Это цитата сообщения дубыня Оригинальное сообщение
ПРАВЬ, ИРИЙ, МИР БОГОВ ИЛИ ОСТРОВ БУЯН? ЧАСТЬ 2
[показать]Вот что говорил о происхождении названия «Буян» А.Н.Афанасьев:
«Название «Буян» (от слова буй), принятое позднее за собственное имя, первоначально было не более как характеристический эпитет баснословного острова; в некоторых уездах доныне вместо «Буян-остров» произносят «Буевой остров»».
По словам А.Н.Афанасьева корень буй синонимичен корню яр.
«Ярый заключает в себе понятия: весенний, горячий, пылкий, раздражительный, страстный, плодородный, урожайный.
Понятие весеннего плодородия заключается и в слове буй: глагол буять (Оренбургская губерния) - вырастать, нежиться (...), а прилагательное буйный, когда говорят о нивах, лугах и лесах, служит для обозначения, что травы и деревья растут высоко, густо и обещают богатый урожай (...). Вообще же буйный (буявый) употребляется в смысле дерзкий, наглый, неистовый (яростный); буесть - удаль, отвага, буйная головушка - отважная, смелая, буйные ветры - бурные, стремительные... ».
Но если остров Буян по сути своей есть своеобразный «двигатель» мира, источник его жизни, то сущность и функции камня Алатыря абсолютно иные. Он представляет собой устойчивую и непоколебимую основу вселенной. Недаром в заговорах часто упоминается о крепости и вечности Алатыря. В подобном устройстве космоса есть определенная философская логика. Мир изменчив и непостоянен, он вечно находится в движении. Импульсом к этому движению, по заговорам, служит остров Буян. Но несмотря на свою изменчивость, вселенная вечна, постоянно изменяясь, она была, есть и будет. Залогом этой стабильности, по заговорам, и служит камень Алатырь.
В.В. Мильков замечает, что «В вариантах русских духовных стихов и особенно в отличающейся своей архаичностью заговорах «пуп морской» - «церковь соборная» эквивалентен «алатырь камню», или другими словами, мифологическому сакральному центру мира. Камень-алтарь находится в центре мировых вод и наделяется чудесными свойствами. Это одновременно и знаковый священный образ мира и его оберег».
Почему же Алатырь «бел-горюч»? Белый цвет, в противоположность черному, олицетворяет собой добро, свет и жизнь. М. Забылин отмечал, что под «горючим» камнем Алатырем подразумевается «светящийся». Это вполне возможно, но вероятно, также, что Алатырь - это камень не просто светящийся, а именно «горючий», горящий, то есть светящийся от того, что он горит, раскален до бела от горения. Стоит ли расценивать это как намек на связь Алатыря с огнем? Скорее, на связь с некой энергией, силой, олицетворением которой мог в древности служить огонь: «На море на Окиане есть бел-горюч камень Алатырь, никем неведомый; под тем камнем сокрыта сила могуча, и силы нет конца».
Итак, если сущность высшего мира - идея и двигатель жизни на земле, то, чтобы добиться чего-либо желаемого, древние славяне пытались при помощи заговоров, особой магической словесной формулы, воздействовать из своего мира на мир богов, с тем, чтобы изменить по своему усмотрению высший замысел, воздействовать через небесный мир на свой земной.
Рассмотрим теперь, как взгляды наших предков на пространственное устройство мира отразилось в их ритуальной практике. Обратимся к погребальной обрядности. Е.А. Демвденко была высказана мысль, что «в основе постройки могил лежали, вероятно, представления об устройстве мира». Мне кажется, что существует достаточно доказательств, позволяющих утверждать подобное. Взять, хотя бы обычай устанавливать на могиле камень или сажать дерево.
«Общефольклорный «камень» связан с определенным кругом устойчивых мотивов, которые отражают единый мировоззренческий комплекс, связанный с народными представлениями о смерти, о царстве мертвых. Характерное расположение дерева и камня рядом друг с другом, довольно часто встречающиеся в фольклоре, напоминают могилус надгробным камнем и деревом». Скорее, однако, именно устройство могил должно было копировать схему мироздания (или часть ее).
Еще А.А.Котляревский замечал, что древние бодричи «над прахом усопшего воздвигали из камней и земли огромный холм, его окружали правильными рядами торчащих камней, а на верху могилы полагали огромный камень». Конструкция, как видим, очень напоминает модель мира.
В.В.Седов приводит следующее описание языческого святилища в урочище Перынь под Новгородом. Оно, видимо, было посвящено Перуну, и в описании его устройства легко угадывается уже известная нам схема мироздания.
«Центральную часть святилища составляла приподнятая над окружающей поверхностью горизонтальная площадка в виде правильного круга диаметром 21 м., окруженная кольцевым рвом шириной до 7 м. и глубиной более 1 м.. Точно в центре круга раскопками выявлена яма от столба диаметром 0,6 м.. Здесь стоял деревянный идол Перуна, который, как сообщает летопись, в 988 г. Был срублен и сброшен в Волхов. Перед идолом находился жертвенник - круг, сложенный из булыжных камней. Ров, окружавший культовую площадку, представлял в плане не простое кольцо, а ободок в виде громадного цветка с восемью лепестками. Такую форму придавали ему восемь дугообразных выступов, расположенных правильно и симметрично. В каждом таком выступе на дне рва во время языческих праздников разжигали ритуальный костер».
В целом композиция очень напоминает остров Буян (или землю) центральный возвышенный круг, дуб-столб - идол Перуна и камень Алатырь - алтарь перед идолом. Это может быть подтверждением предполагаемой связи между камнем Алатырем и алтатем-жертвенником. Но связь эта, скорее, не лингвистическая, основанная на созвучии названий, а функциональная.
У нас нет оснований отрицать, что камень Алатырь славянской мифологической традиции мог служить и олицетворением высшего небесного алтаря. Присутствие алтаря-жертвенника на Буяне подтверждает и В.Н.Топоров. Видимо, цель этой ритуальной композиции - отобразить систему мирового устройства, скопировать ее, повторить сакральный высший мир на земле. Естественно, что подобные композиции играли роль святынь. Подобные святилища были обнаружены археологами и на Смоленщине, Псковщине, на Полесье и т.д. «В землях с сильно урезанным или каменисто-горным рельефом святилища сооружались на вершинах возвышений, часто занимающих господствующее положение на местности».
Что же касается деревьев на могилах, (возможно, как столб, идол, олицетворявших ось вселенной), то «мотив дерева явственно отражен в символике архаических славянских надгробий в форме дерева с распустившейся кроной или изображения его на средневековых надгробиях. Мотив дерева на могиле - один из распространеннеиших в устнопоэтическои и художественно-изобразителной традиции славян. В декоративном оформлении надгробных сооружений он проявляется в разных формах «процветших крестов», несущих на себе спускающиеся ветки дерева внутри креста и т.п. Мотив дерева на могиле устойчиво держится в обычае сажать на могиле дерево или куст».
В данном случае также интересен древний славянский обычай сжигания покойников в лодьях или лодках.
«Ибн-Фодлан описывает обряд сжигания покойников у руссов в лодке. Раскольники до сих пор не употребляют гробов, сколоченных из досок, а выдалбливают их из цельного дерева — точно так как делались в старину лодки; в прежнее время это было почти общим обычаем». Что означает этот обычай? Не предстоит ли покойнику в этой самой лодке пересечь небесное море-океан, чтобы попасть в царство душ, расположенное в высшем мире? В.Я.Петрухин утверждает, что ритуал погребения (сжигания) покойника в лодье, будучи характерным не только для славян, но и для скандинавов, «был лишь частью ритуально-мифологического комплекса, связанного с представления-ми о путешествии в лодке на тот свет и присущего как скандинавам, так и славянам, а также балтам».
Если учесть, что море представлялось славянам раскинувшимся вверху морем-океаном, то присутствие лодьи в погребальном обряде становится объяснимым. На том свете покойнику предстоит пересечь некие водные просторы. Умершего сжигали для того, ви-димо, чтобы он, как верили славяне-язычники, обратившись в дым, воззнесся на небо, вместе со сжигаемой лодьей, которая служила лишь средством фантастической переправы. Интересно, что ветер, раздувавший во время обряда пламя костра, считался у славян знаком небесной милости, поскольку способствовал скорейшему перемещению души на небо.
Вера в то, что мир мертвых отделен от мира живых некой водной преградой, нашла отражение и в народных поверьях, бытовавших в крестьянской среде в XIX веке.
«В Ярославской губернии думают, что на том свете будут перевозить покойника через неведомую реку (...).
Малорусы рассказывают, что где-то далеко за морем обитает блаженный народ навы (мертвецы); чтобы сообщить им радостную весть о светлом празднике Воскресения Христова и вместе с тем о весеннем обновлении природы, они бросают в реку скорлупу крашеных яиц, которая несясь по течению воды, приплывает к берегам навов в зеленый четверг, известный междупоселянами под именем навьского велика дня».
В произведениях древнерусской литературы также есть свидетельства, указывающие на то, что наши предки представляли загробный мир отделенным от мира человеческого, земного, некой водной преградой.
В апокрифе «Хождение Зосимы к Рахманам» герой попадает в некую чудесную страну блаженных Рахман перебравшись с помощью двух деревьев через реку. При этом страна Рахман явно напоминает христианский рай. В апокрифе «Хождение апостола Павла по мукам» говорится, что и «царство тьмы» и «град Христов» отделены от мира людей некими водными пространствами.
В слове «О всей твари» рассказывается, что четырехугольная земля плавает в неком океане, за пределами которого находятся рай и ад. В русских народных духовных стихах души умерших, чтобы попасть в рай или ад должны также преодолеть некую водную преграду. С этим поверьем связаны мотивы моста или переправы на том свете, известные многим народам. Они будут разобраны ниже на примерах русского фольклора. Таким образом, видимо, древнеязыческий обычай хоронить мертвых в лодье или лодке нашел свое отражение в этом поверье.
В данной связи можно вспомнить и апокриф «Хождение Агапия в рай», в свое время весьма распространенный в древнерусской книжности. «Агапий в долгом странствии пересекает различные неведомые места, непроходимые леса и достигает главной преграды — моря, которое пересекает на корабле, управляемом Христом и апостолами. На острове райское место дополнительно ограждено стенами, простирающимися до небес».
Сходный образ рая и в «Хождении Зосимы к Рахманам». Этот памятник получил на Руси распространение не позднее XIУ века. «В «Хождении» повествуется о том, как прославившийся отшельническими подвигами старец Зосима, преодолевая многочисленные земные преграды (пустыню, лютых зверей, бури, землетрясения), достигает непроходимой реки Евмасион (ср. с рекой - преградой: небезызвестным мифическим Стиксом). В апокрифе говорится о том, что рай окружала поднимавшаяся из вод облачная стена».
Интересные сведения для изучения нашей проблемы можно почерпнуть и в «Житии Макария Римского». «Оно совмещает в себе жизнеописание святого отшельника Макария, поселившегося в 20 поприщах от рая, со странствием трех иноков (Феофила, Сергия, Югина), пустившихся на поиски того места, где небо «прилижит к земле» (...). Находясь на ближайших подступах к раю, непосредственно достигнуть его пределов путешественники не смогли, но удостоились видеть чудную обитель во сне. Рай представился им в виде ледяной церкви, из-под алтаря которой струился белый как молоко источник бессмертия».
Общими чертами в описаниях рая в апокрифах можно считать: водную границу, отделяющую рай от остального мира, гору, стеклянную или облачную стену, расположение рая на Востоке. С одной стороны, апокрифические герои ищут рай в пределах земли, но все эти признаки указывают на его небесную сущность, описания его напоминают описания острова Буяна. А в самих заговорах упоминается некий сад, не райский ли? «...В восточной стороне есть зеленый сад...» .
«На двойственную природу апокрифического земного рая указывают следующие его признаки: - замечает В.В. Мильков, - водная граница, символизирующая в архаической культуре иной мир, гора, стеклянная или облачная стена, а также локализация их на Востоке соответствуют символическому обозначению верха (неба). Напомним, что рай апокрифические ходоки ищут там, где небо сходится с землей». «Переправа Агапия на корабле вызывает ассоциации с индоевропейскими представлениями о пути мертвых через мировой океан, или переправу через реку мертвых в лодке Харона (ср. также, широко распространенную традицию погребения в лодье и за водной преградой)». Можно заметить, что представления славян о «том свете» сходны спредставлениями других народов.
Таким образом, древнеславянский рай «выступает неким проницаемым пограничьм, образ которого сложился не без влияния языческих представлений об ином мире, и который совмещал в себе черты топографической достижимости и одновременно недоступности».
На основании данных заговоров мы можем предположить, каковы были эти языческие представления, повлиявшие на христианский образ рая, и убедиться, что влияние это было не просто значительным, а основополагающим. Черты топографической достижимости присущи и мифическому Буяну. Заговаривающий, описывая свои действия в заговоре достигает острова Буяна весьма обычным путем: «...стану, благословесь, пойду, перекрестесь, - из избы дверьми, из двора воротами, в чисто поле, в восточну сторону».
Вода в древних представлениях как граница обыденного, человеческого и иного миров - очень распространенный фольклорный элемент, основывающийся, очевидно, на одном из древнейших ритуально-мифологических архетипов. «При этом вода может служить медиативным пространством как при вертикальной (земля-хтонический мир), так и при горизонтальной (исток-устье, свой и чужой берега и т.п.) ориентации; к тому же в мифологическом и фольклорном сознании две эти системы могут частично или полностью совпадать».
Принимая во внимание это мнение, можно попытаться объяснить, почему в русском фольклоре высший мир (рай) представляется находящимся на небе, но достижимым земными путями. Все дело в водной преграде, которая, отделяя его от остального мира, представляла собой не только плоскостную, но и вертикальную границу. По небесным водам герои попадали в христианский рай, унаследовавший большинство своих характеристик от языческого остров Буяна.
Итак, Буян расположен на небе, в высшем мире. Но где же искать вход в подземное царство? Если высший мир — это мир блага, добра и закона-правила, то мир подземный, его антагонист - мир зла и беззакония. Недаром навьи — вышедшие из могил покойники («нечистые» или чужие мертвецы) представлялись злобными и вредоносными существами. Часто в заговорах встречаются сюжеты, когда нечистой силе приказывается вернуться туда, откуда пришла.
Откуда же по заговорам она является, где ее месть? «Отойди в темное царство, где солнце не светит», «...ступайте вы в болота, в глубокие озера», «...и поди в свое место, где был и куда тебя Господь Бог, Иисус Христос послал и где тебе велел жить; в бездну преисподнюю», «...в грязи текучей, в болоте останьтесь». Видимо, по народным поверьям, «грязи да болота» считались входом в «бездну преисподнюю», обиталище злобных, вредоносных сил.
Образы моря-океана, острова Буяна и камня Алатыря, берущие начало в славянской языческой мифологии и сохранившиеся в русской культуре до XIX века и далее, занимают особое место в заговорах. Именно заговоры дают нам возможность восстановить, пусть даже предположительно, роль этих образов в системе славянского языческого мировоззрения, ставшего основой русской духовной культуры.
С языческих времен тексты заговоров не столько изменялись, сколько разрастались, расширялись из-за наслоения на образы языческие образов христианских. Поскольку многими исследователями заговор рассматривается как особым образом закодированный миф-творение, миф об устройстве мира, то именно «насыщенность заговоров мифологическими мотивами делает их ценным источником для реконструкции древней славянской культуры» , а также для понимания основополагающих моментов русской культуры более поздних периодов, в частности русской народной духовной культуры XIX века.
Заговоры нельзя рассматривать в отрыве от других фольклорных источников ( сказок, обрядов, легенд и т.д.). Их совместный анализ и позволяет воссоздать общую возможную картину мироздания такой, какой она виделась создателям заговорных текстов в древности и какой сохранилась в народной среде до XIX века. Не отрицая тесной взаимосвязи фольклорных жанров между собой, следует все же заметить, что выяснение языческих мотивов в системе русской народной духовной культуры XIX века тесно связано со сложной и многослойной темой язычества древних славян.
В этой теме больше предположений и догадок, чем научно доказанных выводов. И сделанные мной предположения о смысле образов моря-океана, острова Буяна и камня Алатыря не претендуют на истину в последней инстанции: это всего лишь одно из возможных толкований художественно-религиозных представлений наших предков, попытка восполнить пробел в изучении русской народной духовной культуры.
Славянское язычество, как известно, - это выражение народного мировосприятия, а народные заговоры — один из самых важных и информативных источников для изучения народной культуры. Народные крестьянские воззрения XIX века уходят своими корнями в глубокую древность, и выяснение тысячелетних исконных основ народного мировоззрения - одна из насущных задач современной исторической науки.
Исследователи XIX - XX веков довольно широко использовали в качестве источников для реконструкции язычества древних славян мифы, предания и сказки. Заговоры же, в силу своей жанровой специфики, привлекались в гораздо меньшей степени. Поэтому и выяснение архаичных мотивов в системе русской народной духовной культуры XIX века важно не только как стремление познать через нее первобытность, но и как один из путей понимания общей культуры народа и системы его художественного мышления.
Заговорные образы моря-океана, острова Буян, камня Алатыря, мирового дерева дают нам возможность составить представление о том, как наши предки видели пространственное устройство мира. Пространство и время, являясь фундаментальными определителями и формами бытия, задают исходные ориентации, на основе которых строится любая картина мира. Естественно. Что и древние славяне не стали исключением из этого правила.
Пространственное устройство мира легло в основу мифотворчества славян и их мифической картины мира. Основа мифа - это, видимо, творение мирового пространства и законов его существования. «Универсальные понятия пространства и времени, будучи связаны между собой, в каждой культуре образуют определенную «модель мира» - тот образец, канву в соответствии с которой люди воспринимают и оценивают действительность и строят в своем сознании образ мира в котором живут».
ДМИТРИЕВА Е. Н . ЯЗЫЧЕСКИЕ МОТИВЫ В СИСТЕМЕ РУССКОЙ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ XIX ВЕКА.