За временем следили двое: я и тот другой, который всегда стоял за спиной и лишь мерно хихикал, когда что-то снова шло не так. Я не оборачиваюсь, но знаю, что он смотрит. Как всегда. Ощущаю его присутствие затылком, но продолжаю так же сосредоточенно стучать по клавишам, будто бы ничего не замечаю.
На этот раз я обязательно его разочарую, - думалось мне. Он только потянет уголки губ в злорадной ухмылке, а я возьму и совершу невозможное. Возьму и доведу до конца. Одержу победу над чем-то большим, чем его обидная реакция. 
И после этого я больше никогда его не услышу. Не услышу этого смеха. Тонкого, рвущегося на такты, по возрастающей. 

Когда мне было чуточку поменьше, словно бы целую вечность назад, я любила бродить по этому же городу и представлять, как я такая самостоятельная и взрослая позволяю себе жить, как те женщины из романов Януша Вишневского: гордые, немного грустные и неизменно запивающие свою драму хорошим французским красным. Но тогда я смотрелась в этой роли весьма неубедительно. Я даже сама себе не верила, когда снова и снова фантазировала себе тот интерьер, то самое вино и главную причину драмы. 
но вот теперь я плавно приблизилась к тому самому периоду, когда мысленное идет в ровень с возможностями. И если не забывать иногда радоваться простым мелочам, то в целом, я невероятно счастлива. Что в написанную однажды сказку я теперь нырнула с головой. 

А денег, впрочем, как не было, так и нет