Многогранность города бесконечна, мы всегда ищём здесь спасение, хотя чаще пытаемся сбежать отсюда, чтобы глубоко в душе мечтать о возвращение. Таинство его притяжения непонятна, но бесспорно сильна, ведь всё что связано с нашими самыми сокровенными воспоминаниями он бережно хранит, напоминая нам периодичностью своих пейзажей. Держит ли он нас лишь воспоминаниями – отнюдь, но это бесспорно один из важнейших элементов нашей тайной городской тоски. Город наш, мы дети урбана, мы его исчадья, коверкающие и создающие всё более и более вычурные мотивы проспектов, увеличивая его безалаберностью жилых массивов и кропотливо собирая частички старины для более весомого колорита. Мы вправе менять его, создавая, совершенствуя, и он терпит, для нас, для будущих выводов и дальнейшего прогресса. Он живёт, помогая нам поддерживать его, заставляя творить и править, подобно микроорганизмам. Он любит нас, и, пробуя хоть отчасти оценить его характер, я стыдливо заминаюсь, так как не считаю, за собой права оценить столь монументальное творение человеческого властолюбия. Но и не попытаться поставить свою субъективную печать на монолите воспоминаний, я так же не имею права…

 

Лёгкий, невесомый, таящий в себе секреты Город, захватывает любого мимолетного гостя. Простота восприятия и гармоничность архитектурных решений, обостряют чувство доброй печали, заставляя наивно улыбаться, и, сглатывая комок, подступающий к горлу, радоваться окружающей беспечности! Но, стоит приблизиться  вечерним сумеркам, беспечность сменятся торжественностью, заставляя замирать, утопая в мягком свете фонарей, шагая по параллелям которых, и вдыхая аромат пришедшего с сумерками воздуха, пьянеть от счастья, впитывая частички его индивидуального совершенства. За несколько часов до полуночи, когда пробки уже ослабили своё давление на центральные улицы, когда усталые последние горожане расходятся по своим сонным лощинам, уступая место гуляющим, тогда в очередной раз меняется город, освобождая лёгкой рукой времени холст для раздумий, наблюдений и неограниченного пространства для вдохновения, обволакивая умиротворённостью и истомой спокойствия. Позже, когда Город совершенно замирает, можно почувствовать его дыхание, особенно осенью. Развилки набережной усыпанной золотом листвы, изгибы скамеек подобно стражам, стоящим год от года на своих местах, рябь тёмной воды под изящной резьбой перил, тени ив и их тонкие замученные погодой ветви, купающиеся в своих ледяных отражениях. Здесь тишина, тишина обязывающая творить, тишина обязывающая мечтать, тишина обязывающая обещать и клясться, тишина обязывающая жить, нежно любя Город.

 

Отдаляясь от центра и присущему ему благородству, на пути встречаются каменные коробки многоэтажек, с математической точностью врезающиеся в тверди города. Именно они истинные хранители сна, именно здесь человеческая любовь преступает границу брака, сохраняя чистоту и искренность, дремля и трепетно окружая теплом, своих подопечных. Сюда отступают потоки работающих горожан, освобождая центр, забирая остатки спешки и живости, скрупулёзно впитывая и защищая. После и здесь можно почувствовать дыхание Города, схожее с дыхание тысячей людей спящих в Его объятьях. Дыхание здесь тревожное, город беспокоиться, город ждёт ночи, чтобы полностью освободить для неё все остатки дня, старательно набирая силы.

Он один, он одинок в своей исключительности, в своей роли для нас, в своих мотивах и явлениях. И чтобы не случилось, куда не несли меня бурные потоки жизни, я всё равно, хотя бы в мыслях буду здесь, буду его постоянной живой составляющей.