Сегодня я прочла очень интересный расказик и мне почемуто захотелось о нем расказать вам. По моему классный расказик, хотя и грустный! Не знаю мне понравилось!
Основано на реальном событии
Когда это было? Кто знает. Может быть очень давно, может быть вчера. Но несомненно, что наверняка абхазская земля, напоенная из агатового кубка Грааля Кровью Обоживающего Спасителя со времён апостолов Андрея и Симона неоднократно освящалась и облагораживалась жертвенной Любовью, Любовью до смерти, Любовью, сочетающей сердца сошедших с Неба ангелов во всех мирах и в вечности, какими бы различными формами, даже как бы чуждыми друг другу, не обладали бы они на нашей скорбной земле, или, по крайней мере, не казались бы таковыми стороннему наблюдателю.
Абхазские горные и предгорные сёла. Они такие неповторимые и в то же время удивительно схожие то ли удалённостью соседских домов, то ли большими усадьбами с полями, садами и небольшими лесами, то ли ещё чем. Размеренная, веками устоявшаяся традиция быта, отношения к жизни, из года в год повторяющийся круг сельскохозяйственных работ, дети, домашние животные… Патриархальный мирок лишь иногда нарушаемый приходом гостей на праздник, юбилей, просто так – отдохнуть с дороги или на похороны и поминки.
В одной из таких семей, живущей в одном из селений вокруг Военно-Сухумской дороги, что тянется на Северный Кавказ через Клухорский перевал (или ещё где) жил сирота: мальчик-калека. Его родителей убили во время последней войны у него на глазах и перенесённый шок послужил началом хронической гипогликемии, то есть несахарного диабета. Для тех, кто не сталкивался с таким страданием и не имеет о нём понятия, поясним. Чтобы избегать мучительнейшей смерти от судорог больные гипогликемией должны на протяжении всей своей жизни регулярно, обычно через каждые несколько часов потреблять моносахара, то есть чистую глюкозу или фруктозу. И то и другое с избытком содержится с избытком в самой легко усвояемой форме в натуральном пчелином меду или на худой конец в хорошем варенье… А наш герой, в добавление к своей сладкой зависимости, от рождения ещё сильно хромал.
Мачеха не любила его – ведь он никогда не смог бы вместе со сводными братьями помогать по хозяйству и работать в поле. Не могла никак смириться она с его болезнью, не могла смириться, что он никогда не будет таким как все, считала его позором для своего дома. «Работать не работает и хлеб не ест, подавайте ему только сладости да компоты!»…
А тут ещё его удивительные отношения с животными. «Как будто они ровня человеку. Как, скажите, не вызвав у пасынка душераздирающей истерики, отрубить голову петуху или завалить молодого буйвола для достойной встречи гостей? Как покосить луг с пусть красивыми, но всего лишь полевыми цветами?»… И так далее и так далее... Потому сиротке часто доставались вместо мягкого, но твёрдого с пониманием руководства со стороны старших, только одни «воспитательские» тумаки и затрещины. И большие, почти чёрные глаза его часто увлажнялись слезами, а маленькое изуродованное тельце – синяками и кровоподтёками.
К счастью он имел другие утешения и другую, по настоящему родную Неземную Маму Вышнюю, от века Сущую, Мать всех Матерей, которая незримопремудро руководила каждым шагом его жизни, постоянно говорила с ним, как бы отбивая слова в его сердце…
Вы можете задать вопрос. Почему же Она, Всемогущая, не исцелила его? Но как и для чего исцелять малого Агнца Божественной Любви, который никогда не просил Её об этом? Он спустился с Небес в нашу юдоль скорби соразделить страдания Солнечного Христа, обожиться от Него и вспыхнув, как падающая звезда на небосводе, покинуть этот мир, оставив после себя букет воспоминаний о необычном и чудесном, заставляющий обывателей прозреть и поднять глаза от земной грязи, вони и суеты к Вышнему Небу, откуда все мы родом.
В тот злосчастный день были похороны какого-то близкого родственника в достаточно отдалённом селении. Все старшие должны были обязательно присутствовать, чтобы избежать кровной обиды. Мальчика оставить было не на кого и его, скрепя сердце, тоже взяли с собой, предвкушая обычные проблемы.
На чём они ехали? Может быть на арбе, может быть на двухосной полувоенной машине, но ехали очень долго. Ведь как шутят наши горцы: «Абхазские дороги – «самые лучшие» дороги в мире». Так было раньше, есть и сейчас. Гор время боится как пирамид и обходит их стороной. Но не в этом суть.
В доме умершего родственника мальчика ждало великое испытание. Единственный трёхлитровый баллон с вареньем из лавровишни оказался прокисшим. Это выяснилось, когда под обычные насмешки и плоские остроты эта банка была для него вскрыта. У близких соседей пригодного в качестве лекарства варенья также не оказалось. Правда в доме был ещё сосуд с прекрасным душистым горным мёдом, но он предназначался для поминального столика в изголовье покойного и по традиции (кто будет нарушать её для какого-то там заморыша, хотя б и действительно умер) был строго неприкасаем. Никому не было дела до смертельно-страстных переживаний какого-то «плоховоспитанного маленького сладкоежки». А он уже в который раз ждал своего распятья в судорогах…
Хозяйка дома? Ей было не до него. Она была обеспокоена вдвойне: ведь не только завтра, но и сегодня нужно обязательно как можно лучше принять только что приехавшую издали родню. Она решила сварить хорошую, большую индюшку и теперь бегала по двору и безуспешно пыталась поймать её…
Мальчик сидел на брёвнах позади дома и горько плакал. Плакал без слёз, потому что слёзы уже давно все запеклись в сердце. Плакал, привычно ожидая мучений, никому не нужный, всеми забытый за суетой приготовления к завтрашнему приходу многочисленных гостей к поминальному столу. Плакал и смотрел на быстро меняющие формы облака и Солнышко и слушал утешительные слова в своём сердце. Что Вышняя Мать говорила ему – кто знает. Ведь только крестоносец может понять крестоносца и помочь ему.
Но как бы то ни было, произошло чудо. Большая бронзовая, то есть чёрно-белая индюшка из числа тех, которые разбежались по кустам от своей хозяйки, вмиг из заботливой кормилицы ставшей безжалостной охотницей, появившись из заросшего сада позади дома, медленно подошла к тому месту, где тосковал мальчик, и взобралась к нему на брёвна. Она тихо сидела рядом с ним, приспустив крылья, как бы покрывая только что вылупившихся цыплят, смотрела ему в глаза и что-то время от времени глако кала. Потом её большие крылья распахнулись, и она обняла ими его ноги и прижалась к ним всем своим существом. Мальчику сразу стало тихо и легко на сердце. Немного позже добрая индюшка ещё раз посмотрела ему в глаза, спустилась с брёвен и тихо пошла прочь. А он явственно услышал в себе: «Милый сыночек, она отдала тебе своё сердце, взяла твою боль на себя и теперь всегда будет с тобой. Ваши сердца слились воедино. Скоро ты воочию увидишь, что Я сказала тебе правду».
А индюшка тихо-тихо обошла дом и направилась прямо в руки к уже раскрасневшейся и порядком разозлившейся от безрезультатной ловитвы хозяйке. Большая птица была тиха и упокоена и не вырывалась даже тогда, когда её запихнули в мешок с отверстием для головы… Вот её голову положили на деревянный чурбан, служивший плахой для домашней птицы… Её глаза тихо закрылись. Сверкнул топор… и бездыханное тело в мешке, перемазанном кровью, брошено в угол. Хозяйка ждала как всегда обычной агонии с сильными движениями, но к её недоумению мешок был необычно неподвижен. И вот парадокс – она даже не удивилась и, остановившись на мгновение, не задумалась, а наоборот, вместо того чтобы постараться, как обычно, успокоиться после исполнения грязной работы и тихо заняться ощипыванием и стряпнёй вместе с невестками, разошлась ещё больше. Всё для неё вдруг стало не то и не так. Чтобы как-то взять себя в руки она побежала за дом в сад, где обычно отдыхала в свои немногие свободные минуты. Там её взгляд упал на тихо сидевшего на брёвнах мальчика и у неё в душе всё перевернулось. Обозвав его не имеющим совести эгоистом и колдуном, которому наплевать на многовековые традиции, она как вихрь ворвалась в свой дом с чёрного, заднего хода, схватила глиняный кувшинчик с мёдом со столика покойного, снова выбежала к мальчику и в сердцах бросила мёд к его ногам. Кувшинчик ударился о бревно и должен был разбиться, но не разбился. Мёд должен был вытечь, но не вытек… Небесное дитя было спасено.
День клонился к вечеру. В большом казанке на чугунной цепи в бухаре* с полыхающими большими поленьями кипела вода и в ней уже довольно долго варилась индюшка. Мальчик, его родня и хозяин – брат покойного, уже сидели за столом. Хозяйка и невестки приносили по очереди из кладовой посуду, аджику**, фрукты и вино. Наконец всем разлили бульон с зеленью и кусочками мяса***. Лучшими по обычаю наделили родных мальчика и скорбящего хозяина.
А что же сам мальчик… В его тарелке плавал только один маленький кусочек – сердце. Плавало великое и огненное сердце, которое навсегда подарила ему безымянная индюшка, принесшая за него Вольную Жертву Любви, Любви Божественного Агнца закалаемого, выше которой нет ничего.
________________________________________
* бухар – камин в абхазском доме.
** аджика – жгучая пастообразная приправа из острого перца, соли, чеснока и зёрен душистых трав.
*** в абхазских селениях для почётных гостей всегда забивают птицу или скотину; в обычные дни хозяева едят мясо очень редко, некоторые вообще не едят его.
