– Что, не спится?

– Не-а.

Она лениво выровнялась и, обхватив колени руками, чтобы теплее, умостилась поудобнее, после чего попросила у меня вторую книгу, ту, которая была про индейцев.

Улыбнувшись, я протянула ей томик, однако и читала она недолго.

Что-то явно не давало ей покоя и, в конце концов, она закрыла роман и отложила его.

Я невольно обернулась на нее, глядя, как она застыла в углу и теперь смотрела в пустоту взглядом, высеченным из камня –  человек, которого я, возможно, никогда больше не увижу. Которого, возможно, через неделю уже совсем не будет. И который, скорее всего, знает об этом.

О чем же она думала в тот момент?

– Арака...

– Что?

– А у тебя когда-нибудь была мечта?

Она изумленно изогнула бровь.

– Отчего же была? Она и есть. 

– А что ты будешь делать, когда она сбудется?

– Она не сбудется, Руби. Ведь на то она и мечта.

Я нахмурилась.

– Глупости какие! Мечты должны сбываться, иначе зачем они тогда нужны?

– Хех, хороший вопрос, – кажется, она даже улыбнулась. – Чтобы освещать нам путь. Давать свет тогда, когда кроме них вокруг не останется света. И для этого им вовсе не обязательно воплощаться в жизнь.

– Как-то грустно это звучит, не находишь?

– Может быть.
Но мы все бредем, по сути, наощупь, вслепую и никогда не знаем наперед.
И смысл он ведь не в том, чтобы, в конце концов, дойти до определенной цели, а в самом пути, понимаешь?

– А разве это не бессмысленный путь, если он тебя никуда не приводит?

– А что, если эта твоя конечная цель окажется недостижима?
Посмотри проще: все наши мечты – по своей природе иллюзии. Они существуют только в нашей голове и только благодаря нам.

И это мы даем им право на жизнь своей верой, а потом верим в ни так, будто бы это они дают право на жизнь нам.

 

Я пожала плечами и почему-то вдруг вспомнила того своего соседа, чинившего свою старую машину, и искренне верившего, что однажды она заведется. Интересно, чем все в итоге закончилось?

– То есть ты думаешь, что наш смысл в том, чтобы просто жить, как можно дольше? 

– Нет, Руби, я так не думаю, – она вдруг посмотрела на меня пристальным взглядом, и впервые за все это время я смогла рассмотреть ее глаза так близко: зеленые, грустные, манящие своей глубиной:

– Я думаю, что наш смысл в том, что мы не одни. И пока мы не одни в этом мире, всегда есть за что бороться. Даже когда мы кого-то теряем, это не повод сдаваться.

 

Она запрокинула голову к потолку, словно бы сейчас что-то там определенно ища среди этого абстрактного рисунка сырых грязных пятен.

– Знаешь, всякий раз, когда мне казалось, что жить мне теперь больше не зачем, и никого не оставалось рядом, я представляла,
что однажды выйду на улицу и вдруг найду там бездомного щенка, голодного и слабого.
Для которого я единственный шанс на спасение.

И если я сейчас умру, то он тоже умрет, только вот разница в том: что у меня есть право выбора, а у него нет, понимаешь? Живи ради этого щенка, – говорила я себе и снова делала вдох.

– И как, помогало?

– Как видишь.

– Тогда почему ты теперь сдаешься? Ведь ты же сдаешься, разве нет? Вернуться в 13-й сейчас – это фактически подписать себе приговор на смерть.

Она ничего не ответила. Впрочем, я и не ждала от нее ответа. Все и так было понятно, без слов. Я невольно придвинулась ближе.

 

– Но ты же сама сказала, что вся суть в том, что мы ничего не знаем наперед. И вот ты говоришь, что у нас разные истории. Но на самом деле я двигаюсь вперед по той же самой при-чине, почему и ты направляешься обратно: потому что терять мне нечего!

 

В тот момент в моем взгляде читался вызов, и когда Арака подняла на меня глаза, они встретились с моими с яркой вспышкой.

Как два поезда, налетевшие друг на друга на огромной скорости. И нас тут же оттолкнуло ударной волной.

– Так почему бы тогда не рискнуть напоследок? – добавила я тише.

– Рискнуть в чем?

– Ну...

Я вдруг смолкла, растерявшись на пустом месте, и за секунду все то, что я хотела сказать дальше мгновенно застряло в горле. Арака уловила мое замешательство, поэтому переспрашивать не стала, покорно дождавшись, пока я соберусь.

В конце концов, я сделала глубокий вдох и выпалила, преисполненная решимости:

– А поехали вместе!

Кажется, она не особо удивилась.

– В 115-й?!

– Угу.

– Хм. Но зачем?

– Ну, там и поймем. По ходу дела. Не может быть, чтобы чего-то да не поняли!

– Честно говоря, я устала, Руби. Устала от всех этих дорог.

Ну вот, что и требовалось доказать. Конечно же, она не согласится.

– Так поспи, отдохни. Чего проснулась-то, в самом деле? – попыталась подбодрить я, но кажется, она лишь восприняла мои слова как иронию.

– Может быть.

– Может быть, что?

Но она больше ничего не ответила, лишь только улыбнулась: непринужденно и странно, и отвернулась к стене, словно бы посчитав на том диалог завершенным.

Пускай и многоточием, но тем не менее, ее жест выглядел достаточно убедительно, чтобы я поняла: настаивать не стоит.

Она завернулась в толстый шарф и сползла в положение полулежа, видимо, решив-таки последовать моему совету.

А я снова взяла в руки книгу, но едва начала читать, как спустя пару абзацев поняла, что весь текст, а вместе с ним и смысл его, сейчас ускользает куда-то мимо, не касаясь моих мыслей.

И тогда я закрыла роман.

 

Дождь с новой силой забарабанил по стеклам, словно бы хотел вылить  все свои запасы, чтобы больше ни капли не оставалось, и он смог с чистой совестью отправиться в отпуск аж до самой весны.

Я оглянулась в мутное заплаканное окно, за которым бродила осиротевшая ночь, черная и непроглядная.
Где-то там, посреди спящей степи, она искала заблудшего путника, чтобы разделить с ним свое затянутое тучами одиночество, уже много лет не видевшая звезд.

 

Никто так и не понял меня сполна.
Никто из всех тех многих и разных, повстречавшихся мне на пути. Они слушали меня, смотрели в мои глаза, но всем им казалось, что та буря внутри порождена лишь суетой, такой же, как и у многих, родившейся от переизбытка свободного времени.

 

Им всем было не понять, что я ищу, потому что никто из них не знал, что же именно я потеряла. И кто бы мог подумать, что, в конце концов, я найду это на старой автостанции, далеко за чертой ярких сверкающих огней больших городов, у ровного горизонта...
Там, где сходятся в одну точку все линии бесконечных дорог.

 

А утром вышло солнце.

Первый раз за последние несколько месяцев.

Оно прорвалось сквозь плотные серые тучи, разогнав их прочь, словно провинившихся детей по углам, открыв взору высокий искрящийся синий купол.

Я проснулась от того, что Арака, что было силы, тормошила меня за плечо, крича мне прямо на ухо:

– Вставай, Руби, вставай! Солнце!

 

Я с трудом открыла глаза и, часто заморгав, уставилась прямо перед собой. И действительно: сквозь дальнее окно, прямо через весь зал по замурзанному полу пробегал яркий переливающийся луч, и от него вокруг было так светло, как никогда не бывает даже от самых мощных ламп.

В самом зале сейчас не было ни души: люди, все до единого, побросав свои вещи, выбежали наружу и теперь неустанно фотографировали голубое небо.

 

– Иди сюда, Руби, – шепотом сказала мне Арака и за локоть отвела меня в сторону, едва только мы вышли на улицу. – Ты только посмотри, кого я нашла!

Оглядевшись по сторонам, она аккуратно расстегнула куртку, и из-за пазухи высунулся любопытный влажный нос.

Я отшатнулась.

– Не знаю, можно ли тут с собакой или нет, поэтому на всякий случай спрятала. И откуда он только тут взялся? Я на рассвете, значит, вышла, а он сидит за углом: мокрый и дрожит. Как назовем его, а?

Признаться, на какой-то момент я оторопела, не зная, то и сказать.

После чего нерешительно, словно бы чего-то боясь, запустила руку под ее куртку, где тут же зашевелился теплый мохнатый комок, принявшись тыкаться мне в ладонь.

Постепенно я сама не заметила, как расплылась в улыбке.

– Ну, привет, лохматый. Поедешь с нами? Это, конечно, будет непросто, но что-то мне подсказывает, что мы справимся...

 

Щенок едва слышно тявкнул и поднял на меня свои большие круглые глаза-бусины, будто бы демонстрируя, что трудности его не пугали.

Он бодро лизнул мою ладонь.

 

Посвящается Ленке
апрель, 2015