Вот вспомнила о чудном
Лукьяненко. А за что я его, собственно, так полюбила? Ведь не за высокоморальных персонажей. И уж точно не за новизну миров. Полюбила я его за крайне аппетитные описания процесса распития спиртных напитков. То есть, всё остальное очень хорошо или просто хорошо. А вот про выпивку Лукьяненко пишет вдохновляющее.
Вот момент был такой в «Лабиринте отражений». Сидит Стрелок на улице в ресторанчике и глинтвейн ароматный прихлёбывает.
Выходим к реке. Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьется стая каких-то крупных птиц - не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над обрывом - столик, на нем стоят бутылки джина, тоника и "Абсолют-пеппера". Еще никелированный термос, в нем, я знаю, глинтвейн. Вкусный, с корицей, ванилью, мускатным орехом, перцем, кориандром. Три плетеных стула. Садимся рядом, смотрим на реку.
Красиво.
Белая пена на камнях, холодный ветер, полный бокал в руке, сизые тучи, клубящиеся над головой. Завтра наверняка пойдет снег. Но в виртуальности не бывает "завтра".
- Хотел бы я знать,- делаю глоток,- откуда взята эта река.
- Места красивее не видал я в своей жизни...- странным тоном произносит оборотень.
Вот так всегда. У каждого свои ассоциации и аналогии. Для Романа явно этот пейзаж что-то означает. Для меня - просто красивое место.
- Ты здесь бывал?
- В какой-то мере.
Интересно.
- Что это за птицы, Роман?
- Гарпии,- не глядя отвечает он. Хлоп - и его стакан пуст.
Но он все равно не пьянеет.
Как я ненавижу тайну, которая окружает нас. Мы боимся друг друга. Мы боимся всего.
- А погода приятная,- бросаю наугад.
- Снежное нынче лето...- говорит оборотень. И смотрит на меня с иронией. Он узнает эту местность. Она отзывается чем-то в его душе.
Мне не дано узнать, чем именно.
Наливаю себе глинтвейна в тяжелую керамическую чашу. Вдыхаю аромат. Снежное лето? Пускай. Нет ничего лучше плохой погоды.
Я по прочтении (а как раз в эту же пору года читала) месяца два осваивала рецептуру приготовления. Благо вино своё, домашнее – полный погреб. Потом Гиннес пили долго. Пока он про Оболонь не написал. Разорительный для бюджета этот Лукьяненко.
Или это я латентный алкоголик?
Описание пития для русского человека однозначно является фактором, придающим неоспоримую достоверность написанному. При этом обязательным условием является также описание последствий пития в виде бодуна и утренней помятой хмурости.
(а Хабенский молодец…и особенно прекрасен в похмелье).
Но что до общей достоверности произведений, так тут нет равных
Олегу Игоревичу Дивову. У него герои не только небритые хроники, милые сердцам миллионов. Они в нужный момент и обосраться от страха могут (в Ночном смотрящем).
Зверь приподнялся на задних лапах и неспешно, будто в замедленной съемке - видимо, настолько у человека обострилось восприятие, - начал валиться вниз. Лузгин прикинул возможную траекторию, шевельнул стволом, чтобы встретить им зверя в нижней точке полета...
И тут сообразил, что у него пять выстрелов в магазине и ни одного в патроннике. С утра перезаряжал, потом не было повода дослать патрон, а дальше Лузгин окосел, задумался... Забыл.
Рука лежала на цевье помповухи -- а где ей быть еще? Движение вперед-назад заняло бы четверть секунды максимум.
Зверь прыгнул.
Лузгин обосрался.
*****
Увесистая туша ухнула в сеть, потеряла равновесие и с хрустом вломилась в гнилые доски пола. Вспыхнули лампы. Четверо мужиков, пинком распахнув ворота, бросились на улицу, затягивая горловину кошеля. Остальные подскочили к бьющейся в сети фигуре и принялись исступленно молотить ее прикладами, а кто похитрее да посмелее -- заранее припасенным металлоломом.
Сквозь невообразимый гвалт прорвался оглушительный рык, и тут же - отвратительный вой.
Лузгин, держа обеими руками брюки, выскочил со двора и скрылся за углом, взяв курс на водонапорную башню, к знакомому с детства крану, откуда всегда текло.
Мало того, что он провалил ответственную задачу стороннего наблюдателя, еще и ружье бросил.
И на дальнейшую судьбу зверя Лузгину сейчас было категорически наплевать.
Хотя, судя по доносящимся со двора звукам, стоило бы этим озаботиться.
Там кое-кого забивали -- ой, не как кабанчика из анекдота, а конкретно, до состояния домашней колбасы. Мясо в кишки заколачивали.
Испытывая жуткий стыд и почему-то редкостное облегчение, Лузгин добежал до крана, разделся, отмылся, кое-как вычистил штаны, трусы зашвырнул в ночь, прикурил сигарету и постарался успокоиться. Его трясло. Надо было немедленно возвращаться, но делать этого не хотелось совершенно, и сил хватило лишь на
то, чтобы пойти назад раздумчивым неспешным шагом.
На совхозном дворе блеяло, мычало, выло -- и смачно, с оттягом, било твердым по твердому, но живому.
Материлось еще. Радостно, звонко, душевно, как обычно русский крестьянин восхищается собственной работой, которую сделал хорошо.
Сам двор со стороны выглядел фантастически -- длинное грязно-белое здание, из которого вверх уходит даже не столб, а параллелепипед электрического света.
И били там, и били -- и били, и били.
-- Рррр-а-а-а!!! -- кричал зверь почти человеческим голосом. -
А-а-а!!! У-у-у!!! Гррр... Ы-ы-ы!!!
Судя по всему, он уже на отдельные удары не реагировал, а просто орал в предсмертной тоске. Потому что когда тебя забивают, в некий момент приходит осознание -- забивают к чертям собачьим, или поразвлекутся да бросят. Зверь, похоже, решил, что уж его-то, ясен пень, на хрен забьют.
-- А ты бы раньше подумал! -- грозно заявил Лузгин, появляясь в воротах эдаким героем-победителем: руки в карманах, сигарета к губе прилипла.
Заявил, глянул на зверя, и опешил.
Желудок прыгнул к самому горлу. Сигарета выпала изо рта. Лузгин поперхнулся, закашлялся...
Его стошнило.
Ну или хотя бы понос их разберёт на нервной почве.(Мышки-кошки)
— Ну, болтает нас! — пробормотал второй пилот, ворочая рукоятки. —Не, бортач, ты видишь, как болтает?
— Чего сразу я? — обиделся бортинженер. — Я, например, говорил. И в журнал занес. Так прямо и написал: полировка дюз реверсивной тяги — отсутствует. Съело полировку из-за нестабильного выхлопа. Командир, а командир…
Разрешите отлучиться на минутку. Что-то у меня в скафандре опять дефекатор барахлит.
— Тоже, наверное, полировку съело, — с деланным сочувствием в голосе предположил второй пилот. — Нестабильным выхлопом.
— Так я выйду, командир? До гальюна и обратно.
— А там продувка уже работает? — Командир даже от обзорного экрана оторвался, чтобы удивленно поглядеть на бортача. — Я и не заметил, что ты ее
чинил.
— Да она и не ломалась… — Бортач тоже изобразил на лице удивление. — Когда это ломалась продувка? Клапан заедает, так я вам говорил, держать надо клапан, и все.
— Чем держать?
— Э-э… Рукой, командир. Левую руку заводите за спину, нащупываете клапан и держите его крепко. И испражняетесь себе на здоровье. Нет, ну можно пассатижи, конечно, приспособить. Накинете на клапан, а потом, когда сядете, прямо спиной и зажмете их. Только помните, что сразу вставать нельзя. Если сразу вскочите, клапан выбьет, и снова весь гальюн до потолка зальет…
— Я бы тоже кое-кому с удовольствием клапан выбил, — сообщил пилот.
Командир молча разглядывал бортача, словно прикидывая, где у того находится подходящий для выбивания клапан.
— Шеф, я же с двигла не сниму эту хреновину, — убедительно сказал бортач.
— А больше нигде?..
— Только на двигле, в системе охлаждения есть похожий клапан. То есть не похожий, а гораздо лучше. Но он как раз в прошлом месяце ломался, и я ставил запасной. Я говорил же вам. И в журнал занес. Так прямо и написал — запас клапанов системы охлаждения исчерпан. Да и система, в общем, тоже не очень. Промывать надо. Командир, а командир, ну разрешите выйти?
— Вообще, это не по инструкции, — мстительно сказал командир. — На проводке амебы к точке захвата экипаж корабля-приманки должен постоянно находиться в скафандрах…
— Да я только задницу отстегну, и все!
— Ох, поймает тебя однажды гальюнный… — пообещал командир. — Ладно, дуй. И назад можешь особенно не спешить. Все равно от тебя никакого толку.
Нытик.
Отчего-то умиротворяет. Особенно после героических фэнтэзи, где герой три дня верхом на драконе летит над морем (или героиня в атласном платье?), а потом весь свежий и прекрасный – прям на бал…
Принцессы не какают…
Мда… Простите, увлеклась о наболевшем.
А хотелось всего лишь сказать: до Дня рождения 3 дня. Пора нырять в погреб и покупать корицу ;)