятать грустный взгляд.
Только ее руке умел повиноваться
Волнений страстных чувственный парад.
Её лишь голос так умел казаться
Небесной песней или трелью соловья,
Только она могла так пылко притворяться,
Что из богатств и золота была сотворена.
В её душе единственно мирились
Желанье жертвовать, возможность обладать.
И в этой ангельской фигуре воплотилась
Прекрасной искренности женской благодать.
Внезапно, неожиданно сорваться
Она могла бы из желания сбежать
От вечной скуки; и тоскливой и напрасной
Тоски причудливой уже не вспоминать.
Подле неё почти пугает разум вольный,
Плененный длинной нитью золотой
Воспоминания правдивого покорной
Прошедшей жизни, гордости простой.
Она умеет только так наивно
Оправдывать, обманывать себя.
Так театрально и правдиво
Сказать, что жертва - не её вина.
Не находя блаженства в опьяненьи
И не прельщаясь вкусом табака,
Она привольна, тем не менее,
Свободна, чувственна, легка.
Никто так не умеет ненавидеть
И терпеливо забывать обман.
В жестоком доброго, неловкого увидеть.
Et etre gaie et tres content.
Одна, богиня эта, кротко утешает,
Надежду, пробуждая ото сна.
Вздохнуть свободно позволяет
Её ласкающая, нежная рука.
И чувствуешь невольно, как смущенье
Рождается и теплится в груди.
Такою жертвенностью смелой восхищенье
Играет струнами покинутой души.
3.
И вот уже холодным, резким взглядом
Разглядываешь образ неземной.
И благодарности слова забыв в награду
Сказать, махаешь вслед рукой.
Уже не кажется мечта такой прекрасной,
Когда любовью вдоволь одарен.
А слабость прошлая уж видится напрасной,
И неизбежен падшей гордости укор.
А образ светлый, приклонившись, улыбаясь
Перед опущенной, холодную рукой,
Слезу единственную спрятать не пытаясь,
Уж исчезает сам собой.
Мечта растаяла, забравши за собою
Волнующую память обо всем.
Свой голос также; убежавшей за мечтою
Так далеко в раскаянье своем.
И в этот миг минута счастья продолжает
Свой неизменный и неспешный ход.
В усталой памяти ничто не вызывает
Надоедающий, пустой переполох.
Но и рука невольно тянется, стараясь
Одной ей ведомое слабо ухватить.
Но губы шепчут, безнадежные, пытаясь
Одно и то же, как молитву, повторить.
В безмолвной комнате лишь запах остается,
Среди столов и книг растаявши безлико.
И против воли все же тихо раздается
Забвенный шепот: "Анжелика..."
