начала смотреть "13 причин почему". 
Мне посоветовал его водитель в одну из наших поездок из Киева в Минск, а может быть обратно. И странное дело: обычно я игнорирую подобные намерения, ограничившись вежливым кивком, а тут и вправду начала смотреть. Сама не знаю, почему.

К жанру про школу\проблемы\жизнь-боль я отношусь никак. Ну, то есть ни хорошо и ни плохо. зависит от конкретного примера.
Этот я по глупости начала смотреть с последней серии. Не сразу даже поняла. Точнее, до последнего думала, что так и надо: ну там интрига, обратный порядок действий, пока не обратила внимание на название. Так что уже с самого начала я знала, чем все закончится и к чему идет. Впрочем, начать его с конца было бы в их случае не самым плохим ходом. События и так переплетаются одно с другим: до\после\до-до\после-после... и так далее.


Не могу сказать, что сериал ну вот прям затянул. Местами. он как раз-таки весьма затянут. Но почему-то я все еще о нем думаю. Досматриваю серию и думаю о том, что неплохо было бы в любое свободное время посмтреть еще одну. Я обычно вообще не смотрю сериалы, оправдываясь тем, что у меня нет на это времени, но теперь я отлично организовалась совмещать это дело с чем-нибудь другим. И с удивлением обнаружила что серия чего-нибудь в день, в мой распорядок отлично вписывается.

Суть действий в том, что одна девушка сделала то, о чем говорят\думают\мечтают практически все подростки: покончила с собой. Только не шутки ради, а совсем серьезно, то есть насмерть. Ну и вся история вращается вокруг того, почему же она это сделала. Причины пока что весьма банальны с точки зрения среднестатистического серьезного взрослого человека, ну например, меня. Но при этом прошло еще не так много лет, чтобы я забыла о том, чем же тревожилась моя голова десять лет назад.
Одним словом, в утрированности проблем в сериале на самом деле мало что утрировано.
И задумавшись об этом, я вдруг поняла: обоже вот оно! Вот оно то, чего я никак не могла понять подростком: как взрослые могут забывать? А, оказывается могут. И даже забывают. А потом судят своих детей с позиции себя нынешнего и возмущаются, почему это вдруг между ними рухнул контакт.

Мне стало интересно, чтобы говорили обо мне, реши я вдруг свести счеты с жизнью. И если бы это вдруг сделал какой-то мой друг, то что бы он написал обо мне, оставь он такие же как в сериале кассеты. Сколькие люди вокруг могут приписать меня к причинам своего самоубийства? 
(гипотетически, разумеется)
И это сейчас мне кажется, что что в этом такого: ну узнаю я, как кто-то обиделся что я ему не перезвонила, ну и че? Это сейчас я могу позволить себе не переживать за тылы, потому что знаю, что там все чисто, убрано и свободно для посещения. Но в мои семнадцать моя репутация была далеко не так безукоризненна.
Мы были в силу возраста коварны, жестоки и вероломны. Это не шутки, и даже не ирония. Мир семнадцатилетних людей действительно очень суровый мир, намного суровее взрослого. У взрослых все уже вроде бы понятнее. Острота накала приутихает, Восторг обрастает скептицизмом. Все чаще посторяется "ай, ну и ладно". Но тогда все действительно воспринималось наголо, без защиты. Нам хотелось бури и мы создавали бурю. Нам хотелось чтобы все вокруг было сложно, запутанно, с интригами, потому что нам казалось, что именно так и живут взрослые. И нам хотелось поскорее стать взрослыми. 
Разве могли мы знать, что взрослые уже не заливаются пивом с водкой, не танцуют в клубах, совокупляются со всеми подряд, что взрослые, напротив, при любой возможности стараются нырнуть под пледик, включить сериальчик и покушать тортик.
Но тогда мы бы не поверили. Тогда действительно было такое время, когда друзей врагов делили столь кардинально, когда слухи и сплетни были повсюду, как сети, и что особо запутавшись, можно было действительно пожелать себе смерти.
И, честно говоря, я и сама не раз об этом подумывала.

Так что, как вижу, никакой глупости. Все реально. Подростки действительно подумывают об "умереть".
И я слукавлю, если скажу, что именно здравомыслие, а не простой страх остановили тогда меня. 
С семнадцати лет, можно сказать, я была сама себе предоставлена. Не скажу, что меня бросили в бурное море на произвол судьбы, но в чем-то это именно так и было. До того времени меня держали в суровых рамках запретов и наказаний, а потом просто перестали. Не припомню, чтобы с тех пор моя мать действительно в чем-то твердо мне возразила. Сейчас мне кажется, что именно тогда она стала понемногу бояться меня. Она знала о всех моих заносах, она это видела, но упорно делала вид, будто бы не замечает. 
Она находила в моей сумке сигареты и ничего мне не говорила, она знала, что я злоупотребляю алкоголем, но ей было просто достаточно спросить меня "а ты хорошо себя ведешь?", услышать в ответ "да", и успокоить свой долг.
Ей нужна была собственная версия происходящего, и кажется, ее совсем не волновало, что эта выдуманная легенда не соответствует действительности. Действительность отрицалась так явно, что в определенный момент я попросту перестала с ней считаться. Достаточно было просто сказать: мама, я хорошая девочка, и я знала, что этого будет достаточно.

Почему она в определенный момент отвернулась от меня, я не знаю. Точнее, догадываюсь, но правды я никогда и не узнаю. Впрочем, остались в прошлом и мои попытки ее узнать. 
Отец и вовсе о моей жизни не знает ровным счетом ничего. Последнее, чем он интересовался, это: выучила ли я законы аэродинамики, где-то там, в седьмом классе. Потом понял, что физиком я не стану, и забил на все остальное. 
Не удивлюсь, если он и вовсе не помнит, сколько мне лет.

Это я, собственно, к тому, что постепенно как никогда ясно понимаю эту важность участия взрослого в жизни подростка. Особенно в самые важные годы становления личности, так сказать. И хотя мне повезло, и данного от природы сознания хватило, чтобы постепенно встать на ноги и принять правильный вектор. Но как именно это произошло, и как мне это в итоге удалось, я до сих пор до конца не понимаю. Наверное, мне попросту повезло с окружением. Во всех смыслах.
Сейчас я смотрю на прошлое без каких-либо эмоций. Я люблю о нем говорить, вспоминать, но при этом оно не вызывает внутри ни единого отзыва. Еще не так давно мне еще было обидно, страшно, больно, но теперь нет. Обидно только вот за то самое свободное плавание, за потерянное время. Но я не могла его не потерять. Это правда. Я попросту не знала, куда мне плыть, поэтому гребла бездумно, то в одну сторону, то в другую. 

Почему взрослые так часто попросту не делают того, чего по определению ждут от взрослых люди помладше. Это ведь кажется таким очевидным: ты рожаешь детей, ты принимаешь ответственность, ты должен их подготовить. Не запрещать все подряд и не реализовать свои спящие амбиции и комплексы, а просто рассказать, зачем что-либо нужно. Рассказать и предоставить выбор.
По крайней мере, он у отпрыска появится.
И если он сознательно захочет плыть не в ту сторону, что ж. Не надо тащить его обратно за шкирку в насиженную лодку. Пусть себе плывет. Но как же важно ему все-таки знать, что в случае чего у него есть компас и спасительный жилет.

Все чаще думаю о том, что я, пожалуй, хотела бы помогать таким сбившемся с пути. Не потому что я что-то поняла или знаю, а просто потому что вместе людям намного проще разбираться с ситуацией, нежели одному. И чем больший потенциал скрыт в человеке, тем сложнее ему, как ни странно, просить о помощи. Но это не значит, что она ему не нужна. Просто он не может.
И пока он еще не понимает, что без взаимодействия никуда, очень важно просто дать ему ощущение, что хотя бы он не один. 
И что нет ничего постыдного в том, что ему бывает страшно\волнительно\одиноко.
Что нет ничего постыдного в том, что в семнадцать хочется умереть от любви, что хочется спасать мир или же его уничтожить. Что куда важнее, что о тебе говорят друзья, чем то, что ты реально думаешь. Мы все ведь были страх как уязвимы перед окружающими. зависимы от мнения, подвластны влиянию.
Всем нам делали больно, каждого человека хотя бы раз предавали, били в спину. 

Но что-то я не припомню, чтобы нам говорили, что это не страшно. Чтобы нам объяснили, как нужно реагировать, чем что чревато. 
Вокруг было столько людей. И все они называли себя нашими учителями. Но на деле, им не было до нас никакого дела. Они лишь фыркали скептически, глядя на наши, как им казалось, глупые переживания, и, в лучшем случае, не трогали вовсе, а в худшем взывали к нашей совести, будто бы мы действительно делали что-то постыдное. (ладно, делали, но как раз об этом нам никто ничего не говорил, вот же парадокс)
Нас тыкали чувствами, мечтами, надеждами, доверием...
Будто бы в том, чтобы чувствовать все в стократ ярче есть что-то особенно скверное.

Да нет в этом ничего. Это лишь период. И, если мы не хотим превратиться в тех, кого сами презирали, нужно всегда об этом помнить. Вообще важно все помнить: кто мы, откуда и как стали тем, кем стали.
отрицать совершенные ошибки это почти что одно и то же, что обесценивать опыт, полученный, благодаря им.

Как же забавно-печально сейчас осознавать, обернувшись в прошлое, что из нас хотели воспитать идеальных индивидуумов те, кто на деле был весьма далек от идеала. Но вместо того, чтобы объяснить нам, что это вообще по природе невозможно, они вытачивали в нас комплекс несоответствия. А затем долго и долго повторяли, что мы стали примером их самого большого разочарования. От нас требовали того, чего они сами бы никогда не смогли сделать.

Забавно то, что теперь это ясно, как дважды два.
Печально то, что осознали это в итоге не все.

_____________________________________
Минутка философской ностальгии окончена. 
Можно идти дальше.