После собрания Айзен пришел к нему. На губах владыки играла улыбка, белые одежды безупречны, движения отточены и спокойны.
Гримджау не хотел открывать ему дверь.
Риатсу Айзена-самы тщательно скрыто, не более чем мягкий намек на силу, скрытую в этой белой фигуре.
Гримджау открыл дверь.
Еще когда новорожденный Арранкар впервые открыл глаза, в его память врезался этот почти светящийся образ.
Айзен Соуске – Бог арранкаров.
- Я пришел проведать тебя. – Эта открытая улыбка, этот мягкий взгляд.
Гримджау опустил глаза.
- Ну-ну, не стоит стесняться. – Ладонь владыки легла ему на плечо. Там где не было руки. Пальцы хозяина прошлись по шее вверх, эти мягкие глаза засветились интересом. Искренним, неподдельным.
Его единственная рука непроизвольно сжалась в кулак.
- Расслабься. – Полупросьба-полуприказ. Губы Айзена…Айзена-самы, совсем рядом с ухом, так близко, что теплое дыхание обжигает кожу.
Это совсем не трудно. Сначала расслабляются пальцы, медленно, один за другим, потом раскрывается ладонь. Рука безвольно повисает вдоль тела.
Тело кажется чужим, словно сломанная кукла. И выглядит так же.
- Разденься.
Гримджау одной рукой неловко стягивает куртку, развязывает пояс, спускает хакама, переступает.
Отворачивается.
Ладони ложатся ему на плечи, умелые пальцы медленно следуют по позвоночнику вниз. Доходят до дыры. Замирают.
Гримджау молчит.
Потом подбородок хозяина ложится ему на плечо, и карие глаза с интересом следят, как проходит сквозь арранкара рука. Не прикосновение, нет, просто насквозь. Айзену…-саме нравится просто видеть это. Это кажется ему необычным.
Гримджау стоит молча. Это первый раз, когда кто-то прикоснулся к нему не потому что хотел причинить боль.
Когда душа слишком долго остается в мире живых, неспособная прийти в сообщество душ, она начинает медленно превращаться в холлоу. Не более чем бледная тень самой себя, невидимая и неслышная для прежде близких людей.
Ты пустое место.
И медленно, капля за каплей. Нет никого, кто сказал бы тебе, что ты – это все еще ты.
Капля за каплей, ты уже не ты.
Ты просто пустое место.
Для всех вокруг. Никто не видит тебя. Никто не слышит тебя.
Ты – пустой.
Этот голод, голод по самому себе, каким ты был прежде. Голод по тому чтобы быть.
Став арранкаром, Гримджау почти забыл этот голод.
И сейчас руки хозяина заставили его вспомнить.
Это было так мерзко… Зато очень наглядно.
Ты пуст. Ты ничего не значишь, тебя нет.
Айзен-сама иногда дотрагивался до других арранкаров. Прикасался к волосам Улкиорры, приобнимал Халибель за талию. Он делал это не задумываясь, неосознанно. Гримджау не понимал этого, он никогда не улавливал смысла того, чтобы дотрагиваться до кого-то другого.
Впрочем, Айзен-сама никогда и не дотрагивался до него. Гримджау не был его любимчиком.
Он был одним большим НЕ. Не самый сильный, не самый красивый, не самый верный, не самый умный.
Иногда, Гримджау думал, если это так, то зачем его создали?
Пальцы хозяина погладили внутренние стены дыры. Гримджау дернулся. Молча.
Он бы отдал вторую руку, чтобы избавится от этого невыносимого прикосновения внутри.
Но он не просил, не вырывался, не издавал ни звука.
- Ты такой красивый, – прошептал Айзен…Айзен-сама.
Его руки не были грубы. Так обращаются с дорогой куклой.
Покалеченный Гримджау был ему интересен. Интереснее, чем здоровый.
Он подвел арранкара к постели. Мягко заставил лечь, разделся.
Арранкар молча раздвинул ноги. Он не смотрел на хозяина. Он смотрел в потолок.
Потолок был белым.
Его хозяин не был жесток, Гримджау почти не было больно. Айзен-сама не торопился.
Сегодня Арранкар понял, посмотрел в эти мягкие карие глаза и понял, что для их владыки они не более чем предметы. Пронумерованные вещи, любимые и не очень. Полезные, интересные, занятные…игрушки.
Даже занудный и помешанный на справедливости Тоусен был кем-то.
А Гримджау не был. Он был предметом. Вещью.
Даже не самой любимой вещью.

Айзен-сама ушел несколько часов спустя. Гримджау тяжело поднялся. Поплелся в ванную. Не дошел до душа, сполз на пол, прислонившись спиной к прохладной стене.
Закрыл глаза, рука непроизвольно сжалась в кулак, его затрясло.
Тихий шорох шагов заставил его приподнять голову.
В дверях стоял Улкиорра.
Гримджау отвернулся. Он не хотел его видеть.
Когда тонкие руки обвились вокруг его шеи, Гримджау вздрогнул.
Улкиорра сидел рядом с ним, прижимался к нему.
Гримджау со всхлипом втянул в себя воздух. Уткнулся лицом в макушку чет-вертого.
Улкиорра не шевелился.
Гримджау не шевелился.
Две вещи на одной полке.