Это цитата сообщения Мастер_Бо Оригинальное сообщение

ТАК НАГЛО: АНЕЧКА


ПЕРВЫЙ КОНЦЕРТ..

Октябрьским утром 1978 года к всеобщему удивлению и радости первоклассников 1В Н-ской школы No.6, занятия были отменены, и, выстроив первоклассников в ряды, учителя всех трёх первых классов представили детей перед завучем Марком Захаровичем.

Завуч прошёлся перед сотней с хвостиком слегка взволнованных и запуганных ребятишек и гневно посмотрел на учителей. «Почему они не все со значками?»

Валентина Семёновна, училка 1В виновато пожала плечами. «На прошлой неделе половина отсутствовала из-за гриппа, не успели принять».

“Принять сейчас же!» - гавкнул Марк Захарович, и послал Раису Ильиничну, училку 1А в учительскую за значками.

Марк Захарыч взял у неё из рук значки, и в пол-голоса, явно только для учителей буркнул: «Какое безобразие, какой позор, идти на генеральную репетицию концерта для РАЙСОВЕТа без октябрятских значков! Никогда ещё Шестая школа так не позорилась перед РАЙИСПОЛКОМом и ГОРОНО!»

Потом уже громче, для учеников, заорал. «Уважаемые товарищи первоклассники! Сегодня, для вас самый важный день в вашей жизни, вы стали на светлую дорогу Коммунизма и Партии, вы взойдёте на первую ступень, вступив в ряды Октябрят СССР! Вот ваши знаки отличия!»

Завуч дал горсть значков Валентине Семёновне, Раисе Ильиничне и Елене Владимировне (из 1Б). Те в спешке кое-как нацепили значки на лацканы пиджаков и на лямки фартуков воодушевлённых детей

“Фуф, слава Богу!”, - сказал Марк Захарыч и машинально перекрестился.

Моросил лёгкий осенний дождик, частый гость низин Н-ска. Юные Октябрята первых А, Б и В классов дождя не боялись, да ещё и умудрялись, маршируя шеренгами в Дом Культуры, обляпать друг друга водой из луж, рискуя запачкать школьную форму и вызвать негодование учителей, а затем и родителей.

Детей ввели в новый ДК. Коридоры блестели вымытыми стёклами, натёртыми серебряными перилами, а паркетные полы фойе приятно пахли сосновой смолой и скрипели под каждым шагом.

Их выстроили у каждого из входов в актовый зал, и Валентина Семёновна объяснила: «Как только откроются двери, и заиграет музыка, вы войдёте в зал, до самой середины каждого прохода, и начнёте махать цветами и шариками в воздухе. Нет, сейчас вам ещё шариков не дадут. В день концерта - дадут. Не знаю я - можно ли будет шарики оставить себе, скорее всего - да. Рабинович, не дерись со Шлякманом, я поставлю тебе двойку! Ну, что, готовы?»

Дети дружно закивали головами и закричали «Да!».

Дверь открылась нескоро. Oказывается, в зале был генеральный прогон праздничного концерта.

Внезапно, двери распахнулись, заиграл и запел марш Юных Нахимовцев. Дети осторожно заглядывали в зал, и семенили к центру проходов шеренгами. В зале их дожидались директор школы, председатель ГОРОНО и ещё какие-то очень важные люди, которые участвовали в проверке концерта.

“Так пошли дети, дети пошли, пошли дети…» - гремел гнусавый голос главного режиссёра ДК Алика в громкоговорителях. «Дети идут, идут, встали... Таки встали!!! Боже мой, где их учителя!? Дети должны встать с музыкой! Музыка стоп! Хорошо! Теперь будет речь Секретаря Горкома… Заканчивается речь и в конце: «Юные Октябрята, к служению Партии готовы?»

Учительница быстро и громко прошептала «Всегда готовы!»

Дети проорали «Всегда готовы!» и замахали невидимыми цветами и шарами.

“Отбой, пройдено!”- продолжил голос… «Детей назад в школу! Чтобы завтра все были тут в 16.00 в парадной форме! Приготовиться военному оркестру! Как, они на улице разыгрываются? Вы что, сошли с ума? Изя, они думают, что они САМИ будут играть! Фонограмма, пошла фонограмма, оркестр быстро с улицы и на сцену! С инструментами или без, на сцену!..»

Пока в зале царила неразбериха, несколько Октябрят рванулись на пустую сцену и начали на ней орать и плясать. Одна маленькая девочка из 1В, кружилась в центре ярко-освещённой сцены, ослепленная волшебным светом рамп и прожекторов, и думала, что быть на сцене это то самое-самое большое удовольствие, которое может быть в жизни.

Девочка захотела стать великой танцовщицей, певицей или еще кем угодно, лишь бы она могла быть на сцене как можно дольше и чаще… Её стянули со сцены силой, и пообещали поставить двойку.

Этой девочкой была я.


ОТ СЛОВА «ХУДО»

Когда меня спрашивали, кем я хочу быть, до семи лет, я отвечала «Xудожницей». «Художницей, от слова «худо»», шутил Папа, часто при гостях, чем вызывал всеобщий смех и умиление. Я была худая как смерть (так говорила Маман). Тем не менее, я была гордостью отца и его протеже. С раннего возраста он учил меня декламировать на табуретке и с выражением "глупостные" или смешные стишки типа «Я уйду в свою обиду» или «Кто накакал в мой горшок». Также у меня был хороший голос, и отец, часто ставил меня на табуретку и просил спеть очередную недетскую песенку под его семиструнку. «Жил да был один король» и «Гори-гори моя звезда» шли на-ура. Играл и пел отец сам неплохо, и когда после девяти вечера детей гнали спать, сам угощал гостей часами бардовской песни, а иногда даже пересказанными монологами Райкина и Жванецкого.

О чём мы? Да! О мечтах…

После того самого Октябрського дня, я говорила гостям, что хочу стать артисткой. Никто мне не перечил, пытаясь меня убедить в том, что быть артистом - это много работы, занятий и лет учёбы. Все по-прежнему умилялись, и добродушно смеялись над моими детскими амбициями.

«Будешь музыкантом, Илоночка, слух у тебя есть, чувство ритма тоже, так что пойдёшь в музыкальную школу. Нет, не на «фоно», и не на скрипке, будешь играть на кларнете как твой прадед Лейб, он был клезмером, и что это такое совсем не важно».

На кларнет в музыкалку брали только с четвёртого класса. До того времени отец отдал меня в кружок рисования в Дом Пионеров, хотя я хотела пойти в Детскую Театральную Студию «Голубой Щенок» при ДК, хоть на пару лет до музыкалки…

Я хотела стать актрисой. Ну, хорошо, каюсь, это была не театральная студия, а детский кукольный театр, и ставили они только три спектакля из года-в-год, но, тем не менее, я стремилась туда попасть, так как не считала себя хуже Анечки.


СЁСТРЫ-МАТЕРИ

Так получилось, что в нашем семействе было всего две девочки, я и Анечка. Анечка была на 5 лет старше, и хоть по возрасту была мне как старшая сестра (троюродная выходит), официально была моей тётей. Дедушкин брат Сеня, решивший после долгих лет скитаний осесть в Н-ские 15 лет назад с третьей женой Фаиной, имел с ней двоих детей - дядю Сашу и тётю Аню. Мы с братом играли с ними без церемоний, как со сверстниками, ибо Сашка был младше нас с братом, а Анечка не на много старше. Те дни, что я провела с Анечкой, в охоте на бабочек в её просторном дворе, книги, которые читала она мне вслух - одни из самых светлых воспоминаний моего детства.

Причём здесь Анечка?

Так вот, Анечка, невесть как попавшая в студию «Голубой Щенок» играла там во всех спектаклях в основном составе или дублёром. Я не понимала как она, совершенно бездарная, не умеющая декламировать и управлять куклами, там выступает вообще… Я ей завидовала жутко, просила отца отвести меня туда на вступительный конкурс, но упрямый отец уже был настроен сделать из меня кларнетистку, и не желал даже слушать ни о чем другом.

“Ходи уже пока в рисовалку, там мой друг Идель Йоныч сделает из тебя… человека”

Рисовалка мне нравилась… За три года я познакомилась с массой детворы разных возрастов и прослоек. Два раза в неделю я рисовала, как настоящие художники, на досках и на мольбертах, научилась затачивать карандаши и работать с углем, красками и пастелью… Хоть пару моих работ и ушли на городской конкурс, сердце моё томилось и плакало по Голубому Щенку, и каждый семейный сабантуй я не отставала от Анечки с расспросами об её актёрской карьере и её театральных буднях.

В четвёртом я поступила в музыкалку, забыла о своей обиде на мир, на папу, на Анечку и на саму себя, и вплотную занялась музыкой.

Семейные сабантуи стали редкостью. Анечку я видела всё реже и реже. Однажды, когда я была в седьмом классе и проводила воскресенье у бабушки Eнты, которая приходилась Анечке тёткой, я опять абсолютно случайно встретилась с ней.

Та удивила меня своим взрослым видом. Она была одета в красивую блузку, юбку, а на ногах у неё были очень стильные капроновые чулки. Она выглядела такой привлекательной и взрослой! Я опять ей позавидовала…

Голубой Щенок для Анечки канул в прошлое, она поступила в Н-ский Монтажный Техникум, и была отличницей третьего курса, тянущей на красный диплом. Ах, как я ей завидовала, хотя перспектива учёбы в Н-ске меня лично, мягко говоря, не привлекала.

Наверное, я своим развивающимся женским нутром воспринимала Анечку как соперницу. Она была в совершенно другой категории, взрослой и практически самостоятельной. Я решила, что очень скоро стану такой сама, и на Анечку мне стало глубоко наплевать..


МОЯ СЦЕНА

Ещё до поступления в училище я познала вкус большой сцены. Отец сколотил из моих однокашников и родственников крепкий диксиленд, и мы прилично покатались по республиканским джазовым фестивалям. Детский диксиленд с девушкой кларнетисткой создавал фурор, и мы неоднократно открывали программы многодневных джазовых тусовок...

Сцена больше не пьянила меня, скорее вызывала нервозность, к которой я никогда не могла привыкнуть. Музучилище предоставило другую платформу, новые сцены и новые жанры. Я играла в духовом, в симфоническом, и в камерном, играла соло, и даже на показательных уроках. Да, это было всё здорово, но не было изначального шарма сцены, который я познала в то уже далёкое Октябрьское утро.

Хотя нет, было несколько капустников, соревнований, где я танцевала, пела или декламировала. Те редкие выступления приносили мне… истинную радость.

В Н-ск я возвращалась всё реже и реже, ограничиваясь только летними каникулами, которые старалась проводить вне родительского дома, среди бывших однокашников и новых знакомых, на вылазках в походы и поездках на курорты дикарём.

Изредка я оставалась с мамой на кухне, и курила с ней до трёх ночи, отправив отца с братом на боковую. Маман иногда позволяла себе рассказать что-то из её прошлого, или что-то новое для меня о родственниках или деятелях города. Однажды разговор зашёл об Анечке.

“Как она?" - спросила я

“Как, ты не знаешь? Дядя Сеня же был у вас прошлой зимой, когда ходил в Израильское консульство"

"Да он был у нас в общаге, ночевал, но ничего не сказал"

"Ай-ай-ай… " - сказала Мать и затянулась. "Анечка вышла замуж на последнем курсе Монтажного, муж её, не еврей, конечно, сильно пил, бил её и обижал бедную. Ведь подумать только… золотая медаль, красный диплом, перспективное распределение…. И всё в жопу... Она таки потом заболела какой-то женской болезнью, наверное хотела забеременеть... да померла"

«Как умерла??? В 25? Сколько ей было?»

"Да, царствие ей небесное" - мне показалось, что мать, не смотря на свою непричастность к христианству, хотела осенить себя знамением.

Я потом долго курила и молчала, думая о себе, оценивая свою короткую, но, уже, чертовски насыщенную жизнь, исполнительскую карьеру, и злую детскую зависть к Анечке, совершенно несправедливую по отношению к ней… к моей старшей нелюбимой сестре.

Я сожалела, что мы с ней не стали настоящими сёстрами, или хотя бы просто друзьями. Хотя, чему было суждено - того не миновать. Она бы всё-таки, как многие советские отличницы, неправильно вышла бы замуж, её бы бил муж, и она всё равно бы умерла от своей женской болезни…

Именно потому, что мы с ней были чужими, я не очень горевала о ней и о тех отношениях, которые у нас с ней так и не удались.

Но моя неразделённая любовь к сцене, к театру, и Голубой Щенок всегда находятся в моих воспоминаниях рядом с образом Анечки… Анечки, в капроновых чулках, Анечки в костюме феи после очередного спектакля Голубого Щенка, Анечки, бегающей со мной за бабочками, и обнимающей меня, когда я упала на асфальт и расшибла коленку…

Прощай, Анечка!.. Ты не знаешь этого, но я тебя очень любила, просто может быть… издалека.



17 Июня 2010г
Канкун, Барсело Мая, Мексика.