ПЕРЕВАЛ


После чайханы мы уже так и держались всей колонной, растянувшейся на целый километр по
извивающейся речной долине, то среди степенно расступающихся горных вершин на пересечение с
очередным распадком и тогда было видно головную машину, то вдруг исчезающей вместе с
дорогой за прорубленном в скале поворотом. В таких местах особенно было захватывающе
красиво, с одной стороны над нами выселись грандиозные складчатые сооружения, щедро
расписанные природой в различные оттенки богатой на цвет палитры, и сурово истерзанные от
многочисленных трещин и разрезов, а где-то там, глубоко внизу, сразу за узким, круто
обрывающимся дорожным полотном, в последних лучах пропадающего солнца струился
разлившийся Варзоб.
С заходом солнца, весь наш караван сразу погрузился в сырой сумрак, а по ущелью ещё гонялись
взъерошенные и мерцающие таинственной белизной облака. Кое где вдоль дороги стал появляться
снег и в воздухе повисли редкие снежинки. Чувствовалось приближение перевала.
Быстро потемнело и теперь кроме ярко-красных подфарников впереди идущих машин ничего не
было видно, скорее угадывались тёмные и массивные силуэты склонившихся к нам гор.
Потом неожиданно все остановились, и водитель куда то на долго убежал. Так как впереди
стояла не только наша колонна, но и те которых я когда то ещё видел на КПП, и которые
проехали гораздо раньше нас, то я решил что опять случился обвал, или сошла где то лавина.
Второй водитель тоже ушёл и провалился куда то, а я сижу в полной неопределённости, и не
знаю, то ли опять как в тот раз ночевать придётся, а может и вообще пора поворачивать обратно.
Потом пришёл бугор нашей колонны, с которым решался тогда мой вопрос, и долго вёл
душещипательные разговоры по телефону с одной из своих жён. Не столько говорил, сколько
постоянно клялся ей в своей исключительной верности, говорил очень громко и обещал скоро
вернуться, и при этом задорно посматривал на меня, лыбился и часто подмигивал.
Сплошные многожёнцы, хоть бы сказал что там стоим, ворчал про себя я, и решил прогуляться.
Предупредил этого восторженного вертихвоста, что бы не терял, но он кажется и не слышал, так
как набрал уже другой номер и на всё ущелье признавался кому то в любви.
Колонна вытянулась почти на километр, и машины стояли вплотную друг к другу. Это скорее
на долго. И темень хоть глаз выткни.
Не спеша добрёл до головы каравана. Шлагбаум закрыт, куча водил сгрудилась у полосатой
трубы и молчат. Ждут чего то. Спрашиваю у одного, что мол там говорят то, и когда пропустят.
Но никто ничего толком не знает. Кто то говорит, что на ночь перевал здесь всегда закрывают,
и снег в горах скопился. Но все на что то надеются.
Зашёл в коморку. Тусклый свет и куча мужиков на диване расселись. Спрашиваю у того, кто
при фуражке, мол долго тут пылиться то будем. А этот сразу паспорт мой требует, тоже видать
интересуется, и под лампочку его тычит. А потом спрашивает удивлённо - Ты зачем здесь?
Сколько вас? Куда едим? Ну думаю, лучше бы в машине сидел.
А он так радостно - Россиянин?
- Да из России, хотел вот всегда перевал этот посмотреть - отвечаю сконфуженно.
- Россияне наши братья! - встал даже из за стола, - Показывай свою машину! Я в честь нашей
дружбы, тебя пропускаю! Единственного!
Смотрю, а из темноты, из под полосатой трубы шлагбаума, на меня ловелас наш восторженно
смотрит, и уже сюда перелезть пытается. Вот говорю, мой патрон, с ним я еду, и на многожёнца
пальцем показываю.
Одним словом пропустили не только мою машину, но и ещё с десяток! Все быстро спохватились,
выстроились у ворот и отъезжать никуда не желают, твердят в один голос, что меня сопровождают.
Один заявляет, что он мой переводчик, и разделять нас очень опасно. В другой машине едет мой
пресс-секретарь, и расставаться со мной он бы рад, да вот в силу своей службы просто не может.
Нашёлся и дипломатический представитель России, он ехал следом за нами. А как вы бы видели
бесновался в своей непогрешимости мой адвокат, который утверждал растерянному стражнику, что
его миссия находиться всегда при моём теле и трудится он так у меня уже далеко не
первый год.
Честно скажу, никогда ранее так не приходилось испытывать гордость за наши народы, за
общее желание жить всегда вместе, и такое произошло именно здесь, в Таджикистане, на тёмном
перекрёстке Памирских гор.
И я долго тряс потрясенному и по дружески настроенному к России труженику засыпанного
снегом перевала и клялся, что никогда не прощу нашим политикам, если они попытаются когда
либо развести наши братские народы по разные стороны, и сам лично всегда заменю на трибуне
Рогозина, если на то вдруг случится.
Проезжали мимо поста с гудками и воем клаксонов, держа высоко и размахивая сжатые кулаки,
как бы символизируя этим всю нерушимость взятых нами на вечность обязательств.