Собирала по просьбе издателя все свои стихи. Подняла и старые, детские, и новые. Даже три штуки дописала и многие переделала. Удивлялась, сколько из написанного в 15-16 лет об отношениях сбылось до последней точки в последующие десять лет. Удивлялась, сколько стихотворений о снах. Об одних и тех же снах, об одном и том же человеке. Даже испытывала трудность, как бы все эти "сны" по-разному обозвать. Всего набралось больше трехсот. Таких, которые показывать не стыдно, конечно, меньше - 220 где-то.

В сентябре наконец-то стала лауреатом поэтического конкурса и счастливой обладательницей второй в жизни собственной вазы, да еще с соответствующей надписью. Фестиваль "Город дружбы приглашает". Победа неожиданная, но, мне кажется, заслуженная. Очень давно этого хотела, и наконец-то получилось.

А перед предыдущим фестом, "Время Визбора", у меня началась полоса другого стиля. Какого-то более отрывистого, более взрослого, с уклоном в верлибр. Перестала писать целиком по наитию, начала больше редактировать и переделывать. Другим поэтам нравится, а я все боюсь, что это настроение иссякнет. Сама чувствую, что хорошо получается, как раз так, как я и хотела бы писать. Собственно, началось вот с этого стихо:

Она подписывает манифесты, петиции,
Третий год скрывается от полиции,
Ей надо за ночь успеть сродниться
С тремястами своими лицами.
Она питается прелой ячкой,
Ловит пули, в грязном подвале лежит в горячке.
А он сразу бежит в больницу
При самой пустяшной болячке.
Она читает грядущую конституцию,
Сводки, памфлеты, технические инструкции,
Он - Достоевского, Бунина, "Двери в лето",
А еще "Выращивание настурций".
Он встречает ее на чердачной лестнице,
Aнгел-хранитель в ужасе: он плачет, стонет и крестится,
С этих пор его плавная жизнь
Грубо бьется на дни и месяцы.
Она подолгу с ним не выдерживает,
Надевает свой камуфляж, берется за прежнее.
Он в окно ей кричит "вернись",
А она ему "отстань, не задерживай!".
Он не знает, где ее носит, жива ли и прочее.
Она приходит, лезет в тайник, скрывается той же ночью.
У подъезда напротив мелькает тень
Подозрительного рабочего.
Ему давно уже ясно, чем все это кончится.
Она оставит его несчастным, разбитым и обесточенным
Но он все еще любит тот день,
Когда нарушилось одиночество.

Потом было это под конкурс "Одна маленькая свеча":

Я запуталась, Господи,
В тяжАх и противовесах,
В случайных исходах, системах подсчета шансов,
В твоем сонме архангелов, духов и мелких бесов,
В перекрестьях маршрутов, в мельканьи полночных станций.

Я почти что поверила в горькую, меткую справедливость,
Но судьба не владеет искусством пауз.
Даже после всего, что уже случилось,
Я таких не ждала от нее каверз.

Я — твоя шестеренка в громоздкой машине мира,
Вот разгадка моих траекторий и столкновений.
Я держу эту мысль на весу — наподобие балансира,
Просто чтоб не свихнуться в одно из таких мгновений.

И это, навеянное болезнью бабушки более десяти лет назад (онкология, но в итоге все благополучно) и недавним знакомством с интересной девушкой-врачом во время путешествия в Венгрию и Австрию:

Удушающий фьюжн хлорки и мандарин...
Посмотри, там остался в блистере анальгин?
Я взяла себе новое имя - дожить бы до именин,
Поменяла цветной потолок на белый и циферки на двери.

Мне нет дела, мягка ли подушка, горяч ли чай.
Я касаюсь твоей руки, глажу верхнюю часть плеча.
Раньше я бы кричала "Держи меня! Выручай!",
А теперь сдалась на милость господа и врача.

А теперь хотелось бы просто встать,
Дотащиться до поворота, где виноград.
У меня за спиною койка, а не кровать,
В коридоре лампочки не горят.

Мы ездили к бабушке в больницу всю осень. Недалеко от въезда был фонарь, полностью оплетенный диким виноградом. Такой противоречиво красивый. Оттуда и образ.