- О, черт… Все, хватит с меня. Достало!!!
Я с грохотом захлопнул книгу (отчего та недовольно забурчала), шмякнул ее на стол и откинулся на спинку кресла. С пару секунд рассматривал потолок, потом устало закрыл глаза и помассировал виски. Комната ответила на мой крик тишиной. Хорошо, что рядом никого не было, а то понабежали бы – что с тобой, что на тебя нашло… Не нужно этого сейчас. Особенно мне. Да и, если честно, вряд ли я бы позволил себе такие бурные проявления эмоций, если бы рядом кто-то был. Но найти еще не поздним вечером кого-то в комнате для занятий – это надо постараться. Кроме, пожалуй, Гермионы; однако сегодня она изменила своей привычке и отправилась в библиотеку, и судя по тому, как у нее бегали глаза и краснели щеки, отправилась она туда не только за книгами. Так что я сидел в одиночестве, как проклятый, готовясь к завтрашним занятиям. Оно и к лучшему.
Ах да, простите, я забыл представиться. Гарри Поттер. Вы наверняка слышали обо мне. Да, слухи и сплетни распространяются у нас не хуже, чем у магглов, беспроводной телеграф и сарафанное радио работают как часы. Хуже всего то, что за этими слухами и сплетнями редко у кого-то есть желание рассматривать правду. А то, что есть на самом деле, лишь в малой степени совпадает с наветами – так же как совпадают книга и фильм, снятый по ее «мотивам»: зачастую от книги остаются только имена героев. Так и от меня осталось одно имя – Гарри Поттер. Хорошо, хоть это у меня не отняли. Хотя иногда мне кажется, что лучше бы и его заменили, - меньше было бы хлопот у меня.
Что? Вас интересует, что же есть правда? Пожалуйста. Начнем с того, что я – не великий волшебник. Я – тот, кто должен был быть великим волшебником, а это, заметьте, не одно и то же. Должен быть. Тот-Кому-Предназначено-Быть-Великим-Волшебником. Но это далеко не значит, что я им являюсь. Не удивляйтесь. Я предупреждал, что правда мало похожа на то, что вы слышали. Нет, поначалу все действительно предвещало мне большое будущее, но… Жизнь – жестокая штука, знаете ли. Мне стукнуло шестнадцать, а это, да будет вам известно, возраст так называемой Ломки. Это возраст, когда сила волшебника крепнет настолько, что она становится самостоятельной единицей, и с ней необходимо налаживать уже сознательный, а не интуитивный контакт. Большинство период Ломки проходят безболезненно, а мне вот не повезло – не состыковался я с силой, не слушается она меня. Какие-то мелочи делать могу, а что-то большее, чем починка очков, у меня выходит вкривь и вкось. Все равно, что колдовать сломанной палочкой, никогда не знаешь, что получится. Дамблдор сам на себя не похожий ходил первые дни, когда узнал, что со мной, все преподаватели носились со мной как с писаной торбой. Но сделать так ничего и не смогли. Моя сила и я живем порознь. За год я к этому привык, привык к тому, что заклинания у меня вечно путаются между собой, котлы взрываются, книги, для чтения которых нужна сила, даже не открываются; что за моей спиной слышится вечный ехидный шепоток; что преподаватели относятся ко мне даже не как к одному из многих учеников, нет – как к объекту непременного презрения. Что может быть хуже, кто может быть более жалок, чем волшебник, который не в состоянии контролировать собственную силу? По мнению магического сообщества, никто.
Я раскрыл глаза, еще немного понаблюдал за потолком, как будто с ним могло что-то случиться, потом перевел взгляд на стол. От вида книг в глазах замелькали мушки тошноты, и я решил, что нужно сделать перерыв. Последний год я не вылезаю из-за книг, и не только потому, что надеюсь найти способ приручить силу, - хотя и поэтому тоже. Я все еще держусь на более-менее достойных оценках и не подвожу факультет – только потому, что зубрю учебники хуже Гермионы. Теория, изобилующая обходными путями заклинаний, помогает вывести практику на приемлемый уровень даже при учете практически неподвластной силы. Один я знаю – да Мерлин, пожалуй, тоже в курсе – чего мне это стоит. Утешает только то, что учиться осталось не так долго. О времени после школы я и вовсе предпочитаю не думать. Кому же хочется думать о пропасти, в которую срываются рельсы, по которым ты едешь?
Я встал из кресла, нагнулся вперед-назад, разминая затекшую от долгого сидения спину, и подошел к окну. За окном шумел дождь, застилая все вокруг влажным серым туманом. В последнее время я очень полюбил дождь. Не знаю, почему. Иногда мне кажется, что он живой; вот и сейчас я помедлил и кивнул ему, как старому приятелю при мимолетной встрече. Что? Да, вы правы, обычно такое случается от одиночества. Одинок ли я? Не знаю. Не задумывался об этом как-то. Некогда задумываться. Но… все может быть; может быть, вы и правы. Что? Друзья? Хм… Похоже, вы повелись на очередной миф о Гарри Потере. Миф о неразлучном трио – Гарри, Гермиона, Рон. Что ж, повестись нетрудно; я сам очень долго в это искренне верил. До шестнадцати лет.
Да, дружба и впрямь была. Но не настолько крепкая, как вы предполагаете. Потому что крепкая дружба по приказу в природе не существует. Почему по приказу? Потому что Рон и Гермиона были назначены в друзья будущему великому волшебнику Дамблодором. Ведь и Рон, и Гермиона старше меня на год (слухи, кстати, об этом, как правило, умалчивают); Гермиона должна была на деле натаскивать меня в учебе, а Рону отводилась роль проводника по Хогвардсу. Оба, надо отметить, выполняли свои функции превосходно: пожалуй, именно от Гермионы я набрался несвойственной мне усидчивости, благодаря которой я еще держусь в ранге волшебника, а от Рона – знанию Хогвардса, благодаря которому я способен переходить из помещения в помещения незаметно для чужих глаз. Последнее должно было помочь мне, если вдруг Волан-де-Морт нагрянет по мою душу. Помогло, кстати, при его последнем визите. Он меня так и не нашел. Запутался в лабиринтах. Что, не верится? Ну да, вам же наплели, что Волан-де-Морт – воплощение абсолютного зла. Не верьте. Абсолютного зла не существует, так же, как и абсолютного добра. На самом деле Волан-де-Морт – гений. Но, как у всех гениев, у него страшные сдвиги в голове, однако, замечу, построенные на железной логике. Он гениальный волшебник, он смог слиться со своей силой в одно единое целое – такого еще не удавалось никому. Естественно, его все боятся. Тем более, что он действительно представляет огромную угрозу и магическому, и маггловскому обществу, и его действительно нужно остановить. Но как остановить ракету с ядерной боеголовкой? Правильно. Средствами ПВО, то есть – взорвать ее такой же ракетой-перехватчиком в воздухе, пока она еще не долетела до цели. В роли ракеты-перехватчика должен был выступать я, но вот незадача – в последний момент перехватчик растерял весь свой боезаряд…
Я сложил руки на груди, поправил очки, выпрямился. Дождь за окнами усилился и стал мелкой сыпью проникать сквозь неплотные оконные рамы, оседал на очки, но я их не вытирал. Знаете, иногда я даже радуюсь, что не смог поладить с силой. Особенно, когда я представляю, что меня ждало в будущем. Целью моей жизни должен был быть поединок в Риддлом, и, собственно, никто и не ждал, что я после него останусь живым. Уже – радужная перспектива. А что было бы, победи я Риддла и выживи? Кому я был бы нужен? Что бы я делал? Пережить цель своей жизни – это надо умудриться. Я встречал тех, кому довелось это сделать. Таких страшных глаз я не видел ни у кого. Дементоры? Хо! У них есть хоть какие-то желания. А представьте человека, который безразличен ко всему, чьи глаза – воплощенная пустота и инертность? О нет, таким я быть не хочу. И не буду, спасибо моей непокорной силе.
Я усмехнулся сам себе, снял очки, протер их платком и надел снова. Задумчиво посмотрел в дождь. Хм… А заманчиво… Там сейчас никого нет, на квиддичной площадке пусто – кто же в дождь тренируется? Разве что такой неприкаянный, как я. Пойти?
Завтра доклад по ЗОТС. И два задания по зельям. И… И еще…
А там дождь. Холодный ветер, продувающий до костей и бросающий капли в лицо. Серая мгла, шелест дождя и никого на сто метров кругом…
Пойти?
Пробили часы. Я улыбнулся. А гори оно все синим пламенем, и доклад, и задания! До полуночи времени много, заночую здесь, в кресле. Не впервой.
Я отошел от окна, большим кругом обошел кресло и стол с книгами и направился в свою комнату за метлой. Слава Мерлину, там никого не оказалось. Взяв метлу, ту самую, что подарил крестный, и оставив в комнате мантию – в ней ужасно неудобно летать, чтоб вы знали, - я поскорее покинул эту опасную зону и рванулся к выходу из школы – навстречу дождю.

Первое, что я сделал, когда вышел на площадку для квиддича, - снял очки. Снял и аккуратно сложил в карман рубашки, чтобы не потерять. Мир сразу стал более расплывчатым, неясным и темным – хотя сквозь сплошную завесу дождя и человеку с нормальным зрением было бы трудно что-либо рассмотреть. Я же оказался совсем слепым. Ну что ж. За это я и люблю дождь.
Мало кто знает, что я летаю по ощущениям, а не при помощи зрения. Это даже не слух, а именно ощущение – я просто знаю, где земля и насколько она далеко, знаю, где расположены препятствия, никогда не теряю ориентации. Я понятия не имею, что это такое, да и никто не имеет. Может быть, дар, а может – простая забава природы. Но так или иначе, а каждый раз, когда я летаю в одиночестве, я закрываю глаза.
В отличие от силы, метла меня слушалась с полуслова. Я оседлал ее, но прежде, чем взлететь, завязал глаза платком – чтобы не оставлять возможности зрению вмешаться. Секунду повисел в воздухе, запрокинув голову и подставляя лицо сильным, мощным потокам дождя. А потом – взлетел…
Принято считать, что я обожаю квиддич. Я давно перестал против этого возражать – все равно бесполезно. Глупцы. Они не понимают, что я люблю не квиддич, а полет. Полет в дождь, в ветер, в ураган, против всех сил стихий и с ними заодно – это лучшее, что я когда-либо испытывал в жизни. Свобода. Бесконечность. Сила. Мощь. Бездумье. Я становлюсь частью бушующей стихии, я крушу все законы и правила, я забываю обо всем – в том числе и о том, что я кому-то что-то должен. Я ничего не должен, я подчиняюсь только себе и воле ветра. Это настолько сильное, настолько мощное, пьянящее ощущение, что даже Патронус – одно из немногих доступных мне до сих пор сильных заклинаний – изменил свою форму: олень остался в прошлом, теперь мой защитник – смерч и дождь, каждая капля которого – острый кинжал. Я вообще замечаю, что сильно изменился. А точнее – я перестал походить на отца. Я перестал быть молодой копией Джеймса Поттера, которой суждено пойти по тому же пути. Я стал самим собой, я стал Гарри – сам по себе, ни от кого и ни для кого. Слившийся с ветром и дождем…
Ветер игрался со мной и завывал кругом, норовил закружить и выбить из рук метлу, дождь плетями бил по лицу, по рукам, плечам, спине, ручейками бежал под мокрой одеждой. Я лег на метлу, прижавшись к ней грудью, и бросился вниз – навстречу дразнившему меня ветру. Вниз, вниз, вниз, в глубокое пике, без страха – лишь с кипением азарта в крови… Вниз, вниз, закручиваясь штопором, будто желая вкрутиться в землю – и в полуметре от нее резко вздернуть метлу, затормозив и сбросив тучу дождевых брызг. С лихим свистом, вцепившись в рукоять, взмыть отвесно вверх – к самым небесам, к туману вязких дождевых облаков, а затем кинуться по диагонали, вертясь тройной бочкой. Встать, зависнуть наконец параллельно земле, как должен, и ухнуть в мертвую петлю, и в еще одну, и еще… И снова войти в пике, снова остановиться в полуметре и полететь на бешеной скорости прямо вперед, едва не касаясь земли коленями; в сантиметре от стены взмыть верх параллельно ей, описать несколько кругов вокруг башен и вернуться на площадку, захлебываясь счастьем и дождем, сжимая рукоять метлы онемевшими от холода пальцами и отчаянно свистя, соревнуясь громкостью с ветром…
Не знаю, сколько прошло времени в этой бешеной игре со стихией. Я опустился на землю, только ощутив, что дождь кончается. Ветер почти стих, дождь поредел, и я решил, что больше мне, пожалуй, делать нечего – тем более, что я умудрился за этот полет измотать даже метлу, не то что себя. Я опустился на небольшой кусок травы рядом с площадкой, положил метлу и сам шлепнулся рядом с ней, раскинув руки и подставляя лицо последним каплям дождя. Трава была не то что мокрой – какой-то водянистой, будто лежал в болоте, мокрая одежда облепила тело, отяжелев от влаги, онемевшие руки и ноги отказывались слушаться, а я… А я был счастлив. Я лежал и улыбался небу, поливавшему меня остатками дождя, улыбался тучам, которые, я знал, уже начали расходиться, дырявясь просветами ночного звездного неба, улыбался ветру, который, в последний раз бросив вверх и мне на лицо мои волосы, умчался прочь. Счастье, счастье билось внутри, колотилось в ребра, комом подкатывало к горлу, грозя вырваться криком-стоном, слезами к глазам, и я кусал губы, сдерживая его, - чтобы не отпустить, не выпустить из себя к кому-то другому…
Я лежал до тех пор, пока спина не отмерзла окончательно и в голову не закралась интересная мысль о том, что еще минута на земле – и я схвачу воспаление легких. Это мое сознание, которое, видимо, не поспевало за мной во время полета, догнало меня и вернуло уже в переносном смысле на землю. Вслед за этой мыслью сознание деловито напомнило про завтрашний день. Я выругался сквозь зубы и медленно сел. Поводил плечами, сбрасывая оцепенение, встал и встряхнулся с головы до ног, разбрасывая брызги. Мокрые волосы залепили лицо, я их нехотя разобрал и снял повязку. Глаза встретили лишь едва-едва подсвеченную темноту, тоже, однако, неприятно по ним ударившую. Я зажмурился, потряс головой, привыкая, затем поднял метлу и отправился в школу. Дождь все еще накрапывал, брызгая мелкой сыпью, и очки мне бы только мешали, так что надевать я их не стал. Только метлу выставил ручкой вперед, чтобы все-таки не врезаться ненароком по близорукости в стену.
Я смутно видел темное пятно в стене и двигался к нему, справедливо предполагая, что это дверь. Каково же было мое удивление, когда пятно вдруг пошевелилось и сместилось вправо! Я остановился и сощурился, отчаянно пытаясь разглядеть, что или кто это был. Пятно, однако, сместившись, перестало подавать признаки жизни. Но теперь я совершенно ясно чувствовал направленный на меня взгляд – пристальный, жгучий, как будто клеймо прижигали. Мне стало не по себе.
- Кто здесь? – настороженно спросил я у пятна.
Ох, и глупо я, наверное, выгляжу… Впрочем, мне не привыкать. Пятно на вопрос не отреагировало, поэтому я вынул из кармана очки, очень осторожно осушил их магией (в прошлый раз они от жара треснули и закоптели – перестарался) и, нацепив на нос, вновь взглянул на пятно…
Чего?!
Несмотря на то, что очки сразу покрылись водяной пылью и перестали исполнять свою функцию разъяснителя ситуации, я все же успел заметить, кто стоял у стены…
- Доброго вечера, мистер Поттер, - язвительно произнесло пятно.
То есть не пятно, а Снейп.
Снейп! Он-то какого черта здесь делает, змея болотная? Впрочем, не будем обижать благородных существ, я змей люблю и уважаю, Снейпу лестно будет. Какого черта он из своих подземелий выполз, василиск недоделанный?! И давно ли он тут? Неужели видел, как я… О, черт… Я подзабыл великий принцип: за маленькое счастье с жизнью расплачиваешься большой гадостью. Кажись, у меня час расплаты уже наступил…
- Доброго, профессор, - кивнул я с непробиваемым спокойствием. Высшую гадость нужно принимать с гордым выражением лица.
Снейп некоторое время помолчал, не сводя с меня все того же пристального взгляда. Странно, на него это не похоже.
- Развлекаетесь, мистер Поттер? – а вот язвинка в тоне была вполне ожидаема.
- Как видите, профессор, - ответил я, ожидая услышать за этим поток интересных заявлений в адрес моих умственных способностей. Но Снейп, видимо, решил меня сегодня удивить.
- Не слишком подходящая погода для тренировок, - язвинка из его голоса ушла, появилось странное напряжение. – Вам не кажется?
Я не смог сдержать улыбку.
- Нет, сэр, - хмыкнул я. Не знаю, откуда я набрался смелости, может, впечатление от полета еще не прошло, только, возражая Снейпу, я не чувствовал ничего, кроме любопытства – что он на это ответит.
И снова молчание. Что-то странное сегодня творится с ним. Обычно он мне этого не спускает.
- С вашего разрешения, сэр, я удалюсь, - я вопросительно поднял брови. Это ж я слепой, а он-то зрячий, должен заметить. Не дожидаясь ответа, я направился к еще одному темному пятну в стене, и судя по тому, что оно от меня убегать не собиралось, это все-таки была дверь. И пока она за мной не закрылась, меня жег острый взгляд Снейпа.
Итак, высшая гадость не состоялась. С одной стороны, это хорошо, с другой – не совсем. Теперь эту высшую гадость придется ждать из-за каждого угла. Приятная перспектива, нечего сказать. Вздохнув, я отправился прямо по коридору к своему крылу, оставляя за собой длинные мокрые следы. С мокрой одежды текло, с волос тоже, в ботинках хлюпало, и выглядел я, должно быть, как попавшая под дождь собака. Встречавшиеся по дороге привидения подшучивали надо мной, смеялись на весь коридор, так что вскоре я свернул в один потайной ход, скрываясь от их чересчур назойливого внимания. Путь от этого удлинился вдвое, зато я шел в тишине и спокойствии. Спасибо Рону; он унаследовал знание Хогвардса от своих вечно сующих везде любопытные носы братьев, и пожалуй, никто (даже Дамблдор!) не знает многочисленные переходы и лабиринты школы как семья Уизли. Правда, сам Рон пользуется своими знаниями только в очень редких случаях – переходы все очень длинные, длиннее обычных путей, а скрываться ему не от кого. Зато мне, его верному ученику, есть – от кого…
- Гарри, ты продлил купальный сезон на осень?
Этим вопросом меня встретила комната. Я скроил нечто вроде ухмылки и пошел переодеваться.
- За каким чертом ты поперся на улицу в эдакую мерзость? – поинтересовался со своей кровати Рон. Было уже довольно поздно, все собирались спать. Мда, долго же я проторчал на улице… - Да еще с метлой! Тебе что, тренировок мало?
- Мало, - согласился я, натягивая сухую рубашку. Что интересно, это была чистая правда.
- С ума спятил, - хмыкнул Рон. – Тебя капитан наш разыскивал, просил напомнить об игре.
О, черт. Ну да, точно. Завтра же игра со Слизерином. Мда, не удастся мне позаниматься. А послезавтра заклинания. Вот черт, опять придется до утра за книгой сидеть. Ну да ладно. Что я, новичок в этом, что ли?
- Спасибо, Рон, я помню, - кивнул я ему, натянул мантию и пошел к выходу из комнаты.
- Эй, ты куда это? – вскинулся он.
- Мне еще доделать кое-что нужно. По зельям, - я выразительно посмотрел на него сквозь уже просохшие очки – мол, ты сам понимаешь, что это такое. Рон понимающе и сочувственно покивал. – Спокойной ночи.
Я вернулся в комнату для занятий. При одном взгляде на книги меня замутило, но я пересилил себя, сел в кресло и со вздохом принялся за учебу.
Заснул я только в пять утра, в том же кресле, уткнувшись лицом в страницы тоже уже давно посапывавшей книги.

- Мистер Поттер?
Я поднял голову, отвлекаясь от раздумий.
- Да, профессор?
Снейп сложил руки на груди, физиономия стала едко-насмешливой и надменной. Да, кстати, поясняю: про Снейпа слухи не врут. Тварь та еще. Слухи склонны преувеличивать, но смею вас заверить: все, что вы о нем услышите, если и не является правдой, то вполне могло бы ею быть. Зная его характер, говорю со всей ответственностью: преувеличить его качества нельзя, поскольку делать это просто некуда.
- Не ожидал вас увидеть сегодня, - хмыкнул он. Мои сотоварищи проходили мимо меня в класс и недоумевающе окидывали нам взглядами. Снейп откинул назад волосы, отчего его вид стал еще более надменным. – Вчерашний вечер был очень холодным, не правда ли?
- Да, профессор, - я кивнул. Прищурился, хотя редко делаю это в очках. В голове промелькнула забавная мысль. А что? Почему бы и нет… Я выпрямился и тоже сложил руки на груди. – Но, на ваше несчастье, я отличаюсь крепким здоровьем и редко заболеваю, особенно от того, что доставляет мне удовольствие. Мне жаль, что я огорчил вас своим появлением, но – такова уж судьба. Я тоже не был особенно счастлив, когда увидел вас вчера, так что, полагаю, мы квиты?
От гневной тирады Снейпа меня спасло только то, что я успел нырнуть в класс, а кричать мне в спину – поднять себя на смех. Я сел на свое место и уткнулся буквально носом в тетрадь, чтобы никто не увидел не желающую убираться с лица дурацкую улыбку. Я чувствовал себя как мальчишка, подсунувший нелюбимой учительнице кнопку на стул, - был только восторг от удавшейся затеи и никакого сожаления, никаких испуганных мыслей «что же будет потом?». Потом – меня не интересовало. Мне было важно, что сейчас, всего минуту назад, я смог поставить Снейпа на место и заткнуть ему рот. Великий Мерлин, куда же меня несет?..
- Несмотря на то, что Гарри Поттер так считает… - холодный голос Снейпа вернул меня к реальности и заставил поднять голову. Профессор стоял за кафедрой, надменный и едкий, как всегда. – Несмотря на то, что Гарри Поттер так считает, занятие из-за его неожиданного появления я не отменю. Более того, к великому вашему огорчению, дамы и господа, ваш преподаватель ЗОТС уехал сегодня на конференцию и его занятие отдали мне.
По классу пронесся мученический вздох. Вздохнул и я. Доклад по ЗОТС я вчера готовил полночи, и, самое обидное, он вышел очень удачно. Вот она, пакость судьбы. Однако, увы, на высшую гадость даже два занятия по зельям не тянули, и я продолжал ее ждать с содроганием.
- Начнем, - вид у Снейпа стал как у извращенца-садиста, предвкушающего жертву. – Как, вероятно, вы все, исключая, конечно, Гарри Поттера, знаете…
Обычная шпилька в мой адрес. Я их уже давно перестал воспринимать, она как будто сами собой отфильтровывались из общего звукового потока и не вызывали у меня никакой реакции. Хех, у Снейпа поучишься – и не такое будешь сносить спокойно…
Первое занятие целиком заняла лекция, на втором началась практика. Я записывал, как всегда, чисто автоматически, не вникая в смысл услышанного, а сам раздумывал над тем, что со мной происходит. В последнее время я стал очень много себе позволять: правила – наплевать, наказание – по боку… Почему-то появилось странное ощущение вседозволенности, я делал и говорил, что хотел, что думал, и последствия этого меня не волновали. И не потому, что я чувствовал себя безнаказанным, нет. Я просто вдруг, резко, перестал бояться. Бояться подвести Дамблдора, возразить преподавателю… бояться исключения из школы. Все, что раньше повергало меня в ужас, теперь ни капли не трогало. Я не боялся ничего, как будто… как будто все уже потеряно. А соответственно, терять больше было нечего. Словно маленький глоток свободы… От абсолютной свободы меня удерживало только то, что я еще считал необходимым поддерживать, - ради достойных оценок сидеть по ночам, играть в квиддич и…
Ба-бах! Я вздрогнул и глянул на слизеринскую половину класса (второе занятие проходило с двумя факультетами), выясняя, что случилось. А случился взрыв котла у Малфоя. У Драко Малфоя! Я скептически глянул на свой котел. Если уж даже Малфой с первого раза не смог сварить это зелье, то обо мне, с моей непослушной силой, и говорить нечего. Взрыв гарантирован на сто процентов.
Кстати, прошу вас заметить себе штрих к портрету Малфоя: он не только хороший ловец в квиддиче, но и первый на факультете по знаниям. Умный парень с прекрасной соображалкой и, соответственно, отвратительным характером. Типичный выпускник Слизерина и верный сын своего отца.
Я пропустил мимо ушей, какими именно словами Снейп одаривал своего любимчика (единственная, пожалуй, положительная черта у него – он равно беспощаден ко всем, даже к любимчикам), хотя, наверное, это стоило послушать, и занялся своим зельем. Все составляющие я уже запустил, теперь оставалось размешать и добавить несколько слов заклятья. Я взял деревянную ложку и стал совершенно искренне медитировать над котлом, поскольку размешивать по рецепту полагалось долго. Мысли поскакали было обратно к понятию «абсолютная свобода», но тут я почувствовал на себе уже знакомый жгучий взгляд и поднял глаза.
Естественно, это был Снейп, кто же еще?
Похоже, великая пакость жизни заключалась в том, что во мне пробудился принцип «назло». Когда мой взгляд и взгляд Снейпа встретились, я назло ему не отвел глаза, хотя обычно делаю именно так, и уставился на него так же, как и он на меня. Снейп усмехнулся, я улыбнулся в ответ, не прекращая помешивать зелье. Другой рукой я чуть стянул очки, чтобы иметь возможность смотреть на Снейпа поверх них, - так наши взгляды становились еще больше похожи. И началось ожидание – кто первым не выдержит. Класс с интересом наблюдал за этой игрой, Снейп, казалось, не испытывал ни малейшего дискомфорта от этого, а я… Я вновь задумался. Такое со мной часто случается в самый ненужный момент. Взгляд Снейпа заставил меня вспомнить вчерашний вечер. Шелест дождя, ветер, полет… Мокрая, увязшая в воде трава, холод вечера, негнущиеся пальцы и счастье… И еще голос. Голос Снейпа, который – и я только сейчас это понял – так не походил на тот, что я слышал сегодня. Сегодня это был обычный надменный ехидный голос, но вчера… Вчера мне показалось, что этот голос вбирает в себя шум дождя и свист ветра, он был как будто осязаемым, каждое слово повисало в воздухе, как водяная пыль. Может быть, мне это показалось оттого, что я был слеп? Слух обострился и я услышал то, что раньше не воспринимал? Может такое быть? Может…
Из раздумий меня вывела жгучая боль в руке. Я зашипел и помахал ею в воздухе, едва удержавшись, чтобы не сунуть ее в рот. Зелье закипело и брызнуло, будто говоря: «Эй, просыпайся! Пора говорить заклятие!» Мысленно (и не шутя) попрощавшись со всем миром, я проговорил роковые слова и…
И…
И ничего не произошло. Совсем. Зелье сменило свой цвет с грязно-коричневого на зеленый и продолжило спокойно себе булькать. Я осторожно выдохнул и глянул на Снейпа. Тот, похоже, был озадачен не меньше меня.
- Го… готово, профессор, - запинаясь, пробормотал я. Снейп медленно подошел, не сводя с меня своих угольно-черных глаз, которые теперь выражали недоверие и оскорбленность, затем заглянул в котел. Понюхал. Послушал. Только что на вкус не попробовал. Смерил меня надменным взглядом и ушел к кафедре.
- Свободны, Поттер, - холодно и явно через силу произнес он. Помолчал и вдруг с решимостью, с какой в омут кидаются, бухнул: - Двадцать очков Гриффиндору.
Я чуть не сел прямо там, где стоял, да и полкласса тоже. Всем известно, насколько Снейп меня ненавидит. Поэтому всем понятно, почему за всю мою жизнь в Хогвардсе я не получил за зелья ни одного очка. И вот, свершилось. Двадцать очков. Не пять, не десять. Двадцать. Мне, Гарри Поттеру.
Что, черт возьми, происходит в этом мире?!
- Мистер Поттер, вам необходим пинок, чтобы вы покинули класс? – холодно прозвучало где-то у меня над ухом. Я вздрогнул и посмотрел в глаза профессору. Черные, угольные, они продолжали жечь меня взглядом.
- Да нет, спасибо, обойдусь, - ответил я и быстро выскочил из класса.
С ума сойти.
Определенно, я сплю и мне все это снится. Мир перевернулся. Завтра снег пойдет и рак на горе свистнет.
Двадцать очков от Снейпа. Я шел по коридору и произносил это вслух, чтобы поверить. Двадцать очков от Снейпа. Может, он что-то не то съел? Доэкпериментировался со своими зельями и вот… Я улыбнулся. Снейп изобрел зелье справедливости, налакался его и теперь раздает очки направо и налево – проверяет зелье в действии. А после обязательно уничтожит, рецепт порвет и забудет, памятуя о том, до чего оно его довело.
Хм, ничего себе версия. Чуть более невероятная, чем то, что произошло. Но если так и дальше пойдет – я уже ни за что не ручаюсь!.. И в потоке своих мыслей я как-то на время забыл, что очки мне даны за зелье, которое не смог сварить с первого раза даже Драко Малфой…

Интересно наблюдать за игрой в квиддич сверху. Ровное зеленое поле, белая разметка, мелькающие туда-сюда точки-игроки, разноцветные сектора болельщиков. Чувствуешь себя стоящим над всем миром, отрешенным от этой глупой суеты. При игре в квиддич я редко обращаю внимание на то, сколько очков набрала моя команда, а сколько – противники: начнешь переживать и отвлечешься от главного. А главная задача ловца – поймать снитч. Почему-то мне всегда нравился этот юркий золотистый шарик и нравилось за ним гоняться; обычно меня при этом охватывает чувство, как при игре в догонялки со старым приятелем, когда все остальное – лишь досадная помеха, не стоящая особого внимания. Но гораздо больше я люблю самое начало игры, когда снитч еще не выпущен и ты висишь над полем в его ожидании, как будто не принадлежишь больше этому миру…
Но вот, в глаза мне что-то блеснуло. Я сощурился, нагнулся вперед. Снитч. Хей-ех, охота начинается! Я резко нырнул вниз и по диагонали, лавируя между нашими и чужими игроками, стараясь не выпустить из вида крылатый шарик и одновременно краем глаза наблюдая за действиями Малфоя. Он пока, как с кальки, копировал мои, да и неудивительно – приемы-то у ловцов одни и те же. Но что-то меня насторожило. Я вообще в присутствии Малфоя чувствую себя напряженным, но здесь было что-то из ряда вон. Я прямо кожей чувствовал его взгляд, который он то и дело мне посылал, - надменный, хитрый, мстительный взгляд предвкушения удачной гадости. Если бы у меня была шерсть, я бы ее вздыбил под этим взглядом. Что он еще задумал? Без гадостей не обходится ни одна игра со Слизерином, но обычно они ограничиваются очень грубым ведением игры, толчками, налетами и откровенными фолами. Сейчас, я чувствовал, должно было произойти что-то посерьезней. Но, черт, что это может быть?..
Снитч резко изменил траекторию, уходя вверх, в самую гущу игроков, и мы с Малфоя синхронно рванули за ним, уворачиваясь от всего, что попадалось по пути. Прямо перед нами, чуть ли не перед самым моим носом, столкнулись, а точнее – сцепились в кучу сразу три игрока, и я резко затормозил, едва не присоединившись к ним. И вдруг – я даже не сразу понял, что это было, - мимо пронеслось нечто, уши и волосы обожгло болью и… и мир кругом расплылся, потерял четкие очертания, став лишь набором размытых пятен…
Где-то рядом раздался хохот Малфоя.
- Посмотрим, как ты теперь полетаешь, очкарик!
Малфой сорвал с меня очки! Тварь… Верный сын своего отца, ничего не скажешь… И как он только раньше не догадался, при его-то соображалке? А я сам тоже хорош, нет чтобы очки нормально закрепить…
Процесс активной раздачи ругательств прервало нечто, мчащееся прямо мне в лицо. Уворачиваться было поздно, пришлось крутануться и повиснуть вниз головой, крепко прижавшись к метле. Кругом продолжалась игра, Малфой исчез, снитч тоже, а я остался в самом эпицентре борьбы, слепой, как крот. Черт, что делать?!
Слепой… Стоп. Я слеп… Ну и что? Ведь недавно я уже был слепым.
Шум трибун. Трибун? Да нет, это дождь шумит сплошным ровным потоком. Ветер свистит, а небо зовет и манит: лети… Лети, тебе нет преград…
Я закрыл глаза, перевернулся и вытянулся на метле, уткнувшись в нее лицом. Прислушался к ощущениям. Снитч, мне нужен снитч, снитч… Меня вдруг как магнитом потянуло вниз, к кромке поля. Не раздумывая ни секунды, я напрямик ломанулся вниз.
Вниз, вниз, вниз… Ветер рвет назад волосы, треплет мантию, но послушно пропускает. Что-то кольнуло напряжением слева – я резко увернулся, запоздало поняв, что меня пытались сбить бладжером. Внизу какая-то преграда – я на полной скорости обогнул ее, сделал бочку и снова нырнул в пике. Вниз… Снитч тянет, как магнитом, я не слышу ничего, кроме жужжания маленьких золотистых крылышек… Вот, он уже совсем близко… Но рядом Малфой. Я его чувствую, я слышу его яростное сопение рядом. Мы идем вровень, плечо к плечу, колено к колену, а снитч все еще далеко, рукой не достать…
Малфой, а давай поиграем?!
Я резко нырнул вниз, под него метров на пять, затормозил и, развернувшись, помчался со всей скоростью прямо на него так, словно хотел протаранить. Откуда-то я точно знал, что у меня еще есть запас времени перед тем, как Малфой дотянется до снитча, и его нужно было использовать на всю катушку. Малфой вовремя заметил мой маневр и в последний момент успел уйти вверх, а я, круто изменив направление, помчался за снитчем, вися на метле вниз головой. Секунда… Пять секунд… Десять… Малфой догоняет… Впереди трибуны, а я почти касаюсь спиной земли, слышу, как мантия шелестит по траве… Еще секунда, еще миг… Стиснув зубы, вытянуться вперед, выкинуть руку…
Есть!
Я резко взмыл вверх, ввинчиваясь в небо штопором, победно пронесся над площадкой и приземлился под радостные крики гриффиндорцев. Сполз с метлы и, только ощутив под ногами твердую землю, позволил себе открыть глаза. Ко мне неслись бордовые пятна, недалеко приземлялись пятна зеленые; солнце сильно слепило, и я зажмурился. В руке трепыхался снитч – пытался вырваться на волю, свободолюбивый малыш. Может, за это свободолюбие он мне и нравился?..
Бордовая толпа чуть не сбила меня с ног от радости.
- Гарри, как ты? – по голосу я узнал Гермиону. – А где твои очки?
- Там остались, - я указал на небо, а потом кивнул туда, где приземлялись слизеринцы. – Или там. Как больше нравится.
- С тебя сорвали очки? – ахнула она. – А почему ты не потребовал таймаута? Это же нарушение, Слизерин должны были наказать… Стой, а как ты летал без очков? Как ты снитч поймал, если ничего не видел?
- У меня третий глаз открылся, - я засмеялся и сощурился, пытаясь разглядеть ее выражение лица, но, естественно, толком ничего не увидел. – Секрет фирмы, Гермиона. Уметь надо. Пойдемте, а? Мне надоело быть незрячим, а запасные очки в сумке.
Когда мы уходили, из-за спины раздался треск и звон разбитого стекла. Я скрипнул зубами. Малфой, скотина, разбил мои очки. Да еще ведь наверняка ногой придавил, чтобы их уже точно нельзя было восстановить. А они были мои любимые; не шли мне жутко, дурацкие, круглые, но оправа была до того удобной, что я их и на носу почти не чувствовал, а под линзы даже приноравливаться не приходилось. Запасные были узкие, деловые, более современные, но я их редко носил – оправа натирала, дужки цепляли волосы и линзы были не такими хорошими. Придется до ближайшего выхода в город, а точнее – даже до ближайших денег (Сириус обещался выслать) ходить в них. Еще одна пакость судьбы. Может, она решила на сей раз одарить меня не одной высшей гадостью, а сотней маленьких? Хотелось бы на это надеяться…
Вдруг у меня на спине как будто натянули струну. Я вздрогнул, но оглядываться не стал – смысла не было. Вместо этого я тихо попросил Гермиону:
- Герми, оглянись, пожалуйста, посмотри, на меня кто-нибудь смотрит?
- Да, - ответила она через секунду. – Снейп. Прямо глаз не сводит.
Снейп. Опять Снейп. Черт, что бы это означало? Что с ним происходит? Ненависть жить не дает? Вот привязался, чтоб его приподняло да шлепнуло! Его взгляд, жгучий, как клеймо, выбивал меня из колеи. Выдохнуть спокойно я смог, только когда зашел в раздевалку. И сразу залез в душ, пытаясь смыть его с себя.

У магглов есть несколько по-настоящему великих изобретений. В их числе, я считаю, плеер. Гениальный способ отгородиться от всего мира, просто забыть о его существовании, и при этом так, чтобы этот мир тоже забыл о тебе. Заткнул уши, включил музыку на полную громкость, закрыл глаза – и все, считай, тебя здесь нет. Звать тебя бесполезно, только если пинать, сам тоже ничего не слышишь – как в вакууме или, еще лучше, в полном одиночестве, наедине с мыслями, будто и нет никого кругом. Меня плеер очень выручает, когда я сижу в общей комнате и не хочу никого слышать, или же когда я дымлюсь над учебниками и в комнате для занятий есть еще кто-то, кто создает шум.
Вечер на следующий день после игры был примечателен именно тем, что относился к первой категории. Я сидел в общей комнате и тупо слушал плеер, разгружая уставшие мозги. Следующий день не обещал никакой сверхъестественной нагрузки и не отличался обилием заданий, так что надобности вызубривать учебник не было и я впервые за последний месяц позволил себе расслабиться, не думая вообще ни о чем. Мысли будто выдуло, всю голову, все сознание заполняла музыка. Обычно меня в таком состоянии не трогают, тем более что сижу я в кресле в самом дальнем углу и меня практически не видно. Я так могу просидеть час, два, три, не вылезая, - слишком устаю за время активности, чтобы прийти в себя за десять минут.
Плейлист дошел ровно до середины, играли «Iron Maiden», песня «The Mercenary», когда я вдруг почувствовал сильный толчок в плечо. Нехотя открыл глаза, поднял голову со спинки кресла, поправил очки. Надо мной нависал Рон. Я выдернул один наушник.
- Гарри, тебя спрашивают! – громко сказал он. Видимо, давно уже пытался докричаться. Я повесил наушники на шею и сел ровно.
- Кто? – поинтересовался я.
Рон молча отошел.
О, черт.
- Мистер Поттер соизволил проснуться?
Снейп.
За эти три дня он успел меня достать.
- Я не имею привычки спать с плеером в ушах… профессор, - мило улыбнулся я в ответ, поднимаясь из кресла. Последнее обращение очень хотелось опустить, но сработала многолетняя привычка. Зато тон получился такой, будто этим словом я хотел вколотить его в пол, что, в общем-то, было недалеко от истины. – Добрый вечер.
- Вы считаете? – ухмыльнулся Снейп. – Прошу вас следовать за мной.
- Позвольте спросить: зачем?
Глаза у Снейпа стали больше моих старых очков. Мда, он прав, раньше меня так не заносило. Но, черт, я так хорошо отключился! Кто не разозлится, если его выдернут с любимого занятия и лишат отдыха?
- Не забывайтесь, мистер Поттер, - прошипел наконец Снейп. – Вас ждет Дамблдор. Надеюсь, это достаточная причина, чтобы вы соизволили сдвинуться с места?
Директор? Мои глаза сделали то же самое, что и глаза Снейпа минуту назад. Зачем я ему понадобился? Я не был у Дамблдора уже около года, с тех пор как стало понятно, что с силой мне не совладать. Отсюда вывод: я что-то натворил. Но что? Полетал поздно вечером в дождь на метле? Великий Мерлин, что за бред?
Додумывал я это уже по дороге в кабинет директора. Снейп шел позади меня, и от этого тоже было не по себе: будто я под конвоем. Вот тоже странно – почему директор послал за мной Снейпа? Обычно приходит домовой эльф или кто-то из его помощников-старшекурсников. Ничего себе, сравнили – Снейп и домовой эльф! Нет, что-то тут явно нечисто. Впрочем, чисто или нет, это я узнаю от Дамблдора прямо сейчас.
Предварительно выключив все это время игравший плеер (странно, что Снейп ничего не съязвил по этому поводу), я постучался в дверь директора, а услышав ответ, вошел.
- Гарри? Заходи-заходи, - директор, сидевший, как всегда, за своим столом, поманил меня рукой.
- Добрый вечер, директор, - я улыбнулся и подошел к нему ближе.
Дамблдор – в принципе, симпатичный старик, родной дедушка-заступник всех факультетов и был бы очень мил, если бы не лез в высшую политику. Впрочем, наверное, при его должности, знаниях и возрасте это необходимо. Видели бы вы, в кого этот милый старик превращается, когда речь заходит о чем-то масштабном – о борьбе с Волан-де-Мортом, например. Ведь на самом деле Том Риддл создал свою армию Упивающихся не из одних рядовых волшебников, его поддерживают очень многие из верхов, и поэтому каждый акт борьбы с ним затягивается до бесконечности. Когда Дамблдор говорит об этом, он становится похож на бойцового пса, которому показали противника.
- Вы меня звали? – вопрос чисто из вежливости, чтобы продолжить диалог. Понятно, что раз я здесь, значит, он меня звал.
- Да, - кивнул директор и откинулся на спинку стула. – У меня для тебя радостная новость, Гарри. Кажется, мы можем вернуть твою силу.
От неожиданности у меня подскочили вверх брови.
- Вернуть силу? – на всякий случай переспросил я. – Как?
- А об этом тебе расскажет профессор Снейп, - Дамблдор заглянул мне за спину. – У него есть любопытная теория насчет твоего случая. Северус, пожалуйста.
- Благодарю, Альбус, - Снейп вышел из-за моей спины и медленно прошелся передо мной по комнате, сложив руки на груди. Вид у него был очень сосредоточенный. – Мистер Поттер, последние два дня я внимательно наблюдал за вами и сделал интересное заключение, что вы способны летать на метле без помощи зрения. Это так?
- Да, - я кивнул. Под ложечкой тревожно засосало.
- Объясните, каким образом вы это делаете.
- Я… я не знаю, - пожал я плечами. – Просто ощущаю и все.
Снейп выразительно глянул на Дамблдора.
- Вы ощущаете расположение неба и земли, препятствий?
- Да.
- И давно?
- С тех пор, как взял в руки метлу.
Дамблдор и Снейп снова переглянулись. От этих переглядываний тревога у меня разрасталась все больше и больше.
- Прекрасно, - Снейп снова прошелся передо мной по комнате. – Мистер Поттер, дело в том, что подобные «ощущения» являются признаком наличия подконтрольной силы. Иначе говоря, в моменты полетов вы контролируете свою силу и способны колдовать. Но способны вы на это только в том случае, если у вас нет иного выхода, кроме применения силы, - к примеру, при полете вслепую. Это говорит о том, что ваша интуитивная связь с силой больше, чем связь силы и разума. Таким образом, когда разум попытался поставить силу под свой контроль, интуитивная связь разорвалась, а разумная не наладилась, и сила, так сказать, повисла в воздухе. Однако она проявляет себя тогда, когда вы полностью полагаетесь на интуицию и открываете ей дорогу.
- Это случается очень редко, Гарри, - сказал Дамблдор. – Поэтому мы не смогли сразу этого распознать и решили, что твоя сила тебя покинула.
- Еще реже случается, что при этом волшебник остается неплохим волшебником, - добавил Снейп. Остановился и в упор посмотрел на меня. – Скажу больше: мне известен только один случай.
- Темный Лорд, - кивнул Дамблдор. Я удивленно поднял брови. – Да, Гарри, он был в похожем положении. Прошло несколько лет, прежде чем он наладил связь с силой. Тебя мы распознали раньше, так что, я думаю, уже через месяц ты вернешься в строй. Для этого нужны постоянные тренировки по специальной программе…
- Если позволите, директор, - Снейп едко улыбнулся, - этим займусь я. Я больше других осведомлен в этой части.
- Конечно, Северус, - кивнул Дамблдор и выжидающе посмотрел на меня. – Гарри? Ты согласен?
Забавный старик. Он так спрашивал, как будто у меня был выбор. Они ведь промеж собой уже все решили, все просчитали, все расписали по пунктам. От меня требовался только формальный завершающий аккорд - ничего не значащая, заранее прописанная фраза, кроме которой я не мог сказать ничего.
- Конечно, директор, - вымученно улыбнулся я.
- Гарри? – Дамблдор нахмурился. – Ты не рад?
- Что вы… - я отвел глаза и, чтобы это оправдать, снял очки. Потер сдавленную ими переносицу, потом стал усиленно протирать куском рукава стекла. – Что вы… Я рад… Просто… просто это так неожиданно… Мне нужно осознать.
- Понимаю, - Дамблдор улыбнулся. «Ничего ты не понимаешь», - зло стукнуло в виски. – Иди и все обдумай. Полагаю, занятия можно начать прямо завтра, да, Северус?
- Вполне, - Снейп кивнул. Ей-богу, я никогда не видел его таким довольным. – Приходите, мистер Поттер, в мой кабинет сразу после занятий.
- Хорошо, профессор, - я надел очки и снова выдавил улыбку. – Я могу идти?
- Иди, Гарри, - кивнул Дамблдор.
Я вышел за дверь и некоторое время стоял, уперевшись руками в перила и глядя вниз. В голове было пусто. Я был слишком ошарашен, чтобы быть в состоянии думать.
Вот она, расплата. Вот она, высшая гадость судьбы. Выше не бывает. Гадость, в один миг вывернувшая наизнанку всю мою жизнь.
Я медленно воткнул в уши плеер, включил, но музыки не слышал. Пошел по коридору, но толком не ощущал, что иду. Пришел в себя я только тогда, когда оказался в спальне и Рон выдернул у меня из уха наушник.
- Зачем тебя вызывал Дамблдор? – проорал он. Я поморщился и выключил плеер. Запихнул наушники в карман рубашки.
- Они могут вернуть мне контроль над силой, - сказал я. Тон у меня вышел замогильный.
- Да ну? – Рон вытаращил глаза. – А ну-ка, давай подробней рассказывай!
Я рассказал, пока переодевался спать.
- Класс! – выдохнул Рон. – Не пойму, ты что, не рад?
Дубль два. Только теперь ответ более искренний.
- А я должен радоваться перспективе занятий со Снейпом? – ехидно спросил я.
- И то верно, - кивнул Рон. Помолчал, потом вдруг изменившимся голосом сказал: - Слушай, ты… ты будь осторожнее с ним.
- С кем? – я повернулся, сдвинув брови.
- Со Снейпом, - пояснил Рон. – У него… дурная слава.
- А то я не в курсе, - хмыкнул я.
- Да нет, - Рон махнул рукой. – Не в том смысле. Слухи ходят, что он… в общем, парней любит.
Час от часу не легче.
- Говорят, он из Слизерина ни одного более-менее смазливого парня не пропустил, - продолжил Рон. – Сейчас, говорят, у него в… кгм… любимчиках, так скажем, Драко Малфой. Не думаю, конечно, что он решит заняться Гриффиндором, но, все-таки, будь осторожней. У него все начинается с дополнительных занятий.
- Рон, ты издеваешься? – его предположение меня откровенно повеселило. – Посмотри на меня и успокойся. С моей внешностью можно в фильме ужасов без грима сниматься, а ты говоришь! Тоже мне, красавца нашел…
- Ну, я тебя предупредил, - Рон хлопнул меня по плечу. – И все-таки, поверь мне. Будь осторожней. Мало ли.
- Ладно, - я улыбнулся. – Давай, спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - ответил Рон и ушел к своей кровати.
Я тоже лег, задернул полог и, забросив руки за голову, уставился в темный потолок. Я знал, что сегодня вряд ли засну. Слишком много мыслей крутилось в голове.
Итак, дорогой Гарри Поттер, поздравляю вас с возвращением в ранг великого волшебника…
Великий Мерлин, за что мне эта кара?! Ведь у меня же только-только все наладилось. Я же начал жить, по-настоящему жить – не существовать, как до Хогвардса, не ждать неминуемой встречи с Волан-де-Мортом, а просто жить, жить ради себя. Потеря контакта с силой сначала ошеломила меня; сначала я пытался, отчаянно пытался найти способ восстановить его, а когда не нашел, с горя чуть не удавился, но… Но однажды вечером я вышел под дождь и долго стоял, глядя в небо. Тогда я спросил себя: к чему я рвусь? К жизни, которая никогда не была моей, в которой я не принадлежу себе, в которой все мною распоряжаются так, как им выгодно? Мне навязали эту жизнь, точнее – пользуясь тем, что настоящей жизни я не видел, показали красивую обертку и сказали, что это и есть жизнь, убедили, что я должен жить только так и никак иначе. И я жил, в точности следуя их указаниям, слепо, как новорожденный котенок. Но стоило потерять силу – и я прозрел. В той жизни я, Гарри Поттер, никому не был нужен, никто не видел и не желал увидеть меня самого: Дамблдор и иже с ним видели во мне только мою силу, остальные – сына Джеймса Поттера, копию отца. А самим собой я не был никогда, ни для кого, даже для себя. И вдруг, потеряв силу, я получил свободу. Полную свободу действий и выбора: чем заниматься, что делать, как поступать. Не стало советчиков и наставников, я остался один на один с жизнью – и решил построить ее сам. Я решил пойти на принцип и не выйти из ранга волшебника до окончания школы – я добился этого, сам, без чужих толчков. Я решил, что хочу по-прежнему играть в квиддич, - почему бы и нет? Ведь это было мое решение, а не кого-то еще. Год свободы, год жизни для себя перевернул мой мир с ног на голову. Мне казалось, что я обновился, как обновляется змея, вылезшая из отжившей свое шкуры, я оставил прошлое позади и забыл о нем.
Вот только полинявшую змею никто не додумается запихивать обратно в старую шкуру. Дамблдор вкупе со Снейпом догадались. Они решили во что бы то ни стало запихнуть меня обратно в шкуру великого волшебника. И даже не удосужились спросить, а надо ли оно мне. А я – жалкий трусливый червяк, потому что не нашел в себе сил сказать им, что не хочу жить так, как «должен». Надо было им обоим высказать сегодня все, что я думаю об их затее, а я смог выговорить только «конечно, директор» - считай, сам начал заползать обратно в шкуру. Свободный? Хо! Таким я был только до первого препятствия. А встретился со стеной – и сложил лапки.
На самом деле все было бы не так плохо, если бы моим «восстановлением в ранге» занимался не Снейп, а кто-нибудь другой. С ним можно было бы сыграть в игру «у меня не получается, не получалось и никогда не получится», чтобы отстал и сказал директору, что я безнадежен. Но мне достался не кто-нибудь, а Снейп. С ним такие игры не пройдут, он, гад прозорливый, игру и ложь за три версты чует. К тому же, если он за что-то берется, то идет до конца. Это его худшее качество в данной ситуации. Оно означает, что выхода у меня теперь нет. Разве что пойти и повеситься.
Я минут десять со всей серьезностью обдумывал этот вариант, но в конце концов решил, что для этого еще рановато. Пойти и повеситься я успею всегда. А пока можно попробовать обдурить Снейпа, авось да и получится.
Снейп.
Из-за него все началось. Он заметил, что я летаю без помощи зрения, и с тех пор все началось. Никто никогда раньше не замечал, а он заметил. На кой черт он родился таким догадливым?! Был бы чуть-чуть потупее, и я жил бы по-прежнему! И какого черта его понесло в тот вечер под дождь?! Похоже, на сей раз судьба решила отыграться на мне по полной программе…
Я вдруг почувствовал, что мои глаза стали медленно, но верно и настойчиво слипаться. Видимо, сказался вчерашний недосып. Мысли стали вязкими, тягучими, и крутились почему-то вокруг имени «Снейп». Я не стал сопротивляться – поспать бы мне не мешало. А в ушах почему-то настойчиво стучал шум дождя и голос – голос Снейпа в тот вечер, так не похожий на тот, каким он говорил всегда…

- Ты чего такой кислый? – Рон догнал меня в коридоре после занятия и хлопнул по плечу.
- А ты в этой жизни видел того, кто улыбается, идя к Снейпу на допзанятие? – мрачно поинтересовался я.
- Ооо… - сочувственно протянул Рон, замолчал, но не ушел. Через минуту быстрого шага по коридорам он сосредоточенно спросил: - Ты помнишь, о чем я тебе вчера говорил?
- По поводу Снейпа? – я фыркнул. – Не смеши меня.
- Ты послушай, послушай, - Рон преградил мне дорогу. – Я не шучу, Гарри. Снейпу от тебя что-то нужно, не зря же он сам взялся за тебя. Он ненавидел твоего отца, ненавидит тебя и может попробовать поквитаться, слышишь? Будь начеку и отрасти глаза на затылке.
- Рон, бога ради… - я хмыкнул. – Будь я красавчиком, как Малфой, одно дело, но я же…
- А что ты? – Рон всплеснул руками. – Ты когда в последний раз в зеркало смотрел? Ты не хуже других, особенно в этих очках.
Странно было слышать такие слова от парня, но по этому поводу я смолчал.
- Ну, это ненадолго. С ближайших денег куплю что-нибудь поудобнее, - ответил я, поправляя очки, которые – я об этом как-то уже подзабыл – ко всему прочему еще и постоянно сползали.
- Гарри, послушай меня внимательно, - Рон порывисто взял меня за плечи. – Не воспринимай это как шутку. Запомни: что бы Снейп тебе ни говорил, что бы ни обещал, ему нельзя верить. Он истинный слизеринец, а слизеринцу верить нельзя ни в чем. Запомни это, Гарри. И будь начеку.
Я с удивлением посмотрел на него. Он в кои-то веки был абсолютно серьезен (хотя Уизли и серьезность – обычно вещи несовместные), а в глазах откуда-то взялось непонятное мне отчаяние, будто это он шел к Снейпу, а не я. Странно все это. Будь у меня больше времени, я бы в него вцепился и не отстал, пока он бы мне не рассказал, что с ним произошло, но сейчас время меня нещадно поджимало, и я сказал:
- Ладно, Рон, я запомню все, что ты сказал. Мне надо идти, хорошо?
- Давай, - он наконец выпустил меня и отступил с дороги. Я прошел мимо него и скрылся за дверью подземелий.
Хочу вам заметить, что вообще-то в магическом сообществе отношения мужчины с мужчиной встречаются довольно часто, чаще, чем у магглов. Не знаю, с чем это связано, если честно, никогда не интересовался. В Хогвардсе к этим людям относятся спокойно (хотя мне известны магические школы, в которых геев натурально травят), сексуальная ориентация не влияет ни на что – ни на оценки, ни на, скажем, прием на работу. Встретить такие пары можно на любом факультете, хотя апогей – это, конечно, Слизерин. В общем, гомосексуализм – совершенно обычное явление, и я ровным счетом не понимал, с чего Рон так взвинтился. Ведь если Снейп – гей, то это его личные проблемы. Я-то здесь причем? Уверен, ему Малфоя хватает за глаза и за уши, а я, в свою очередь, к категории геев себя не отношу. Так что наши дороги параллельны. И чего Рон так волнуется?
Хотя, если быть честным до конца, я себя пока вообще никуда не отношу. Для того, чтобы себя куда-то относить, надо для начала понять, что именно тебя привлекает. А мне всю жизнь было, мягко говоря, не до этого. Впрочем, чувствую, оно и к лучшему. Потому что начни я что-либо в этом плане предпринимать, как наш милый директор немедленно назначил бы кого-нибудь наиболее подходящего на роль моей девушки… или парня, мало ли, куда бы меня понесло. А мне и назначенных друзей хватило. Так что, как говорится, все, что ни делается, все к лучшему.
Подземелья встретили меня прохладой и легкой сыростью. Я спустился по ступенькам вниз и направился к кабинету Снейпа с решимостью, с какой идет к виселице приговоренный. Однако, зайдя за очередной поворот, я замер.
В подземельях, в темных гулких переходах играла музыка. Она эхом прокатывалась по ним, отдавалась от стен, волной накрывала пространство, постепенно угасая, и гасла окончательно у моих ног. Некоторое время я стоял, не шевелясь, вслушиваясь в божественную музыку, затем медленно двинулся ей навстречу. Мелодия захватила меня, сомкнулась за моей спиной, отрезая путь назад, и манила, манила к себе, тянула с непостижимой силой… Я шел, как загипнотизированный, не чувствуя ног, не ощущая ничего вокруг, только музыку…
Так я дошел до двери в кабинет Снейпа. Она была приоткрыта, и музыка лилась из нее. Поддавшись порыву, я заглянул внутрь… и оцепенел.
Я никогда не был в личном кабинете Снейпа и только теоретически знал, где он находится. Я не знал, что у Снейпа есть рояль. И не знал, что он умеет играть. Так играть.
Божественная музыка лилась из-под пальцев Снейпа, который сидел за большим черным роялем, повернутым к двери углом. Тонкие, но чрезвычайно сильные белые пальцы летали по клавишам, мягко и нежно касаясь их, извлекая неподражаемые звуки, а лицо Снейпа, тускло освещенное небольшим светильником, казалось невероятно одухотворенным: ушли привычные складки презрения у рта, разгладился лоб, разошлись брови. Он играл, откинув голову назад, так, что его волосы касались лопаток, и закрыв глаза, словно ему не нужно было видеть клавиши во время игры, как мне землю во время полета. Я с трудом смог оторвать от него взгляд, отвернулся и встал у двери. Нарушить такую игру я не мог…
Снейп играл «Лунную сонату» Бетховена. Очень лиричное, очень грустное произведение, одно из самых известных у этого композитора. И очень романтичное. Его часто исполняют, тем более что оно не требует особой техники. Здесь гораздо важнее душа исполнителя; без души «Лунную сонату» играть нельзя. До этого момента я мог поклясться, что у Снейпа души нет и никогда не было. Но теперь… В каждую ноту, в каждый звук он вкладывал невероятную эмоциональную силу и страсть, рояль поистине жил под его пальцами – он вздыхал, кричал и плакал. Музыка заполняла всю комнату, казалось, ее можно было увидеть, почувствовать ее дыхание на щеке, обнять и уткнуться в нее, разрыдавшись… Я был не в силах себя сдерживать; закрыв глаза, я почувствовал, как по щеке потекла горячая капля. Душа разрывалась от этой музыки, металась внутри, ища выхода, и я кусал губы, давя всхлипы и вздохи. Прижавшись спиной к стене у приоткрытой двери и откинув голову на холодные камни, я слушал, слушал, забыв обо всем, и, ничего не стесняясь, плакал от каждой коснувшейся моего слуха ноты…
Когда музыка закончилась, мне показалось, что мир рухнул. Но нет, я всего лишь вернулся с небес на землю, цел и невредим. И должен был сейчас постучаться к Снейпу, чтобы начать занятие. Душа застонала где-то внутри, захотелось выгнуться, как от боли. Эта будничность, обыденность, эти проблемы и суета – как не хотелось сейчас, после такой музыки, после такого исполнения об этом думать! Разочарование – это худшее, что бывает на свете…
Прошло несколько минут, прежде чем я смог взять себя в руки. В голове прояснилось, все встало на свои места. Я поправил мантию и снял очки, чтобы вытереть глаза. И – о, черт! – они выскочили, будто живые, из дрожащей руки, прозвенели счастливо по полу, возвещая о моем присутствии. В кабинете раздались шаги, и спустя секунду дверь резко распахнулась, отчего очки, лежащие перед ней, отлетели куда-то дальше по коридору. Черт…
- Мистер Поттер? – услышал я раздраженный голос Снейпа. Вместо него самого я видел только смутное черное пятно. – Неужели вы соизволили явиться? Вы должны были прийти полчаса назад.
- Да, профессор… - я попытался сосредоточиться и придумать отговорку для опоздания, но ничего не придумал и сказал: - Простите, профессор, я не хотел мешать вам играть, поэтому не входил.
Снейп на это ничего не сказал, только как-то странно дернул головой. Подождав немного, но так и не дождавшись ответа (что-то Снейп стал молчалив в последнее время), я наклонился и стал на ощупь искать очки, медленно продвигаясь вдоль стены, а сам про себя чертыхался, поскольку в подземельях стояла жуткая темень и найти очки в ней мне вовсе не представлялось возможным. А Снейп-то, тварь ползучая, загнется, а не поможет…
И вдруг – произошло невероятное. Мимо меня прошелестела мантия, коснувшись полой моей головы, и в следующий миг очки возникли перед моим носом. Секунду они повисели в воздухе, а затем Снейп достаточно грубо надел их на меня.
- Спасибо, - обескуражено произнес я, приноравливаясь к вновь обретенной способности видеть. Снейп сидел напротив меня на корточках, но едва я проморгался, как он резко встал и ушел мне за спину.
- Рад, что вы прозрели, - услышал я холодный едкий голос. – Идите в кабинет, мы и так потеряли много времени из-за вашей чрезмерной чуткости. В будущем постарайтесь рыдать менее интенсивно, чтобы не терять свои драгоценные окуляры.
О, черт. Я и забыл, что из-за слез глаза у меня краснеют и опухают, так что еще как минимум полчаса весь мир способен узнать, что я плакал. Я крайне редко позволяю себе слезы поэтому, но от той же редкости я позабыл свою особенность. Черт, какой стыд. Да еще перед Снейпом! Теперь подколов не оберешься, будто мне их раньше было мало!
- Мистер Поттер, вы приросли к полу? Или ваши очки столь тяжелы, что не позволяют вам сдвинуться с места?
Я поднялся и, ни слова не говоря, прошел мимо Снейпа в его кабинет.
Это была достаточно большая комната, освещенная лишь светильником на рояле и огнем в камине. Первое после рояля, что в ней бросалось в глаза, было огромное, просто невероятно огромное количество книг. Они были везде, полки располагались по всему периметру комнаты, сверху донизу, исключая только выступающий из стены камин. Полки были достаточно широки, настолько, что книги на них стояли в два ряда, но кое-где особенно большие фолианты лежали на них сверху. Книги лежали несколькими аккуратными стопками и на столе справа, а к ним присоединялись еще свитки различной длины и вида и кипы исписанных отдельных листов. На столе кроме них стоял незажженный светильник и чернильница с перьями. Недалеко от стола находилась дверь, напротив нее слева была точно такая же, а прямо перед входом находился камин с одним креслом, укрытым каким-то мохнатым покрывалом. Над камином висел гобелен, изображающий схватку двух волшебников. Вообще здесь было как-то очень неожиданно уютно, казалось, я попал в средневековый замок, а не в кабинет Мастера Зелий. От увиденного я впал в натуральный ступор: я ожидал увидеть что угодно, но только не это. Говорят, что обстановка комнаты отражает характер хозяина, и у меня в голове произошла кардинальная нестыковка. Это не может быть комната Снейпа. Либо это не его комната, либо это комната не того Снейпа, которого я знал.
Очнулся я от толчка в спину.
- Мистер Поттер, еще минута – и вы пустите корни на этом месте, а мне не хотелось бы лицезреть вас здесь постоянно.
- П… простите, профессор… - я прошел чуть дальше в кабинет. Дверь за моей спиной захлопнулась, Снейп прошел мимо меня и, не оглядываясь, подошел к одной из книжных полок за роялем.
- Вы чересчур впечатлительны, мистер Поттер, - произнес он, перебирая и листая книги. – Впечатлительны и слезливы. Рано или поздно вас это погубит, имейте в виду.
- Может быть, - я пожал плечами. Спокойный тон, каким Снейп это произнес, меня насторожил. В нем не было обычной едкости, скорее, он был задумчив и серьезен, а это Снейпу было совсем несвойственно. Странно. Очень странно. Но если Снейп сегодня настроен на спокойствие, этим можно воспользоваться. Хм… а почему бы и нет? – Может быть, я и слезлив, но не сочтите за лесть – от вашей игры не заплакал бы только камень. Я никогда не слышал такого исполнения.
Я с любопытством уставился на спину Снейпа, ожидая его реакции. Еще одно качество, за которое его можно было бы уважать, не перекрывайся оно многочисленными недостатками, - он не выносил подхалимажа, так же, как и ложь, чуял за версту. Но я-то сейчас и не собирался подхалимничать. Я был абсолютно искренен, несмотря на то, что у меня по-прежнему не стыковался Снейп, которого я знал, с недавней музыкой и этой комнатой. Но ведь, увидев загадку, можно попробовать ее разрешить. Во всяком случае, хуже мне от этой попытки уже не будет.
- А вы, мистер Поттер, разве слышали другие исполнения? – поинтересовался Снейп, не поворачиваясь. В голосе скользнула усмешка, будто ему в это не верилось. Я несколько оскорбился.
- Слышал, - ответил я. – «Лунная соната» - известное произведение, его часто исполняют. Я слышал четыре различные вариации, но они не могут сравниться с вашим исполнением. Хотя из сонат Бетховена я отдаю предпочтение Аппассионате, а не «Лунной».
Снейп медленно обернулся и внимательно посмотрел на меня. Вид у него был такой, будто я внезапно заговорил по-китайски: несколько удивленный и заинтересованный.
- Увлекаетесь классической музыкой, мистер Поттер? – спросил он, будто уточняя.
- Скорее, музыкой вообще, - ответил я. – Но классика – это основа основ.
- Владеете каким-нибудь инструментом? – Снейп поставил книгу на место и развернулся ко мне полностью, сложив руки на груди и откинувшись спиной на полки. Его черные глаза странно заблестели и буквально впились в меня.
- Немного играю на гитаре, - пожал я плечами. Снейп хмыкнул.
- Ну конечно, гитара… - с каким-то странным пренебрежением произнес он. Я приподнял брови и приготовился снова оскорбиться, но Снейп продолжил: - И каких же классических композиторов вы предпочитаете, позвольте поинтересоваться?
«Что это с ним? – стукнуло в голове. – Чего он такого объелся, что заинтересовался моими предпочтениями?»
- Бетховен. Вагнер. Гайдн. Равель. Под настроение – Моцарт, - я усиленно вспоминал свой плейлист в плеере, в котором рок шел вперемешку с классикой.
- Бах? – поднял бровь Снейп.
- Однообразен, - я покачал головой.
- Григ?
- По настроению.
- Из русских знаете кого-нибудь?
- Знаю многих, но предпочитаю Шостаковича, Мусоргского, Прокофьева, Хачатуряна, - ответил я. Трудные фамилии ломали язык, особенно последняя, и, справившись с перечислением, я почувствовал себя героем.
- Чайковский?
- Оскомину набил, - я поморщился. – Он, конечно, великий композитор, но русскую классику часто связывают только с его именем, будто других композиторов вовсе не существует. Так же, как русскую литературу связывают у нас исключительно с Пушкиным, словно он один и составляет всю русскую поэзию. А между тем…
- Да вы бунтарь, мистер Поттер, - усмехнулся Снейп. У меня появилось навязчивое желание протереть глаза. Потому что в его взгляде ясно читался интерес и… уважение. Уважение! Уважение Снейпа, который признает авторитет разве что Дамблдора да МакГонагал! Этот мир сошел с ума…
- В тихом омуте, говорят, черти водятся, - позволил себе улыбнуться я. Снейп вновь усмехнулся.
- Верно, мистер Поттер, - он кивнул. Прищурился. – А что вы скажете на то, что…
Следующие три часа прошли в увлеченном обсуждении-споре насчет музыки. Начали с классики – тут выяснилось, что Снейп не меньший бунтарь, чем я, но с примесью романтизма: он восхищался Чайковским, Моцартом, Шопеном, Шубертом. Когда дошли до Бетховена, долго и по косточкам разбирали и «Лунную сонату», и Аппассионату, и Пятую симфонию, и знаменитое «К Элизе», споря, кому же все-таки это произведение посвящено; потом я неосторожно ляпнул про одну из его сонат, что в ней есть место, где все пианисты играют форте, когда там написано фортиссимо, Снейп не поверил, и спор затянулся еще на час. Дошло до того, что в конце концов Снейп притащил из соседней комнаты охапку нот, бросил их прямо на пол за неимением места на столе, и мы долго просидели, перебирая их в поисках нужной сонаты. Снейп заявил, что даст пятьдесят очков Гриффиндору, если я вдруг окажусь прав. Зря он это сделал. Надо было видеть его глаза, когда я развернул ему ноты и указал на двойное «f» - фортиссимо (для тех, кто не знает: форте, «f», обозначает, что играть надо просто громко, а фортиссимо, «ff», что – громче некуда). После этого мы со всех сторон обсудили русских композиторов, попрепирались по поводу влияния советской идеологии на музыку – можно ли в такой обстановке создавать шедевры на все времена. А потом плавно переключились на современность. Мне пришлось сознаться в своем увлечении роком, а когда это было воспринято пренебрежительно, яростно доказывать, что это не меньшие шедевры, чем классика. Так же пришлось поупираться, отстаивая великую роль гитары в музыке, - выяснилось, что Снейп не признавал ее серьезным инструментом. Он оказался потрясающим спорщиком: любые его доводы были жестко логичны и аргументированы, он не позволял себе прямых оскорблений даже в запале, всегда внимательно выслушивал то, что я говорил, и отвечал буквально по пунктам. Такого противника я еще не встречал никогда в жизни. Я напрочь забыл обо всем, кроме спора, в том числе и о том, кто, собственно, был моим противником. А очнулся я от этого упоительного занятия, когда услышал, как где-то в Хогвардсе часы пробили полночь.
- Ох, профессор… - я растерянно посмотрел на Снейпа. – А занятие-то…
Снейп, казалось, тоже очнулся, тряхнул головой.
- Да… - выдохнул он. Кивнул на дверь. – Что ж. Занятие начнем завтра. - Пойдемте, я провожу вас до гостиной вашего факультета.
Эээ... Чего? Я удивленно поднял брови. Снейп собирается провожать меня до гостиной? Нет, вообще-то для преподавателя это нормально - проводить ученика поздним вечером, чтобы его не захапал Филч. Нормально. Для преподавателя. Для любого преподавателя. Любого, кроме Снейпа! Либо мне нельзя верить своим ушам, либо одно из двух...
- Поттер, вы решили здесь заночевать?
О нет, этого я не хотел точно. Поэтому немедленно подскочил с места и вышел из кабинета вслед за Снейпом.
И по подземельям, и по коридорам мы шли молча. Я украдкой поглядывал на Снейпа – он снова стал таким, каким был всегда: холодным, надменным, язвительным. Довел меня до двери комнаты и без слова ушел. А я остался стоять на некоторое время в коридоре, совершенно обескураженный.
В голове был полный бардак. Колоссальная нестыковка знаний и сведений выбивала из колеи. Снейп из подземелий и Снейп, известный мне до этого, никак не стыковались между собой. Будто совершенно разные люди. Что это значило? Какого черта вообще происходит? Не похоже, чтобы Снейпу от меня что-то было нужно, но, с другой стороны, он никогда не делал что-либо без выгодной цели. Значит, нужно понять, что. Но не сейчас. Это надо обдумать на свежую голову, а не обалдевшую от спора.
Вздохнув, я ушел в комнату, быстро пересказал содержание «занятия» любопытному Рону и улегся спать. Завтра предстояло много, много думать…

Следующий день принес вместе разъяснения только новые загадки. На плановом, обычном занятии со всем факультетом Снейп ничем не отличался от того Снейпа, которого мы все знали: прежний язва, прежний ледник, не знающий пощады. Я заметил, пожалуй, только одно, совсем небольшое отличие: отпуская язвительные шпильки в мой адрес, он перестал касаться моих умственных способностей. Что угодно – мой внешний вид, очки, неловкость, но только не ум. Как будто он перестал считать возможными такие подколы. Не упомянул он и мою «слезливость», как он это назвал. Зато когда у меня в очередной раз взорвался котел, причем так лихо, что я и мои сотоварищи, а также сам Снейп, оказавшийся рядом, едва успели отскочить, он с видимым удовольствием снял с Гриффиндора сразу пятнадцать очков – очевидно, решил потихоньку компенсировать вчерашний проигрыш. Я только хмыкнул на это да наградил его насмешливым взглядом – мол, я-то понимаю! – но он предпочел на него не реагировать, из чего я сделал вывод, что угадал. Но почему Снейп решил меня не унижать, когда у него были – да и есть – все козыри, все возможности? Этого я, исходя из знания о характере Снейпа, понять не мог.
Если только ему от меня что-то не нужно. Что-то, для чего ему необходимо мое… расположение, что ли. А что это может быть? Что? В памяти всплыло предположение Рона. Горло настойчиво защекотал истерический хохот. А что, может, Снейп таким образом за мной пытается ухаживать? Над этой поистине бредовой мыслью я веселился несколько минут, подбирая различные варианты и находя «за» и «против» нее, но потом вернулся к серьезным размышлениям. Сформулируем вопрос иначе: зачем Снейпу вызываться меня натаскивать? Что ему это дает, кроме ежедневного лицезрения моей физиономии?
Ну конечно.
ЗОТС.
Естественно. Как я раньше не догадался? Ведь это так просто. Снейп мечтает о месте преподавателя по Защите от Темных Сил, но Дамблдор, насколько я понимаю, остерегается давать его бывшему Упивающемуся. А тут прошел слух, что наш нынешний преподаватель намерен перевестись в другую школу. Чем не шанс для Снейпа? На мне он хочет показать, что способен к эффективному исполнению этих обязанностей. Все так просто…
- Гарри, ты решил съесть курицу взглядом? – сидящая рядом со мной Гермиона пихнула меня в бок, отчего я чуть не уткнулся лицом в тарелку. Мы сидели в общем зале за ужином, и именно здесь мысли накрыли меня с головой, отчего я минут десять разглядывал курицу на своей тарелке. Что ж, со мной такое бывает.
- Задумался, - пояснил я, принимаясь за еду. От того, что я понял, зачем понадобился Снейпу, стало как-то легче и спокойнее на душе. Всегда спокойнее, когда понимаешь, что кругом происходит.
Над головой зашумело, я машинально поднял глаза, но тут же их равнодушно опустил. Совы разносили почту, а я не ждал никаких посланий. Да и кто мне мог бы написать? Сириус разве что. Но он писал редко, когда мог себе это позволить, то есть – когда был уверен, что его не вычислят по этому письму. Чаще ему писал я, рассказывая, как он просил, о своей жизни, и последнее письмо я ему отправил полторы недели назад. Ждать ответа оставалось еще как минимум недели три, так что шелест крыльев меня абсолютно не волновал.
- Что это? – вдруг воскликнула Гермиона. Я поднял голову.
Четко к нашему столу летели три совы, держащие за веревки одну большую прямоугольную посылку, завернутую в коричневую бумагу. Иногда, глядя на то, как бедные птицы таскают тяжести, я жалею, что в магическом сообществе не принято использовать маггловские средства доставки почты. Но кому могло прийти в голову прислать такое?
Совы долетели до стола Гриффиндора и зависли… четко надо мной. Затем стали медленно спускаться.
- Какого…? – вырвалось у меня.
Слава Мерлину, совы догадались не уронить посылку на меня, как обычно это делали, а поставить ее за моим стулом. Получив в награду пригоршню крошек, птицы улетели в совятник, а я задумчиво уставился на посылку. Сомнений быть не могло, это мне, на ней было написано мое имя. Но что это? И, главное, от кого?
- Может, откроешь? – предложил Рон.
Как будто я мог поступить иначе!
Я распутал веревку и снял бумагу. Под ней оказался большой кожаный ящик. У меня замерло сердце, когда я догадался, что в нем могло быть.
- Сумасшедший… - прошептал я, дрожащими руками откидывая крышку.
Так и есть. Гитара. Производства крупнейшей лондонской фирмы. Под струнами лежала записка: «Решил не дожидаться Рождества и отправить подарок сейчас. Не могу допустить, чтобы мой крестник играл на метле. Надеюсь, она принесет тебе удачу. Сириус».
В своем последнем письме я имел неосторожность пожаловаться, что безумно хочется играть, а не на чем. Просто так пожаловался, честное слово! Написал, что играть хочется до того, что хоть метлу бери вместо гитары. А Сириус принял эту жалобу за прямое указание к действию. Ну разве не сумасшедший?
- Что там? Гитара? – разочарованно протянула Гермиона. Ну да, ее все, что не касается магии, разочаровывает.
- А ты разве играешь? – удивился Рон.
- Играю… - кивнул я, не сводя глаз с инструмента. Гитара была целиком черной с ярко-красными ладами на грифе и таким же красным орнаментом вокруг резонатора, с черным ремнем и семью прозрачными струнами. Она была настолько прекрасна, что я не смел взять ее в руки и только смотрел…
- А когда ты научился? – продолжил расспрашивать Рон.
- На прошлых каникулах, - я протянул руку и осторожно коснулся пальцами струн. Те в ответ приветливо зазвенели. – Помирал со скуки, не знал, чем заняться. Залез на чердак и нашел там старую гитару вкупе с таким же старым самоучителем. Вот и занялся…
- А может, ты нам сыграешь? – вдруг предложила Гермиона.
- Сейчас? – я удивленно оглянулся на нее.
- Ну да, - кивнула она. – Не зря же Блэк ее тебе прислал. Вечером тебе не до нее будет.
Мда, она, как всегда, была права. Вечером, после занятия со Снейпом, я вряд ли буду в настроении и состоянии играть. Я глянул на Дамблдора, тот кивнул, разрешая. И тогда я вытащил гитару из чехла.
Ремень был будто специально подогнан под меня, изгиб легко лег на колено, гриф как влитой сидел в руке, струны отзывались на малейшее прикосновение. Я быстро размял пальцы, взял на пробу несколько аккордов. Настройка была просто идеальной, струны не пришлось подгонять, как обычно. Сириус, наверное, все магазины обегал, чтобы ее найти – лучшую из лучших. Определенно, мне в крестные достался сумасшедший…
Что сыграть? Я мог сыграть только всего, что совершенно терялся. Обвел потерянным взглядом зал, мазнул им по учительскому столу… и улыбнулся. Снейп сверлил меня немигающим взглядом, и в голову закралась озорная мысль. Для начала, чтобы как следует разыграться, я наиграл «Лунную сонату». Снейп глубоко вдохнул, вскинул голову и сложил руки на груди. Во взгляде отразилась насмешка. Я улыбнулся еще шире, приостановился на минуту, раздумывая, что играть дальше. И вдруг…
- А хотите песенку про меня? – усмехнулся я и намеренно резко после мягких переборов сонаты ударил по струнам.
Pay to kill, die to lose.
Hunted, hunter which are you.
Diablo comes again
To make trophies out of men…
«Iron Maiden», «The Mercenary». Обожаю эту песню. Она и впрямь про меня. Я это понял совсем недавно, с месяц назад. Хотя подсознательно любил ее всю жизнь. Интуитивно, как силу.
Nowhere to run, nowhere to hide,
You’ve got to kill to stay alive…
…Show them no fear, show them no pain…
Я редко пою, у меня не очень сильный голос, да и тренироваться было некогда и негде. Но бывает, что на меня накатывает, как сейчас, дикое желание петь, и тогда я просто не могу себя сдерживать. Не знаю, что на меня нашло, но слова звучали зло, струны звенели от резких ударов, а голос впервые за всю мою жизнь буквально гремел на весь зал. Я отводил душу за годы молчания, когда я мог себе позволить только тихонько мурлыкать что-то под нос, за годы стыда своей тяги к обычной маггловской музыке, которую редко приветствуют среди нас, за годы терпения и молчаливого согласия с нормами…
Когда я закончил играть, в зале повисла тишина.
- У тебя… хороший голос, - наконец осмелилась произнести Гермиона. Я глянул на нее и усмехнулся. В глазах ее читалась совсем не эта учтивая фраза.
- Спасибо, - я кивнул и, переместив гитару за спину, поднялся. – Ладно, я пойду. Отнесу ее в комнату, а то потом времени не будет, и Снейп меня за опоздание сварит в каком-нибудь из зелий.
- Но ты же почти не ел… - неуверенно возразил Рон.
- Не хочу, - я мотнул головой и, подмигнув на прощание, удалился, прихватив с собой ящик.
Есть мне действительно не хотелось. От игры меня всего трясло, сердце бешено колотилось, а с губ не сходила дурацкая улыбка. В душе разливалось приятное блаженство, в мыслях стучали только слова песни, и почему-то хотелось бежать, а не идти, хотелось задыхаться от несущегося навстречу ветра, кидаться в его объятия и смеяться от радостного возбуждения игры…
В комнате я более-менее успокоился, вернулся в свое обычное меланхоличное состояние. Гитару от греха подальше – то есть чтобы не поддаться соблазну и не начать снова играть – убрал в ящик и запихнул под кровать. Еще минут десять посидел в одиночестве, высчитывая, когда же у меня теперь будет время вволю поиграть (вышло, что не раньше следующих выходных), и раздумывая, когда я буду готовиться к занятиям, если каждый вечер буду проводить в обществе Снейпа (вышло, что спать мне в ближайшее время вовсе не придется), а потом, когда народ начал возвращаться с ужина, направился навстречу своим мучениям. Впрочем, в этот раз я шел более спокойно, чем вчера, – все-таки место уже было знакомое и со Снейпом, как оказалось, тоже можно нормально общаться. Правда, слабой надежде, что мучения удастся оттянуть и сегодня, обнаружив еще какую-нибудь тему для спора, я не дал развиться, поскольку это было уж совсем из области фантастики. Зато появилось предположение, что, узнав Снейпа получше (хотя раньше мне казалось, что и так лучше некуда), я смогу его убедить в своей безнадежности, и это меня порадовало…
Подземелья сегодня были тихи, в них не раздавалось ни звука, кроме моих шагов, и я неосознанно пожалел об этом. Хотя и не ожидал, что Снейп снова будет что-либо играть перед моим приходом, а все равно вздохнул с сожалением. Вряд ли я еще когда-нибудь услышу подобное исполнение… В полнейшей тишине я дошел до кабинета Снейпа и постучался.
- Да, - послышалось из-за двери. Я глубоко вдохнул и вошел.
- Это я, профессор, - произнес я.
Снейп сидел за своим столом и листал какую-то книгу. На звук он поднял голову, пару секунд смотрел на меня оценивающим взглядом и будто бы нехотя встал.
- Мистер Поттер, - кивнул он будто бы задумчиво. Вышел из-за стола и, больше не глядя на меня, прошел мимо к двери слева от входа. – Ждите здесь.
Сказав это, он скрылся за дверью. Я остался стоять в полном недоумении. Что это значит? Снейп был какой-то странно напряженный, говорил короче и отрывистее и двигался четче, чем обычно. Это было на него совсем не похоже, и мне стало как-то не по себе. Сколько себя помню, Снейп всегда контролировал ситуацию; да, он гад и мстительная тварь, но он всегда держит все под контролем, никогда не нервничает и не суетится бестолково. Снейп и спокойствие – это как синонимы. И то, что сейчас он был менее спокоен, чем обычно, меня встревожило. За дверью, куда он ушел, что-то подозрительно звенело и булькало, показывая, что Снейп готовит какое-то зелье, и взвинчивая меня еще больше. Чтобы отвлечься, я сдвинулся с места (а то бы, как вчера выразился Снейп, натурально пустил корни), медленно прошелся вдоль стены, скользя взглядом по названиям книг, большинство из которых мне ничего не говорили, и, немного поколебавшись, подошел к его столу. Осторожно заглянул в книгу, которую он читал, - так просто, из любопытства. И не смог сдержать ухмылку, увидев нотный расклад какой-то песни в гитарных аккордах. Ага, все-таки я его подцепил! А то – несерьезный инструмент, игрушка дворовой молодежи, по уровню развития не дальше шарманки… Вот, пусть сам убедится, что это за «игрушка молодежи»!
Из-за двери послышались шаги, я поспешно отскочил от стола и развернулся к полкам, сделав вид, что рассматриваю книги. Вовремя. Вряд ли Снейп обрадовался бы, узнай он, что я интересуюсь его столом. Из-за двери он вышел таким же напряженным, каким и входил, и нес в руках стакан с какой-то полупрозрачной голубоватой жидкостью. Я удивленно поднял брови.
- Идите сюда, - Снейп остановился недалеко от кресла и выжидательно посмотрел на меня. Я подошел, он всучил мне стакан. – Пейте.
- Что это? – я настороженно посмотрел внутрь.
- Я сказал: пейте, - голос у Снейпа стал похож на шипение змеи. – Вы должны выполнять беспрекословно то, что я вам говорю, если хотите восстановить контакт с силой. Ну же!
Знал бы он, насколько мне не нужен этот контакт! Но ослушаться я не смог. Черт побери, опять не смог…
Жидкость обладала неприятным горьковатым вкусом, я проглотил ее залпом, как лекарство, и посмотрел на Снейпа.
- Что теперь?
Он не ответил, только внимательно, не отрываясь, смотрел мне в глаза. Несколько секунд ничего не происходило. Я уже собрался повторить свой вопрос, но вдруг… Черные глаза Снейпа наполнились тьмой, всепоглощающей тьмой, тянущей, как магнитом, к себе; грудь сдавило, не давая сделать вдох, по голове будто чем-то ударили – я пошатнулся, всхлипнул в последней попытке вдохнуть и упал во тьму, почувствовав напоследок, как Снейп подхватил меня под руки…

Тьма… Тьма… Тьма кругом, она стоит перед глазами ширмой, она вяжет по рукам и ногам, упругая и плотная, не давая двигаться… Тьма… Зачем я ей сдался? Зачем я тебе, Тьма?.. Усиленно пытаюсь вспомнить, как я сюда попал… Снейп… Снейп. Что он мне дал? Неужели яд? И тогда я… умер? Какой-то глупый сюжет получается…
- Жизнь не любит глупых сюжетов, Гарри.
Вздрагиваю. Голос раздается как будто сразу отовсюду, со всех сторон, так, словно со мной разговаривает сама Тьма.
- Тьма не умеет говорить, Гарри.
Мда уж. Она умеет только молчать и слушать.
- Верно, - смех. – Верно… Подожди, я иду к тебе.
Гулкий стук шагов. Хм. Для того, чтобы были шаги, как минимум нужен пол… Ну правильно, пол. А на чем же я тогда стою? Постепенно начинаю ощущать свое тело в пространстве. Кругом по-прежнему тьма, но по крайней мере я ощущаю, что стою на полу. Пол есть, и то хлеб. Стук шагов какой-то металлический, скрежещущий, из чего я делаю вывод, что пол каменный. Вроде как в Хогвардсе, в подземельях…
- Ты не в Хогвардсе, Гарри.
Да я уж понял.
- Молодец…
Спасибо.
- Не за что. Обращайтесь.
В следующий раз – обязательно.
Снова смех. Из тьмы выделяется какой-то плотный силуэт. Забавно так выделяется, словно его вырезали резцом по стеклу. Он быстро приближается ко мне и останавливается в паре шагов, будто вдруг на что-то натолкнувшись. Молчит. Хочется спросить, кто он, но появляется странное ощущение, что говорить я не умею…
- Правильно, Гарри. Из нас двоих говорить должен кто-то один. Ты ведь не хочешь разговаривать сам с собой?
Сам с собой? Так ты – это я?
- В какой-то мере.
В какой?
- В той, что я – твоя сила. Отвергнутая часть тебя.
Отвергнутая? Только не говори, что мной…
- Тобой. Кем же еще?
Я тебя не отвергал. Как я могу тебя отвергнуть? Как это вообще возможно для волшебника?
- Возможно. И если ты не будешь меня перебивать, я расскажу, что между нами произошло.
Я тебя слушаю. Внимательно.
- Отлично, - молчание. – Тебе уже известно, Гарри, что у нас с тобой очень сильная интуитивная связь, которую разум не может поставить под контроль. Он просто никак не может ее нащупать, а от попыток это сделать становится только хуже. Тебе это рассказали и не ошиблись. Но это – лишь часть проблемы, та часть, которую могут распознать окружающие, лишь верхняя часть айсберга. Остальное кроется не во мне, а в тебе.
Приехали. Что же, я сам виноват?
- Получается так. Все дело в том, Гарри, что ты не веришь себе. Заметь: не «доверяешь», а «веришь», не «в себя», а «себе». Это важно. Ты не веришь тому, что думаешь, что говоришь, что делаешь. И это понятно. Всю жизнь ты сам по себе не представлял из себя ничего, тебя лепили окружающие из доступных им шаблонов, собирали тебя по частям, по кусочкам, какими они хотели тебя видеть. И ты поддавался, ты шаблонно мыслил, шаблонно действовал и не смел эти шаблоны нарушить. Ты привык к тому, что вокруг говорится истина в последней инстанции, и верил больше окружающим, чем себе. Будь ты магглом, ты бы прожил до седых волос припеваючи – среди них стереотипы только приветствуются, хотя и волшебники этим страдают. Но вместе с тобой родился я. Твоя сила, твоя тень. До поры до времени я без труда пробивался к тебе, но с каждым годом это становилось все труднее. Ты закрывался, Гарри. Чем дальше, тем меньше ты верил себе, тем слабее в тебе была интуиция. В период Ломки ты закрылся окончательно. Тебе показали стереотипные варианты контакта со мной, и ты решил, что иначе и быть не может. Ты сам выстроил вокруг себя стену, Гарри, сквозь которую я никак не могу пробиться. Если не веришь, протяни руку.
Я подчиняюсь. Пальцы натыкаются на жесткую тьму.
- Ты не стереотипен, Гарри. Забудь о том, что тебе про меня говорили. Попробуй поверить себе.
Как? Как поверить себе, когда всю жизнь и себя-то не знал?
- А вот тут ты ошибаешься, Гарри. За последний год ты сильно изменился. Да ты ведь и сам заметил. Исчез я, исчезли окружающие – и ты стал собой. У тебя появились свои вкусы, свои интересы, свои взгляды, свои мнения. Ты думаешь, почему Снейп вчера так удивился, когда ты заговорил о Бетховене? Потому что он никак не мог предположить, что шаблонно хороший и правильный Поттер, точная, по его мнению, копия отца, не отличающийся от него ничем, может оказаться ценителем маггловской музыки. Он привык быть особенным, самым особенным из всех; а тут вдруг ты оказываешься особенным ничуть не меньше. Да еще и имеешь свое мнение о музыке, смеешь отстаивать свои убеждения, которые в шаблон никак не вписываются. Я, наверное, тебя удивлю, но Снейп пока единственный, кто видит в тебе тебя самого, такого, какой ты есть, - с твоей страстью к полетам в дождь и ветер, с любовью к музыке и гитаре, с настойчивостью и терпением. Кроме него, тебя не разглядел никто, потому что все искали шаблоны, а он, сам не вписывающийся в шаблон, включил воображение. Включи и ты.
Воображение? Хм… Ну давай попробуем. Оставим пока Снейпа в покое, хотя ты сделал для меня великое открытие… Так для чего включать воображение?
- Попробуем пробить стену.
Как?
- Смотри.
За спиной силуэта вспыхивает и кружится огненный шар, разламывая пополам тьму. Я зажмуриваюсь от резкого света.
- Что это за заклинание?
Откуда я знаю?!
- Отвечай!
Да не знаю я!
- Знаешь! Отвечай! Что оно тебе напоминает?
Черт бы тебя побрал, прилипала… Круцио!
Шар исчезает, тьма смыкается.
- Ну вот, а ты все – не знаю, не знаю… - смех. – Идем дальше. Что это?
Мягкий голубоватый свет… Неужели Патронус?
- Верно. А это?
Свет сменяется фиолетовым дымом. Вингардиум Левиоса?
- Теперь ты понимаешь?
Хм… кажется, да.
На губы выползает улыбка.
- Тебе нужно драться с закрытыми глазами. Доверившись мне, как в полете. Я покажу тебе заклинания, тебе останется научиться их только различать.
Все так просто, так просто… Ответ лежал под носом, а я его не увидел! Год искал и не видел!
- За год ты многому научился.
Да, научился… А еще расхотел быть великим волшебником, расхотел нести ответственность, расхотел быть кому-то что-то должен… А теперь – залезать в старую шкуру…
- Нет, Гарри. Просто обновившаяся змея все-таки остается змеей даже в новой шкуре. Только решение теперь принимаешь ты. Решай, хочешь ли, чтобы я снова был твоей тенью.
Силуэт медленно протягивает мне руку. Стена тьмы, разделяющая нас, теперь мягко шелестит завесой дождя. Если я откажусь, второго шанса может не быть. А если соглашусь…
Черт с ними. С Дамблдором и со всеми. Это моя сила. И я буду решать, что с ней делать. Волан-де-Морта надо остановить, я это знаю. Сам. Значит, надо пробовать. А для этого нужна сила.
И в конце концов, мне надоели взрывающиеся котлы и закрытые книги.
Я протянул руку и сжал ладонь силуэта. Дождь забарабанил по плечу, по лицу, по очкам. Ласковый, прохладный дождь…
- С возвращением, Гарри…

Боль… Черт подери, как больно… Голова болит с такой силой, что, кажется, ее раздавит этой болью… Из горла невольно вырвался стон, я поводил головой, пытаясь сбросить давящие горячие щипцы, и уткнулся носом во что-то мягкое. Мягкое и пушистое, с длинным ворсом, щекочущим нос, и необычным, но очень приятным терпким запахом. Любопытство пересилило даже боль, я медленно открыл глаза, чтобы узнать, что же это такое. И обнаружил нечто весьма интересное. Оказалось, что я сижу в кресле Снейпа у камина, уткнувшись в его мохнатое покрывало. Очки сползли набок, пришлось поднять руку, чтобы их поправить. Это лишнее движение вызвало новую вспышку боли и новый стон.
- Очнулись, Поттер? – послышался искренне заинтересованный голос Снейпа чуть сбоку. Я скосил глаза. Он сидел за своим столом и смотрел на меня.
- Что… что вы мне дали? – голос сипел и хрипел одновременно, а прокашляться не было сил.
- Неважно, - он откинулся на спинку своего стула. Сузил глаза. – Вы говорили со своей силой?
- Да… да, но откуда вы… - я попытался обернуться, но голова отозвалась такой болью, что в глазах запрыгали звездочки. – О, черт… Моя голова…
- Это побочное действие зелья. Не двигайтесь, через десять минут пройдет.
Десять минут! Знал бы он, какая это боль, не говорил бы с таким спокойствием! Впрочем, это же Снейп, чего от него еще можно ждать…
- Вы выяснили, в чем причина вашего разлада с силой?
- Да, - я сглотнул. Горло драло нещадно, как наждаком прохаживались. – Выяснил. Но откуда вы знаете про силу?
Снейп некоторое время помолчал.
- Темный Лорд потерял контакт с силой в период Ломки, - наконец медленно произнес он. – Однако, штудируя книги, он смог продержаться в ранге волшебника до окончания школы. Он устроился работать при департаменте в одной из контор, выполнял различные мелкие поручения, на которые его силы хватало. Спустя два года он попал в катастрофу, находясь в маггловском мире, и впал в длительную кому. Очнулся он Волан-де-Мортом, - Снейп встал и, судя по звуку, походил за моей спиной по комнате. – Мы, Дамблдор и я, изучив этот случай, решили использовать нечто похожее для вас. Я приготовил зелье, которое ввело вас в состояние, близкое к коме, чтобы вы имели возможность поговорить с силой напрямую. Насколько я понимаю, эксперимент удался.
Да уж, удался… А вот мне сказать, конечно же, было влом…
- Могли бы меня предупредить… - пробормотал я.
- Нет, - Снейп за моей спиной остановился. – Это могло навредить. Зная, для чего вас ввели в кому, вы могли подключить разум для поиска силы, а это чревато.
Ему осталось сказать только, что он не хотел нарушать чистоту эксперимента, и я бы в полной мере почувствовал себя подопытным кроликом. Ей-богу, так обращаются, будто я не человек, а инструмент какой-то… Я закрыл глаза и осторожно помассировал виски. Боль начала медленно, очень медленно, как вода в море, отступать.
- Странно, что я и Лорд так похожи… - тихо сказал я. Снейп переместился из-за моей спины к камину. Я посмотрел на него, прямо в провал черных глаз. – Мне это не нравится. С чем это связано, как вы думаете, профессор?
Я не собирался этого спрашивать и сам испугался, когда спросил. Сейчас начнется поток язвительности, сводящийся к тому, что это не моего ума дело… Нет, я этого не боялся, просто не хотелось услышать в ответ на то, что меня все больше волновало, ничего не значащие слова…
- В этом мире, Поттер, все уравновешено, - Снейп не отводил от меня взгляда, а голос его стал неожиданно глубоким, похожим… похожим на голос силы. Никакой насмешки, никакой едкости. Снейп стоял, прислонившись спиной к камину и сложив руки на груди, обрисованный светом камина, и походил на огромную черную птицу-ворона, пронзающую меня проницательным, даже мудрым взглядом… - Если в нем появляется что-то чересчур плохое, по закону равновесия появляется что-то чересчур хорошее. Но природа и у плохого, и у хорошего одна и та же. Они как две половины одного целого, они сделаны из одного материала. Вы с Темным Лордом полярны, Поттер, но для того чтобы стать антиподами, вы должны пройти один путь, отличающийся только выбором в его конце.
- Выбором? – я поднял брови, губы невольно исказились злой усмешкой. – Каким выбором, профессор? Выбор, возможно, был у Лорда, но я обречен. Выбор давно сделан за меня.
- Выбор есть всегда, - глаза Снейпа снова сузились. – Всегда. Запомните это, Поттер. И он не ограничивается двумя вариантами. Вы вольны решать сами. Вам лишь предложили направление.
Мне почему-то представилась роза ветров. Вот оно, живое воплощение многообразия вариантов. Север, северо-восток, северо-северо-восток… Одно отклонение – и путь уже иной. Может, Снейп и прав?
- У вас прошла голова, Поттер? – после минутного молчания поинтересовался он. Я прислушался к своим ощущениям. Боль и впрямь незаметно ушла. – Прекрасно. В таком случае приступим к занятию. У вас есть предложения по его проведению?
Моему удивлению не было границ. Снейп спросил так обычно и буднично, словно спрашивал это всегда, а между тем подобный вопрос в столь учтивой форме и с расчетом на ответ от него можно было услышать разве что под гипнозом. Что с ним творится в последнее время?
- Мне… нужно драться с закрытыми глазами… по ощущениям… - растерянно ответил я. – Я был бы вам признателен, если бы вы мне показывали заклинания, чтобы я мог их различать.
- Показывал? – на сей раз удивился Снейп.
- Я вижу образы заклинаний, - пояснил я. – Их воображаемый облик, скажем так. Например, Круцио – это огненный шар, Патронус – голубоватый свет. Мне нужно знать облик заклинаний, чтобы их различать, использовать и отражать. И еще мне нужно научиться драться в этой технике. В общем… - я вздохнул. – Практически начать все заново…
- Прекрасно, - Снейп усмехнулся и поднял бровь. – В таком случае странно, что вы все еще сидите. Нам за месяц нужно пройти программу шести лет и добавить еще кое-что необходимое вам. Я бы на вашем месте начал немедленно, а не прохлаждался.
Я со вздохом поднялся.
- Конечно, профессор…
… В этот день он меня загонял так, что в комнату я буквально полз по стенке. Одно заклинание, второе, третье, четвертое… десятое… Облегчало задачу только то, что я уже знал, для чего они и как произносятся. А в остальном… Запомнить все образы и при этом не перепутать оказалось невероятно трудно. Снейпу приходилось показывать по нескольку раз, чтобы я рассмотрел во всех деталях; потом я отчаянно пытался воссоздать этот образ в воображении, и если я упускал мельчайшую частицу, заклинание превращалось в неуправляемый, крушащий все поток. Но особым мучением стал поединок, подводящий итог занятию. Я не успевал обрабатывать информацию, не успевал соображать, что за заклинание в меня летит и чем его отражать, опираясь на образы, так что огреб я по полной программе. Снейп отводил душу, упражняясь в ехидстве, но – и это меня удивило – опять-таки не касаясь моих умственных способностей. Зато от всей души прошелся по способностям магическим, так, что, будь у меня силы, я бы ему в глотку вцепился, но сил не было, и оставалось только ругаться на самого себя. Потому что Снейпа не переделать, а сам мог бы давать ему поменьше поводов для ехидства. Кроме того, меня удивило то обстоятельство, что он перестал называть меня «мистер». Этот отход от обычного насмешливого официоза должен был что-то означать, но что? Этого я при всем желании понять не мог. Однако долго мне над этим раздумывать не пришлось, поскольку мысли о том, что теперь такие мучения будут ежедневны, вытеснили все остальное. Радовало лишь то, что я кое-как понял принцип и осталось его только отработать, но «отработать» - в случае со Снейпом понятие страшное…
Когда я приполз в комнату, все уже спали. А едва дойдя до кровати и вкусно бухнувшись в нее, чуть не застонал от воспоминания, что нужно еще сделать задания на завтра. Но в этот раз мне повезло: их было не особо много и дались они на удивление легко, так что заснул я не поздно – всего лишь в пол-третьего ночи. Лучше, согласитесь, чем в пять утра…

- Я больше не могу.
Я сел прямо на пол, прямо там, где стоял, выронил палочку и, уперевшись локтями в колени, сжал ладонями голову.
- Я не разрешал вам отдыха, Поттер! – зашипел Снейп. – Встать!
- Я не могу, профессор, - я покачал головой и закрыл глаза.
- Мне плевать, можете вы или не можете. Я сказал: встать!
- Мне плевать, что вы говорите. Я сказал: не могу.
Снейп, видимо, онемел от моей наглости, а я не был в состоянии даже пожалеть о ней. Тем более, что говорил правду. Встать я действительно не мог: колени подкашивались, а в голове было ощущение, будто в ее креплении к шее ослаб винтик и она теперь свободно болтается, как ей вздумается. И мне в данный момент было действительно плевать, что говорит Снейп, ему все равно не удалось бы меня поднять.
- Вы забываетесь, Поттер, - рыкнул наконец Снейп. – Если вы сейчас же не встанете, я сниму с Гриффиндора тридцать очков!
О. Шантаж. Ну, чего я хотел? Он истинный слизеринец. Но даже такая угроза не заставила меня двинуться. Да что там: сиди я на углях, я и то бы не встал.
- Поттер!
- Профессор, дайте мне несколько минут, - я с мольбой глянул на него. – Пожалуйста.
- Ни секунды! Если вы сейчас же…
- Да черт бы вас побрал! – заорал я. – Чего вы от меня хотите?! Я не сплю третьи сутки, а вы хотите, чтобы я был свежим и полным сил?! Черта с два!
Мерлин! Я это сказал?! Поняв, что натворил, я со стоном уткнулся лицом в сложенные на коленях руки. Но сдерживаться было уже свыше всяких сил. Да и чьи бы нервы выдержали! Последние три дня выдались напряженными, было сразу несколько тестов, к которым готовиться нужно было долго и упорно, а я из-за занятий со Снейпом ничего не успевал и сидел ночами, не засыпая ни на секунду. А сегодняшний день, пятый с начала занятий со Снейпом, когда все требовали от меня обычной быстрой реакции, а я по несколько минут не мог вникнуть в смысл одного предложения, просто выбил меня из колеи…
- Во-первых, никто не разрешал вам повышать на меня голос, - Снейп подошел ко мне и… присел передо мной на корточки. – Во-вторых, объясните, из-за чего вы не спите третьи сутки.
У меня в голове снова произошла кардинальная нестыковка. Снейп – спрашивает о моих проблемах? Снейп?! Разве такое может быть?! Усталый мозг отказался думать на эту тему и вместо этого предложил облегчить душу. Какая разница, Снейп это или кто-то еще?
- Я ничего не успеваю, профессор, - я стянул очки и потер уставшую переносицу. – Не успеваю и учиться, и тренироваться одновременно. Я сижу ночами, чтобы подготовиться к занятиям. Вы знаете, вчера и сегодня у нас были тесты, мне не пришлось спать вовсе, чтобы к ним подготовиться. Хотя в таком состоянии, чувствую, я там такого навалял… - я махнул рукой. – И никому ведь невдомек, чего мне стоит держаться на уровне. Все принимают как должное. Везде я должен выкладываться подчистую. Но я же не машина, в конце концов, и не супер-герой, как бы вам этого ни хотелось.
- Нам… - Снейп усмехнулся. – Я заметил, ты был совсем не рад, что тебе вернули силу.
- Мне повеситься хотелось, - я тоже усмехнулся.
- Почему?
- Потому что все решают за меня. Потому что я не имею права на свою жизнь. Да что там на жизнь – на себя-то не имею права. Во мне все видят то, что хотят видеть. Сына Джеймса Поттера, например. Меня любят за то, что я его сын, и ненавидят за то же, - я перевел взгляд на Снейпа. – Как вы. Вы ведь не меня ненавидите. Вы ненавидите его через меня, отыгрываетесь на мне за него. Выходит, меня как меня самого даже ненавидеть нельзя, что уж…
Снейп резко встал и ушел к камину. Я пожалел, что позволил себя разоткровенничаться перед ним. Теперь будет что-то страшное… Я еще немного посидел, ожидая этого «страшного», но ничего не произошло, и я, надев очки, осторожно поднялся. Поначалу меня немного шатнуло, но я приноровился и устоял на ногах. Посмотрел на Снейпа в ожидании своей участи.
- Ты очень похож на Джеймса, - он вдруг резко обернулся и быстро подошел ко мне вплотную. – Внешне – просто его копия, от Лили только глаза. Ты долгое время был его копией во всем: в поведении, в словах, даже в жестах. Ты шел по его пути – Гриффиндор, ловец в квиддиче… Копия, просто копия, как калька с Джеймса. Та же мантия, те же дурацкие круглые очки. И такой же дурачок, как и он. Наивный, верящий в абсолютное добро… - Снейп вдруг поднял руку и осторожно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по моей щеке. Я вздрогнул, но не отклонился – просто не смог отвести взгляд от его черных глаз… - Но вдруг что-то случилось, и Джеймс исчез. Куда, м? Когда ты стал самим собой, когда ты избавился от духа Джеймса в тебе? Когда у тебя появилось свое мнение, когда ты перестал бояться возражать? Когда, Поттер?..
У меня в голове как будто что-то щелкнуло, будто яркая искра пробежала. Меня осенила догадка, и от этой догадки я расширил глаза.
- Мерлин… - едва смог выговорить я, не сводя взгляда со Снейпа. – Вы… вы же любили не маму… Вы любили моего отца…
Снейп буквально отпрыгнул от меня, подчеркнуто резко развернувшись к камину. Оперся о него одной рукой и некоторое время молча смотрел в огонь. Все его действия подтверждали, что я прав, да и тон, каким он говорил о Джеймсе Поттере, сам по себе кричал об этом. Я стоял в полной растерянности. Странно, но раньше меня как-то не удивляло соединение слухов о его любви к моей маме и того факта, что он гей. Зато теперь все встало на свои места.
Оказывается, не все слухи о Снейпе могут быть правдивы…
- Иди спать, - бросил в мою сторону Снейп. Тон был приказным, без всякой возможности ослушаться. – Завтра не приходи. Иди.
И я ушел. Что мне еще оставалось делать?
Пока шел тайными ходами к комнате, успел многое передумать. Большинство мыслей от недосыпа были абсолютно бредовыми, но кое-что трезвое все-таки проскакивало. В частности, предположение, почему Снейп ненавидел отца. Да за то, что он взаимностью не ответил, вот и все! А может – и я этого отнюдь не исключаю, зная магическое сообщество, - поначалу и ответил, но потом встретил маму и бросил его. Мерлин, все так просто… Все так просто в этой жизни, а я вечно стремлюсь все усложнить!
Когда я таки добрался до кровати и бухнулся в нее, единственной мыслью кроме той, что завтра выходной и можно спать вволю, было осознание, что Снейп начал называть меня на «ты»…

Весь следующий день я дрых, как сурок, проспал и завтрак, и обед, выполз только к ужину. А остаток дня, благо на завтра практически ничего не было задано, провел в обществе гитары, пропахав Рона, чтобы он поставил заглушку на мою кровать. Я думал только о музыке, в голове звучала только она, вытесняя все другие мысли, и кроме нее не было ничего – ни Хогвардса, ни магии, ни обязанностей ранга «великий волшебник». Ничего…
Зато назавтра, в день, маркирующий начало новой рабочей недели, все вернулось на свои места: магия – в мысли, гитара, в обнимку с которой я уснул, - в ящик, а я сам – на занятия. Ну и, конечно, не обошлось без зелий.
Снейп был в своем репертуаре: ехидные насмешки надо всеми, кто умудрился что-то лишнее ляпнуть (хотя у Снейпа все предпочитали держать язык за зубами) или сотворить (тут уж он по очереди распекал всех, ибо сделать у него что-либо сразу правильно было очень трудно), ну и, естественно, отдельной графой надо мной. Я эти насмешки привычно пропускал мимо ушей да улыбался сам себе: все-таки, посмотрев на это со стороны, я не мог отказать Снейпу в изрядной доле юмора и изобретательности. Он с ходу выдумывал просто восхищающие меня обороты, хотелось ходить за ним по пятам и записывать в блокнот.
- Поттер, вы думаете, что если будете улыбаться своему котлу, он у вас не взорвется? – поинтересовался Снейп, проходя мимо меня. Я усмехнулся.
- Я очень на это надеюсь, профессор, - голос дрожал, выдавая неукротимую потребность смеяться, меня буквально распирало.
- Я сниму десять очков с Гриффиндора, если вы осмелитесь еще раз улыбнуться.
Меня затрясло в беззвучном хохоте, так, что очки чуть не свалились в котел. Снейп произнес эту фразу таким тоном, будто запрещал мне улыбаться всю оставшуюся жизнь, а я очень живо себе представил, как стал бы оглядываться по сторонам, прежде чем позволить себе улыбку. От неминуемой кары за смех меня спасло то, что мое зелье угрожающе зашипело и нужно было срочно запускать новые ингредиенты, это отвлекло мое внимание на добрых пятнадцать минут и заставило забыть о причине моего веселья. Зато когда наступил нудный и самый долгий этап размешивания – а вы сами понимаете, что это очень трудоемкий процесс, поскольку нужно четко соблюдать определенную скорость движения ложки, иначе зелье может не выйти, - я отдался своим мыслям целиком и полностью.
Нет, я определенно выхожу из всех рамок. Не дело. Ведь если бы Снейп снова начал докапываться до моей улыбки, я бы заявил, что он безумно жесток, поскольку запрещает смеяться над тем, что сам произносит. И мне было бы все равно, что за это факультет лишился бы десяти очков. Мне было бы, что сказать, и я, не задумываясь, высказался бы. Это было странно, это было непохоже на меня. Так же как не было похоже на меня добродушие, с каким я вдруг стал смотреть на Снейпа. Раньше меня бесило любое его высказывание, теперь же я его слушал с легкой улыбкой, как слушают ребенка. Может быть, это произошло потому, что я теперь знал и другого Снейпа – Снейпа, которого был способен уважать? Надо же, какие метаморфозы могут произойти в отношениях людей всего за неделю. Стоит лишь пообщаться поближе…
Но удивительно, что Снейп позволил себе быть таким со мной. Со мной, с Гарри Поттером, которого он ненавидит лютой ненавистью! Почему? Сейчас, когда я думал о нем, он представлялся мне эдаким дикобразом, выставившим иголки во все стороны, чтобы спрятать уязвимые места. Почему же он перестал щетиниться при мне? Ведь не из-за общей страсти к маггловской музыке. К тому же, у меня создалось впечатление, что он перестал меня презирать, как презирал всех и вся. Да, он остался высокомерным и надменным, но презрения, будто перед ним червь, а не человек, я не ощущал. Скорее, он был со мной снисходителен, что, в общем-то, понятно, учитывая разницу в возрасте и опыте. Но почему он перестал меня презирать, как всех учеников?
Стоп…
Как это он сказал: «Когда ты стал самим собой, когда ты избавился от духа Джеймса в тебе? Когда у тебя появилось свое мнение, когда ты перестал бояться возражать?»
Бояться возражать?! Мерлин… От внезапной догадки у меня зашлось сердце. Кажется, я понял, почему Снейп презирает учеников…
- Поттер, вы что, увидели в котле боггарта? – холодный голос профессора заставил меня вздрогнуть. Снейп подошел и заглянул в мой котел. Поморщился. – Цвет вашего зелья был бы приятнее, если бы вы удосужились дочитать рецепт.
- Я дочитал, профессор… - пробормотал я, на всякий случай заглядывая в заветную бумажку.
- Да? А непохоже. В нем написано «мешать по часовой стрелке». Вы знаете, в какую сторону идет часовая стрелка?
Вспомнить это, а потом соотнести с тем, куда мешал я, оказалось невероятно сложной задачей. Поэтому я, недолго думая, поднял руку с часами, благо они у меня механические, и сверился. Выяснилось, что я и впрямь мешал не туда. Вздохнув, я с прежней меланхоличностью принялся мешать в обратную сторону.
- Простите, профессор, - я пожал плечами.
- Поттер, - «Ох… судя по тону, мне сейчас будет взбучка». – Вы не знаете, где право, а где лево?
По классу прошелестел смешок. Все ожидали интересного представления, Снейп, видимо, в том числе. Он с интересом наблюдал за мной, сложив руки на груди и явно не собираясь уходить. «Что ж, хотели – получите», - усмехнулся я про себя и, повернувшись, посмотрел Снейпу в глаза.
- Представьте себе, профессор! – я улыбнулся со всей лучезарностью, на какую был способен. – Я, знаете ли, переученный левша и от этого, как все переученные левши, путаюсь, где право, а где лево. А вы только сейчас заметили?
Закосить под дурачка – один из лучших способов вывернуться из нелепой ситуации. Огромные придурошно-наивные глаза, туповатый тон, дурацкая улыбка – они меня часто выручают. Противник теряется и не знает, как на это отреагировать. Однако Снейп если и растерялся, то виду не подал.
- Если вы думаете, что главная цель моей жизни – наблюдать за вами, вы сильно ошибаетесь, Поттер, - сказал он, надменно приподняв голову, но взгляда не отвел. Несколько секунд изучающе смотрел на меня, а затем ушел распекать кого-то в другой конец класса. Я проводил его задумчивым взглядом. Сейчас наши диалоги-препирательства напоминали мне почему-то скорее шутливую ссору двух друзей, чем то, что было на самом деле, то есть – достаточно серьезное противоборство. Но что-то во мне перещелкнуло, что-то, что больше не позволяло мне воспринимать эти диалоги всерьез. Откуда-то я точно знал, что Снейп не всегда и не в той форме говорит то, что думает…
Я перевел взгляд на котел и очень удивился, узрев, как начинает выправляться цвет – с коричневого на грязно-золотой. Вот что значит мешать в правильную сторону! Так о чем бишь я думал, когда Снейп мной заинтересовался? Мда… О нем и думал. О том, что понял, в чем причина его ужасного характера. Все было как нельзя просто.
Спорщик.
Снейп был заядлым спорщиком. Он умел спорить и любил это делать, и в то же время никогда не спорил по пустякам. Столкновение мнений, постепенное разрушение и воздвижение заново аргументации, штурм, ложное отступление и победа обходным маневром, как в настоящем сражении, - это все пробуждало в нем азарт. Он жаждал тонкого интеллектуального спора и с головой бросался в него при первой же возможности. Однако у него, как у гениального игрока-шахматиста, была проблема: отсутствие достойных соперников. Легкие победы его не интересовали, ему нужна была борьба – а борьбы не было. Ведь кто его окружает по большей части в Хогвардсе? Ученики. А кто может себе позволить спорить с учителем, да еще с таким как Снейп? Камикадзе обычно не находилось. А он в поисках достойных противников презирал тех, кто молчал; зная цену слову и мнению, он презирал тех, кто не имел его или же боялся его отстаивать. Что ж, я его понимаю. Сильные слабых защищают, а чересчур сильные – презирают. Для Снейпа все ученики, со Слизерина в том числе – хотя, думается мне, он стал его деканом только потому, что там чаще смеют спорить, - слились в одну безликую молчаливую массу, которую он сразу оптом презирал. Но тут, простите за самоуверенность, появился я. Я, который вдруг, ни с того, ни с сего, начал с ним спорить, отстаивая свое мнение. Я выделился из этой массы и встал сам по себе, особняком. Не скажу, что я прямо супер-достойный противник в споре, но все-таки могу отстоять то, в чем уверен. И, может быть, Снейп потому и перестал меня унижать по части ума – убедился, что ум в моей голове все-таки присутствует…
Бум! – вдруг громыхнуло что-то рядом. Я подскочил от неожиданности и оглянулся. За мной с абсолютно черным котлом у ног стояла Гермиона, и вид у нее был такой, будто она сейчас расплачется.
- Но я ведь делала все как написано! – воскликнула она, и вправду чуть не плача. – Все! Профессор, вы уверены, что в рецепте все правильно?
Ох, зря она это сказала… Снейп не любит, когда в его правоте сомневаются. Да и кто любит, если подумать?
- Минус десять очков с Гриффиндора, - Снейп сузил глаза, тон стал угрожающим. Но Гермиона не заметила – так была расстроена.
- Профессор, в рецепте указан корень сребролиста, - затараторила она. – Но сребролист совсем нехарактерен для этой категории зелий, у него другие свойства, он нужен для…
- Мисс Грейнджер решила прочитать мне лекцию по зельям? – Снейп почти рычал. – Не забывайтесь!
- Но ведь сребролист…
- Молчать! – вот теперь Снейп заорал. – Вон из класса! Я не намерен выслушивать абсурдные речи выскочки-полукровки!
Гермиона всхлипнула и замолчала, потрясенно глядя огромными глазами на него.
- Вам повторить?! Вон!
Девушка подобрала сумку и буквально вылетела из класса. Остальные ошарашено молчали. Впервые Снейп позволил себе назвать Гермиону полукровкой и впервые выгнал ее с занятия. Но никто не осмелился ничего сказать.
У меня потемнело в глазах. Снейп оскорбил Гермиону на глазах у всего факультета, и никто – никто! – не осмелится поставить его на место! Неконтролируемая волна гнева поднялась откуда-то из груди, железными пальцами сдавила горло. Гнева и… разочарования. Я не ожидал, что Снейп способен на такое. Забыл. Забыл, что он – истинный слизеринец.
- Это низко, профессор, - весь гнев вылился в этой короткой фразе, сказанной свистящим шепотом. Но в тишине класса ее было слышно всем.
- Что?! – Снейп развернулся ко мне, вперив в меня свои черные глаза. Я поднял голову и посмотрел на него.
- Я сказал, что вы поступили низко, - громко повторил я. Снейп задохнулся от возмущения, а мне безумно хотелось, чтобы мой взгляд стал осязаемым – тогда я бы его спалил на месте.
- Вам захотелось вслед за мисс Грейнджер, Поттер? – прошипел наконец он.
- Да с удовольствием! – я сунул в сумку учебник и тетрадь, погасил огонь под котлом, забросил сумку на плечо и, одарив напоследок Снейпа ненавидящим взглядом, вышел из класса, намеренно со всей силы хлопнув дверью.
Вот тварь. Тварь – она тварь и есть. И я ему еще мог симпатизировать! Черт бы меня побрал…
- Гарри?
Я оглянулся. У небольшой колонны недалеко от двери на выступе сидела Гермиона. Глаза у нее были заплаканные.
- Тебя тоже выгнали? За что?
Я усмехнулся.
- Снейп не любит, когда за его жертв вступаются, - я подошел к ней, бросил на пол сумку и присел рядом. Взял за руку. – Ну а ты-то чего разнюнилась? Подумаешь, Снейп… Что мы, мало его знаем, а? Ну, забудь, забудь…
Но вместо того, чтобы забыть, Гермиона уткнулась лицом мне в плечо и разревелась еще больше. Пришлось ее обнять и, как маленького ребенка, успокаивать разными ласковыми словами. Так, в обнимку, мы просидели до конца занятия, а незадолго до него Гермиона все же отстранилась и попыталась вытереть слезы.
- Спасибо, Гарри, - дрожащими губами улыбнулась она. – Ты настоящий друг.
- Да ладно, - я тоже улыбнулся. – Только Рону не говори, как мы тут с тобой сидели, а то приревнует еще.
- Хорошо, - она засмеялась.
Конечно, первым, кто выскочил из класса после занятия, был Рон. И, конечно, Гермиона тут же оказалась в его объятиях. Рон сжал ее так, что мне стало страшно, как бы он ее не раздавил, и стал тоже бормотать что-то успокаивающее. Остальные наши окружили их, разными способами выражая сочувствие, а я стоял в стороне. Мда, сейчас-то они готовы и грязью Снейпа поливать, и сочувствовать, а как там вступиться – это нет, это нам страшно… Тьфу, лицемерье сплошное…
- Гриффиндор решил навечно остаться в моем кабинете?!
Яростный, по-настоящему яростный голос заставил всех вздрогнуть. Снейп стоял в распахнутой двери и смотрел на нас, не скрывая ненависти, она чувствовалась во взгляде, в чертах лица, в позе, угрожающей прыжком коброй возвышалась за ним, наводя трепет и ужас. Все сочли за лучшее удалиться, причем как можно быстрее, пока эта кобра не привела угрозу в исполнение, и я в том числе.
Настроение с приподнято-меланхоличного скатилось до мрачного настроя первого дня занятий. Вот теперь я по-настоящему понял значение поговорки «видеть все в черном цвете». На душе было как-то противно и тяжело, будто меня предали. Я вдруг ощутил, что Снейп – до сегодняшнего дня, разумеется, - медленно, но неуклонно начинал мне нравиться; я попривык к его высказываниям, научился смотреть на мир, как мне казалось, его глазами и решил, что он не такой уж противный тип, каким его все считают и каким он хочет казаться. До сегодняшнего дня… Я ведь почти забыл, что Слизерину с Гриффиндором всегда не по пути. До сегодняшнего дня… Черт подери, одно слово, всего одно его слово! Но это слово было – «полукровка», истинно слизеринское, и меня от него буквально пробило током. Я не терпел такого отношения к магглорожденным вообще и слизеринское в частности. Великий Мерлин, как же тяжело разочаровываться…
В подземелья я этим вечером шел, как на смертный бой. Я намеренно подзадержался, чтобы позлить Снейпа, и шел неспешно, напутствуемый пожеланиями удачи и сочувственными взглядами Рона и Гермионы. У двери в его кабинет я постоял еще минут пять, прислушиваясь к тому, что происходило внутри, но ничего толком не услышал и, постучавшись, вошел.
Снейп сидел в кресле у камина, так, что мне от входа была видна только часть волос и рука с бокалом на подлокотнике. Бокал был невысоким и широким, как шайба, а в нем светилась в блеске огня ярко-янтарная жидкость.
- Вы опоздали, Поттер, - произнес Снейп холодно и ровно, не поворачиваясь ко мне. Я беззвучно усмехнулся.
- Я знаю, сэр.
- Объяснитесь в причине опоздания.
- Друзья задержали, сэр.
Снейп помолчал. Длинные белые пальцы будто бы рассеянно погладили стекло бокала. Это движение приковало мой взгляд – столько в нем было благородства.
- Друзья… Уизли и Грейнджер, надо полагать… - бокал оторвался от подлокотника, исчез на секунду за спинкой кресла и вернулся обратно. Жидкость в нем значительно уменьшилась, как от хорошего глотка. «Интересно, он хотя бы некоторых учеников по именам знает?» - хмыкнул я про себя, но снова остановил взгляд на пальцах, несильно и рассеянно сжимавших бокал. – Снимаю пятнадцать очков с Гриффиндора.
- За что? – я буквально сверлил взглядом эти пальцы, никак не мог от них оторваться, будто разговаривал с ними.
- За опоздание без уважительной причины, - бокал снова исчез за спинкой кресла и вернулся обратно ополовиненный. Ничего себе, такими глотками спиртное пить…
- Как скажете, сэр, - я не позволил голосу выдать, насколько мне сейчас хотелось высказать Снейпу все, что я о нем думаю. Тон вышел такой же ровный и холодный, каким говорил он, и я даже сам испугался, услышав его: таким мертвым мой голос не был никогда. Видимо, Снейп это почувствовал, потому что пальцы сжались на бокале сильнее, он как-то дернулся, будто хотел повернуться, но удержался.
- Позвольте спросить, мистер Поттер, - пальцы побарабанили по бокалу. Я же глубоко вдохнул и вскинул выше голову, услышав это уже подзабытое обращение к себе. Стало вдруг почему-то горько: все возвращалось обратно, так, как было неделю назад, так, как должно было быть… Снейп секунду помолчал и спросил: - Мистер Поттер, вы встречаетесь с мисс Грейнджер?
У меня натурально отвисла челюсть. Во-первых, оттого, что вроде бы всеведущий Снейп не знал о романе Рона и Гермионы, о котором знала вся школа, во-вторых, оттого, что Снейпа заинтересовала моя личная жизнь. Все это было настолько невероятно, что я предпочел вопрос не понять.
- Конечно, сэр, - выдал я. – На занятиях мы встречаемся ежедневно, часто в библиотеке и…
- Вы понимаете, что я вас спрашиваю не об этом, - раздраженно прервал меня Снейп. Я вновь усмехнулся. Почему-то мне нравилось его злить.
- При все уважении, профессор, я не считаю необходимым посвящать вас в мою личную жизнь, - спокойно ответил я.
- Черт побери, отвечайте, Поттер! – Снейп повысил голос и чуть вскинулся в кресле, так, что я мог видеть его профиль. Ко мне он так и не обернулся.
Я помолчал.
- Нет, - произнес я наконец. – Мы не встречаемся.
- Но она вам нравится, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Снейп. Я вскинул брови.
- Вы сделали такой вывод из того, что я за нее вступился? – я позволил себе улыбнуться. – Если так, то вы ошиблись. Мы с Гермионой друзья, не более. И большего между нами никогда не было.
Мне показалось, или Снейп как-то облегченно расслабился после моих слов? Пальцы на бокале разжались, почти поставив его на подлокотник, а затем уже спокойно приподняли и поболтали оставшуюся в нем жидкость.
- Имейте в виду, Поттер, - сказал Снейп уже своим обычным тоном, без напряженного холода. – Любые ваши увлечения могут помешать занятиям. Это взаимоисключающие вещи. Так что советую трижды подумать, прежде чем начинаться роман. Вы меня поняли?
- Понял, сэр.
Мне стало смешно. Очевидно было, что Снейп пытается прикрыть свои истинные мотивы маской соблюдения моих интересов. Но вот что это за мотивы, я не мог понять. И это непонимание меня несколько настораживало.
- Что ж, - бокал исчез за креслом в последний раз и опустился на подлокотник уже пустой. Снейп резко встал, поставил бокал на каминную полку и развернулся ко мне. Сложил руки на груди. Глаза его как-то странно блеснули. – Меня интересует, Поттер, что ты увидел низкого в моем отношении к мисс Грейнджер. Объяснись.
Переход был неожиданным, как и требование Снейпа, и его прежнее обращение на «ты». Я от этой неожиданности несколько растерялся.
- Не думаю, чтобы мы смогли понять друг друга в этом вопросе, профессор, - сказал я, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
- Это что, добровольная капитуляция? – Снейп с усмешкой приподнял одну бровь.
- Ни в коем случае, - покачал головой я. Еще чего! Чтобы я не принял вызов? Да не дождется! К тому же, это удачная возможность проверить мою теорию о нем. Я глубоко вдохнул и начал: - Я считаю низким само выражение «полукровка» по отношению к магглорожденным и мнение о них как о неполноценных членах магического сообщества, потому что…
…Это был самый жаркий спор из всех, в каких мне довелось участвовать. Как гроза снимает удушье летнего дня, так этот спор как будто разрядил то напряжение, которое повисло между нами со Снейпом после злосчастного занятия. Мы доспорились до хрипоты, и я сам не заметил, в какой именно момент у меня в руке оказался бокал с вином. Мы расхаживали по комнате, переговаривались с разных концов, сходились и начинали кружить вокруг кресла, а через некоторое время расходились вновь, ни на минуту не прекращая спорить. Снейп сыпал цифрами, видимо, считая их самой убедительной аргументацией, я делал упор на закон и моральные принципы. Но и я, и Снейп, как мне кажется, понимали, что в данном случае спор ни к чему не приведет, каждый останется при своем. Зато каков процесс!
- Среди полукровок семьдесят процентов находятся ниже уровня среднего волшебника. Влияния маггловской крови налицо.
- Согласен, - качнул я головой. – Но это не причина относиться к оставшимся тридцати процентам, будто они входят в те семьдесят. Почему даже успешных волшебников презрительно нарекают «полукровками»? Стоит им оступиться, сразу слышно – «ну конечно, он ведь полукровка!» А сделает такую же ошибку чистокровный волшебник – ему простят. Да это же обычная зависть, зависть чужим способностям и успехам!
- Полукровки обладают весьма заурядными способностями, Поттер, они всего добиваются зазубриванием, как мисс Грейнджер.
- Так неужели их нельзя за это уважать?
- Можно. Но нельзя давать им приоритет, нельзя носиться с их угнетенным самолюбием.
- Возможно, но чем они заслужили травлю? Будет тут угнетенное самолюбие, конечно, если тебя везде считают выскочкой!
- А они и есть выскочки. Требуют к себе повышенного внимания, предъявляются амбиции, в то время как любой волшебник средней руки заткнет их за пояс.
- Вы говорите о массе. Но ведь есть такие, как Гермиона, которые сами кого хочешь за пояс заткнут! Пока они ничем не выделяются из толпы, никто не вспоминает об их «грязной» родословной, но стоит им достичь успехов – «полукровка»! Это зависть, профессор, и то же уязвленное покушением на приоритет самолюбие. Но какая разница, чистокровный волшебник или нет, если он талантлив? Он ведь от этого не перестает быть менее талантливым!
- Чаще всего талантливый полукровка мог бы быть гениальным чистокровным. Это доказано.
- Но ведь есть и гениальные полукровки!
- Истории они не известны. Темный Лорд не в счет. Ты открыл новую историю, Поттер?
- Так, может, потому и неизвестны, что их затравили! Откуда вы знаете? – я понимал, что начинаю нести чушь и разводить болтологию, но остановиться не мог. – Какая разница, полукровка он или нет, если он гений, - вот в чем вопрос! Ну, как бы вас объяснить… Такой пример. Чайковский был геем. Это общеизвестный факт. Но общеизвестным этот факт стал совсем недавно. Однако оттого, что открылась его страсть, он ведь не перестал быть великим композитором, согласитесь! Так почему, когда выясняется, что талантливый волшебник – полукровка, от него все отворачиваются? Ведь от этого он не стал менее талантлив!
Я понял, что меня занесло немного не туда, и замолк. Снейп посмотрел на меня с интересом. «Черт, он же гей…» - мысленно застонал я. И почему меня в последнее время несет как паровоз? Определенно, я теряю контроль над собой…
- Имеешь что-то против геев, Поттер? – усмехнулся Снейп.
- Лично я – нет, - это была правда. Я пожал плечами. – Но не все так же либеральны, как я.
Чтобы отвести взгляд и при этом не выглядеть смущенным – хотя на самом деле немного смутился, - я заглянул в свой бокал и одним махом допил все, что там оставалось. И тут же пожалел об этом. Поскольку человек я непьющий, опыта у меня в спиртном нет, и для того, чтобы меня повело, его много не нужно. Похоже, последний глоток был лишним. В глазах на миг поплыло, колени задрожали, и я прислонился спиной к стене, чтобы не упасть. Закрыл глаза.
- Поттер? – судя по шагам, Снейп стал стремительно приближаться ко мне.
- Все в порядке, профессор… - пробормотал я. На ощупь поставил бокал на ближайшую полку и в инстинктивной заботе об очках стянул их и положил туда же. – Сейчас пройдет… Я надеюсь…
- Сколько раз ты в жизни пил крепкое вино, Поттер? – голос Снейпа прозвучал неожиданно близко, я вздрогнул, но глаз не открыл из боязни упасть.
- Этот второй, - улыбнулся я. – Должно скоро пройти, в первый раз тоже так же было…
Секунд пять мы молчали. И вдруг...
Собственно, сначала я не понял, что именно произошло. Меня вдруг с силой прижало к стене, будто впечатало неожиданной горячей тяжестью, выбив из легких дыхание, что-то кандалами сжало руки, не давая ими двигать и вырываться. Щеку обожгло, словно дыханием огня, а в следующий миг на мои губы обрушилось нечто. Оно именно обрушилось, как обрушивается крыша горящего здания – с оглушительным, всеподчиняющим напором, сметая на своем пути все преграды, подминая их под себя и дробя в щепу. Нечто было мягким – так мне говорила одна часть ощущений, но другая была уверена, что оно сильное и жесткое, и с последним я был больше согласен. Я успел только оторопело открыть глаза и увидеть какое-то смазанное пятно, когда под сокрушительным напором мои губы сдались, чуть приоткрылись, и сквозь них скользнуло что-то влажное и гибкое, как змея, быстро пробежало по зубам и, дотянувшись, казалось, до самого горла, провело по нёбу, сразу нащупав самые чувствительные точки… В глазах у меня потемнело и одновременно как будто вспыхнуло ослепительным светом молнии, я задохнулся от наслаждения, выгнулся в судороге, а из горла невольно вырвался стон… Тогда, будто удовлетворившись, змея выскользнула из моего рта; но спустя секунду ворвалась вновь и – новый судорожный вдох, новая вспышка, новый стон… Она как будто играла со мной, дразнила, подстегивая, и спустя несколько секунд я уже сам подавался вперед, ощутив ее прикосновение к губам, сам готов был молить, чтобы она проникла в меня, стонал от бешеной жажды наслаждения и совершенно не контролировал себя. Потом вдруг змея стала чередоваться с легкими покусываниями губ; по телу, казалось, каждую секунду бежали электромагнитные импульсы, я весь дрожал, колени подгибались и меня держала только придавившая меня к стене тяжесть; я забыл, как дышать, как думать, как вообще жить без этих молниеносных вспышек, я не чувствовал ничего, кроме виртуозно дразнящей меня змеи…
И вдруг после одной из вспышек ко мне вернулось сознание. Меня как будто с силой ударили по голове, возвращая на землю, в ушах зазвенело, глаза, полуприкрытые до этого, сами собой распахнулись, тело заново обрело собственные мышцы и жилы. Однако ужас моего положения, когда я его осознал, поверг меня в ступор. Снейп… Снейп… меня… целовал!!! Целовал, прижав к стене и не давая сопротивляться, сильно, напористо, словно вдруг сорвался с цепи. Кровь от этого осознания бросилась в лицо, я сжал кулаки и дернулся, пытаясь вырваться, но Снейп оказался неожиданно силен. Тогда я стал отчаянно крутить головой, пытаясь оборвать поцелуй, и спустя секунду длинные пальцы Снейпа, оставив мои руки, вцепились в мои волосы, а поцелуй стал настолько беспощадным, что его и поцелуем-то стало трудно называть, - Снейп почти кусался, до крови впиваясь в мои губы. И – я снова застонал, из головы снова вышибло все мысли, я отдался наслаждению, забыв обо всем… но лишь на миг. Через секунду я пришел в себя окончательно, уперся руками Снейпу в плечи и, невероятным усилием отодвинув его от себя, смог вывернуться из его объятий.
Наступила тишина. Я тяжело дышал, закрыв рот рукой и опершись спиной о полки с книгами, Снейп стоял в шаге и смотрел на меня – я кожей чувствовал его взгляд. С полминуты я пытался успокоить бешено колотящееся сердце и уговорить дрожащее от неудовлетворенного желания тело повременить, потом стал медленно на ощупь искать свои очки. В результате от неловкого движения на пол с грохотом свалился бокал, разорвав звоном осколков повисшее молчание; очки ткнулись в пальцы, и еще секунд пятнадцать я пытался их надеть – никогда бы не подумал, что смогу промахиваться дужками мимо ушей, - а потом все же решился посмотреть на Снейпа.
Лучше бы я этого не делал. От взгляда черных прищуренных глаз у меня сердце сначала замерло, а затем ускакало куда-то в живот, став там нервно трепыхаться. Из его глаз исходила столь мощная властность, что я мгновенно понял: если вот прямо сейчас, сию же минуту не отведу глаза, - воспротивиться больше не смогу. Мерлин знает, как же я все-таки наскреб в себе столько сил и мужества, но одолеть непостижимую тягу удалось и я стал с превеликим вниманием разглядывать соседнюю стену, переводя дух. Все, остался последний шаг. Осталось только уйти отсюда.
- Я… я пойду… - голос сорвался на хрип. Я отлип от полок и, старательно не глядя на Снейпа, на негнущихся ногах вышел из кабинета, каждую секунду ожидая, что он попытается меня остановить. Но обошлось. Не попытался.
Думать более-менее связными суждениями я смог очень нескоро, уже подходя по тайному проходу к комнате своего факультета. Здесь я остановился и сел на ступеньки небольшой лестницы. Мне нужно было собраться с мыслями да придать себе нормальный вид, не выдающий, что только что произошло…
Губы засаднило, в памяти как нельзя более ярко всплыли пережитые ощущения, и я со стоном лег на ступеньки. Тело решило пожить собственной жизнью и категорически отказалось подчиняться разуму. Скорее уж, после непродолжительной борьбы разум подчинился желаниям тела. С пару минут я стойко сносил муки, вызываемые воспоминаниями, но потом сдался, поняв, что в таком виде точно не могу явиться в комнату. Делать ничего не оставалось; я стянул мантию и расстегнул ремень…
…Раздумья заняли полночи. Их результат меня вполне удовлетворил и, во всяком случае, успокоил: я решил, что все произошедшее было спровоцировано вином и, возможно, моим сходством с отцом. Таким образом, если это было так, при должной осторожности с моей стороны повториться оно не должно. Беспокоило меня другое. Что? Догадайтесь с трех раз.
Мне понравилось. Это было самое жуткое в этой ситуации. Мне понравилось, черт побери, как Снейп меня целовал! И, соответственно, мне нравился Снейп. Чем больше я о нем думал, тем больше он мне нравился. Да, он тварь, конечно, но в этом было что-то… притягательное, эдакое отрицательное обаяние. Тем более когда обнаружилось, что к этому обаянию прилагается недюжинный ум и опыт, которые он с успехом применял. И почему-то было обидно думать, что всему виной в этой ситуации было вино. Мне хотелось… хотелось нравиться. Хотелось нравиться Снейпу.
Мерлин, вот куда может завести одиночество…
Я напомнил себе слова Рона, что Снейп не пропустил ни одного смазливого парня со Слизерина. И задался вопросом: а хочу ли я быть в их череде? Как-то особого желания не было. А значит, нельзя позволять себе расслабляться и с горя привязываться к злейшему врагу после Волан-де-Морта. Да, что и говорить, я нормальный человек, и меня совсем не радует то, что у меня за всю мою семнадцатилетнюю жизнь не было девушки (или парня, что-то я уже начал сомневаться в предпочтениях…), что я ни разу не влюбился и ни разу не почувствовал, каково это – когда любят тебя. В этом смысле я безгранично одинок и с учетом моей внешности не надеюсь на то, что однажды это одиночество исчезнет. Понятно, почему мне хочется нравиться – хоть кому-нибудь, хоть Снейпу, но ощущать это, почувствовать это на себе. Но нельзя давать себе слабину. Рон правильно сказал: слизеринцу ни в чем нельзя верить…
Кстати. Рон. Откуда он знал, что Снейп может попытаться меня… кгм… соблазнить? Откуда он мог это знать? Я сдвинул брови. Это надо будет выяснить, обязательно. Может, это прольет свет на то, откуда идет корень произошедшего? Хотелось бы…

На следующий день я выловил Рона на перерыве между занятиями и отвел в сторону для «серьезного разговора». Мне повезло, что сегодня у нас совпали перерывы, такое бывает нечасто. Зато бывает, что наш поток и их сходятся на одном и том же занятии, - новая практика в подготовке выпускников, повторение вместе с младшими потоками. Поэтому мы часто виделись, скажем, на зельях и заклинаниях; но сегодня не было ни того, ни другого, так что пришлось ловить.
- Рон, - я настойчиво посмотрел ему в глаза. – Откуда ты знал, что Снейп положил на меня глаз?
- Все-таки положил? – Рон якобы беспечно улыбнулся. – Ну вот, а ты не верил…
- Рон, - оборвал я его. – Не юли. Откуда ты знал?
Он как-то сник. Заметно сник, чего с ним не случалось никогда. Он всегда был весел, это характерная черта семьи Уизли, такая же, как рыжие волосы. Мне это не понравилось.
- Меня Снейп однажды тоже оставил на допзанятие, - тихо сказал наконец Рон. И вдруг как-то зло глянул на меня. – Дальше, я надеюсь, тебе не нужно объяснять?
От догадки у меня на пару секунд отнялся язык. А Рон продолжил:
- Мои братья за годы учебы успели хорошенько попортить ему кровь. А отыграться он решил на мне.
- Он… - от гнева ко мне вернулся дар речи. – Он… изнасиловал тебя?
- Зачем? – в глазах Рона полыхнула такая несвойственная ему злая усмешка. – Он не насильник, нет. Он Мастер Зелий, Зелий на все случаи жизни. Вот одно из них он и использовал. Подлил в вино. Знаешь, у него интересное свойство – усиливать желания тела настолько, что разум не может их контролировать. Впрочем, - Рон заглянул мне в глаза, - ты, похоже, в курсе.
- Да уж, - я ошарашено кивнул.
- Я предупреждал тебя, - вздохнул Рон.
- Да нет, мне… повезло, - я усмехнулся. – Он ничего не смог сделать. Попытался, но не смог. Только… Рон, почему ты никому не сказал, не пожаловался? Почему вообще все об этом знают, но Снейпу от этого ничего нет?
- Ты что, издеваешься? – Рон посмотрел на меня как на неразумное дите. – Кто на него будет жаловаться? Слизеринцы это за честь почитают, хвастаются друг перед другом, кто сколько раз со Снейпом спал. А другие факультеты он не трогает; это мы с тобой только, так, ввиду особой любви к нашим семьям. Что до меня… Гарри, ты представляешь себе, какое это унижение? Да? А теперь представь, что тебя так унижают перед любимой девушкой. Дошло? Я Гермиону люблю с первого курса. И я скорее прыгну в пропасть, чем расскажу ей о Снейпе. И закопаю всякого, кто ей об этом проболтается. Ты понял, Гарри?
- Конечно, - кивнул я. – Можешь на меня положиться.
На том мы и разошлись.
Итак, Снейп применил ко мне стандартную схему, которая, видимо, пока его не подводила. Между прочим, весьма гуманно с его стороны давать возможность своим… ммм… любимчикам тоже получать удовольствие от этого акта. Весьма гуманно, и весьма на него непохоже. Может, он просто сомневается в своих силах? Или насилие его элементарно не заводит? Я хмыкнул сам себе. Странно, что на мне его схема не сработала. Даже с Роном сработала (жаль беднягу…), а на мне дала сбой. Неужели у меня настолько сильна воля? Забавно…
Хотелось бы знать, что мне теперь делать. Мне отнюдь не нравится то, что Снейп попытался сделать со мной. И еще больше мне не нравится, что Снейп – тварь упертая и своего всегда добивается. Сейчас я ускользнул, да, но что будет потом? Боюсь, что на этом все не закончится, он может попытаться снова. Значит, правило номер один: ничего у него не есть и не пить. Правило номер два: не расслабляться и не доверяться ему. Что ж, поиграем в кошки-мышки…

В подземелья я в тот день спускался с вполне понятной опаской. Однако ни тогда, ни в последующую неделю ровным счетом ничего не произошло. Снейп вел себя так, будто этого вечера и его поцелуя не было и в помине, спокойно и уверенно, как всегда. У меня даже возникло пугающее предположение, а не приснилось ли мне все это. Убедило меня в реальности произошедшего то обстоятельство, что я непроизвольно вздрагивал и напрягался всякий раз, когда Снейп подходил ко мне близко, а он на это никак не реагировал, хотя его взгляд говорил, что он все понимает. И, надо сказать, я заметил, что Снейп будто бы намеренно старался подойти ко мне как можно чаще, при любом удобном случае, словно ему нравилось, как я от него шарахаюсь. Однако вскоре, дня через три, я мало-помалу перестал так остро реагировать, хотя и настораживался. В общем, потихоньку все вошло в прежнее русло, будто ничего и не было, занятия шли своим чередом, мы со Снейпом периодически цапались и спорили в перерывах между отработками заклинаний – короче говоря, все стало как раньше. За исключением, правда, пары вещей…
Первое – это появление слова «мы», характеризующего наши отношения. Раньше я никогда себя и Снейпа в одно целое не объединял, мне бы это даже в голову не пришло – все равно что «мы с Волан-де-Мортом». А сейчас я иначе и сказать не мог. С одной стороны, это было странно – все-таки мы столько лет враждовали, - а с другой – не было ничего странного. Потому что мы стали за эти две недели если не друзьями, то по крайней мере приятелями. Мне было приятно с ним спорить – он был Мастером не только Зелий, но и слова, и я при этом никогда не ощущал себя ущербным по отношению к нему. Он был хорошим преподавателем; раньше я как-то этого не замечал, но своими садистскими методами он вдалбливал знание зелий в самые печенки, ночью разбуди – без запинки ответишь. А со мной он занимался так, будто всю жизнь специализировался на «магии вслепую»: при его помощи я довольно быстро освоился со своей силой и, к собственному удивлению, вскоре почти вернулся к своему прежнему уровню. Кроме того, объединила нас и музыка; часто Снейп требовал (именно требовал, другого слова не подберешь!), чтобы я приходил к нему с гитарой, и тогда на заклинания оставалось мало времени: мы либо вместе что-то разучивали, либо часами импровизировали. Снейп, кстати, долго удивлялся, откуда я знаю нотную грамоту и музыкальные термины; тайну эту я ему не раскрыл, хотя все было элементарно – на том же чердаке я нашел несколько книг, связанных с музыкой, и благополучно овладел всем, чем нужно, во всяком случае, основами. Случалось нередко, что Снейп играл какое-либо произведение, а я стоял рядом и переворачивал ему ноты, отчаянно стараясь не забываться и не падать в музыку с головой, чтобы не пропустить нужный момент. Возможно, именно музыка, а точнее – совместная работа, работа в паре, в дуэте, когда без взаимопонимания ничего нельзя сделать, и повлияла на то, что мы стали почти друзьями. И, надо признаться, меня это обрадовало…
Второе – это то, что я стал совершенно осознанно наблюдать за Снейпом. Если раньше я не то что старался на него не смотреть – у меня просто не было ни желания, ни надобности это делать, то теперь я с интересом наблюдал за ним, ловя каждое характерное движение. Снейп это заметил сразу (еще бы он не заметил, я ж с него глаз почти не сводил!), и, конечно, на меня тут же посыпались язвительные замечания; однако это его не спасало, я просто пошел на принцип и наблюдал за ним почти до неприличия настойчиво. И – свершилось невероятное. Снейп стал теряться. Он явно чувствовал себя неуютно под моим взглядом, начиная странно нервничать, то играл со мной в «гляделки», кто первый не выдержит, то уходил в ту часть класса, где я не мог за ним наблюдать, не сворачивая шею. А я только сам себе посмеивался. Мне нравилось выводить его из равновесия, нравилось ощущение, что я в чем-то его контролирую, - это его-то, который привык сам держать контроль в своих руках! А еще с каждой минутой мне все больше нравился он сам. Заметьте: в чисто физическом смысле. Раньше я на это не обращал внимания, но, черт подери, он был прекрасно сложен для своих лет! Да, он не был особым красавцем, но это с лихвой окупалось величественной осанкой и движениями, благородству которых позавидовали бы короли. Неизменная черная одежда только подчеркивала это. Вскоре мне уже не требовался даже принцип «назло» - я просто не мог от него оторвать взгляда, настолько меня поразила его манера держаться. И, видимо, какой-то намек на это читался у меня на лице, потому что иногда, когда наши взгляды встречались, по его губам пробегала высокомерная усмешка – единственное, пожалуй, что могло меня заставить отвести глаза. Его самолюбию льстить не хотелось, оно и так у него краев не знает. Да нет уж, не дождется, я виду подавать не буду; глаза я поднимал только тогда, когда задвигал потрясение и восхищение подальше, оставляя только внимание и интерес, как при изучении животного в зоопарке. Такой взгляд Снейпа злил и заставлял теряться, и это было лучше всего.
А в конце второй недели лично для меня грянул гром среди ясного неба. Снейп заявил, что отныне я должен регулярно участвовать в учебных поединках. Для справки: от поединков меня отстранили больше полугода назад после случая, когда из-за моей непокорной силы совершенно безобидное заклинание прекратилось в нечто, похожее на Авада Кедавра, так что несчастного когтевранца, моего противника, чуть не убило. Больше полугода без поединков! Я же почти забыл, как это делается! Меня от этой радужной перспективы прошиб холодный пот. На мои слабые трепыхания а-ля «а может, не надо?» Снейп сказал, что этот вопрос не обсуждается, так как я уже набрал достаточный запас навыков и заклинаний и теперь мне нужно оттачивать технику боя.
- А почему я не могу ее с вами оттачивать? – мрачно спросил я.
- Потому что ко мне ты привык, - Снейп приподнял бровь. – Ты привык к моей манере ведения боя, к тому, какие заклинания и как я использую. Если бы я был в этом похож на Волан-де-Морта, тебе это было бы на руку. Но я не похож. Поэтому тебе нужно готовиться к разным противникам, к ведению боя по ситуации. Ясно? Еще есть вопросы?
Я только вздохнул и покачал головой.
Когда я узнал, с кем у нас будет ближайший поединок, мне натурально поплохело. Да, да, вы правильно угадали. Слизерин. Определенно, судьба решила по полной программе поиздеваться надо мной. Ну что ж, я уже давно привык к ее специфическому чувству юмора. Подумаешь, еще каких-нибудь десять минут позора! Что мне, привыкать, что ли?..

- Первая пара: Гриффиндор – Гермиона Грейнджер, Слизерин – Блейз Забини. Вторая пара: Гриффиндор – Гарри Поттер, Слизерин – Драко Малфой. Третья пара…
- Убейте меня… - прошептал я, прижимаясь спиной к стене и откидывая назад голову. Судьба, а судьба, за что мне это? Что я сделал такого в своей короткой жизни, что заслужил не просто поединок, а поединок с Малфоем? Будь это кто-то другой, я бы не особо расстраивался, проиграв; но проиграть Малфою… Черт! За что?..
- Гарри, с тобой все в порядке? – голос Рона был несколько отрешенным, из чего я сделал вывод, что его внимание сейчас сосредоточено на Гермионе и интересуется он просто из вежливости. Я хмыкнул.
- Нет, но спасибо тебе за заботу, - отлепившись от стены, сказал я. Рон на мои слова никак не отреагировал, да и не факт, что он вообще их услышал: Гермионе достался сильный противник, так что ей приходилось несладко. Но, как-никак, а Герми у нас первая умница на факультете, и в результате слизеринец оказался повержен при помощи элементарного Ступефая, от которого он не успел увернуться. Наша часть зала взорвалась аплодисментами, Гермиона, победно улыбаясь, спустилась с помоста, а меня пробрал такой мандраж, что подкашивались колени. Вот, вот сейчас, сейчас…
- Гарри Поттер, Драко Малфой, на помост.
Сердце остановилось, я глубоко вдохнул и пошел к лестнице – с полным ощущением, что жизнь в груди навсегда перестала биться. Внутри стало как-то пусто, точно в вакууме, и среди этой бесконечной пустоты я ощущал лишь одно: страх. Страх перед поединком, перед Малфоем… и перед тем, что могу опозориться на глазах у Снейпа…
Мысль о Снейпе заставила меня поднять голову и окинуть беглым взглядом Слизерин. Декан стоял в первом ряду, сложив руки на груди. Странно, но внимательные черные глаза меня как-то подбодрили, я расправил плечи, нервная дрожь ушла, оставив только напряженное ожидание, и я уже спокойно посмотрел в лицо Малфою. И на миг ошарашено замер.
У Малфоя удивительные серо-серебристые глаза, и если бы не постоянный злобно-надменный прищур, в них можно было бы смотреть вечно. Но сейчас… Его глаза как будто выцвели, стали холодной, беспросветной ледяной пустыней, среди которой светилось только одно – ненависть. Бескрайняя, беспощадная, мстительная ненависть. По спине у меня пробежал холодок, захотелось ощетиниться, как еж. Эта ненависть была направлена на меня. Да, мы и раньше друг друга не переносили, мы и раньше друг друга ненавидели, но то была живая, бьющаяся в руках птицей ненависть. Эта же ненависть была мертвой, она походила на черную дыру, завораживающую и затягивающую в себя. Тяжелая, давящая кандалами, неотвратимая. «Драко, что я тебе сделал? За что?» - эти вопросы застывали на языке, а взгляд слизеринца, казалось, способен был заморозить мне душу…
- Расходитесь.
Парень медленно развернулся и направился к своей отметке. Я наконец смог выдохнуть и сбросить оцепенение. Повернулся сам и на ходу, пока не дали начало поединку, стянул очки, убрал их в карман и завязал глаза своим черным платком. Мир погрузился во тьму, остались только звуки и ощущения; ощущения подсказали, когда разворачиваться, а звуки обнаружили явное недоумение всех вокруг – по залу пробежал шепоток, постепенно перешедший в равномерный гул. Я мысленно улыбнулся, представив себе лица моих сотоварищей: ведь никто, кроме Гермионы и Рона, не знал о том, что собой представляет мой контакт с силой. Стараясь не обращать на гул внимания, я вытащил палочку и постарался сконцентрироваться на ощущениях, услышать голос силы…
- Слизерин начинает!
- Ступефай!
Не успел…
В глазах мелькнула стремительно несущаяся на меня ледяная глыба, удар… Голову пробило болью, затем боль волной прошлась по телу, судорогой сжимая пальцы, держащие палочку… Сознание, казалось, осталось висеть в воздухе, отдельно от тела…
Гарри… Слышишь меня? Гарри!
Слышу. Поздновато.
Сам виноват. До тебя не достучаться было, ты опять закрылся.
Прекрасно. Значит, чтобы я открылся, меня нужно шандарахнуть по голове. Потрясающе.
Меня тоже радует. Но, может, ты все-таки встанешь? Поединок только начался.
А может, не надо? Все равно мне ничего не светит…
Пошел ты!
Уже в пути.
Смех… Ладно, хватит разлеживаться. Ты разве не слышишь, как тебя зовет дождь?
Дождь? Прислушиваюсь… В ушах стоит равномерный гул. Да нет, не гул – это дождь шумит кругом, барабаня по крышам… Дождь… Дождь… Дождь…
…Я медленно поднялся, стараясь не думать о ломающей тело боли. Выбросил вперед руку с палочкой. Ну что ж, Малфой, ты сам напросился!
О, а вот это я уже понимаю! Вперед!
Ну, начнем с этого… Легкий, как перышко, прозрачный шарик сорвался с кончика моей палочки и понесся вперед. Миг – и он разбился о вставшую перед ним стену. Стена преобразилась и с дикой скоростью помчалась на меня; взмах палочкой – и она остановлена, еще один – и она разлетелась по кирпичику. Голубоватая дымка охватила мою руку, стекла на пол и поползла к противнику, но напоролась на бездонную пропасть и канула в нее. Впереди возникла летящая в меня сеть; в ушах звякнула сталь – и сеть разрубило на части двумя клинками. Я сделал небольшой шаг вперед и послал перед собой светлячок, который тут же оказался задавлен тьмой. Я послал еще один. И еще. И еще, с каждым разом делая шаг. Мои ноги попыталась опутать веревка – ее разрезало, меня пытался остановить ветер – напоролся на щит, а я все шел, и шел, и шел вперед, заставляя Малфоя пятиться назад, к концу помоста…
Так бой выглядел для меня. Я ничего не слышал, кроме шелеста дождя, не слышал ни заклинаний Малфоя, ни своих. Более того, я вообще не сознавал, что что-то произношу, я просто представлял себе то, что было нужно, и оно возникало. Но в то же время я четко осознавал, где я нахожусь, четко ощущал свои передвижения в пространстве; я был как будто одновременно и со своим телом, и вне его, будто в двух параллельных вселенных сразу. Я знал, что Малфоя вот-вот свалится с помоста, еще одно заклинание и…
Но вдруг передо мной сгустилась тьма. Она именно сгустилась, стала похожа на клубни черного дыма от пожара, только не легкие, а плотные, тяжелые, поглощающие. Я отступил, не понимая, что это. Дым рос, увеличивался, в нем появились редкие красные сполохи, как искры; скоро он был уже выше человеческого роста и продолжал расти. Откуда-то слева, со стороны Слизерина, а затем и справа, полетели заклятья-блокаторы, но они были столь малы, что дым просто поглощал их…
Темное заклятие… Темный Лорд, Гарри!
Я отступил на шаг, потом еще и еще, потом побежал спиной вперед, не сводя взгляда со сгустившейся черной тучи. А она вдруг остановила рост и лавиной бросилась за мной.
От нее не убежать, слышишь?
Знаю… Конец помоста. Стена. Дальше бежать некуда. Осталось несколько секунд…
…Nowhere to run, nowhere to hide…
Как глупо…
Послушай меня, Гарри. Его нельзя остановить. Но его можно пропустить сквозь себя, слышишь?
Пропустить? Как?
Как дождь пропускает сквозь себя любое препятствие. Дождь нельзя ударить, его нельзя убить – потому что у него нет тела. Представь, что ты – дождь, Гарри! Пропусти его сквозь себя! Ты – дождь!
Я – дождь… Я рассыпаюсь миллиардами капель, падая вам на плечи, на деревья, на крыши домов; каждая капля – это я, и я – в каждой капле… Я проживаю миллиарды жизней, от полета до падения, и миллиарды раз разбиваюсь о землю… Может быть, и человеческая жизнь – это падение капли от матери-облака к смерти-земле? Может быть, вся наша жизнь – это лишь секунда пьянящего свободного падения в неизвестность?..
Я – дождь…
Толчок. Легкий, мягкий – ведь дождь нельзя сбить даже сильным ударом. Я чувствую, что сквозь меня что-то проходит… Это больно, да, потому что несколько десятков капель разбились раньше, чем им было назначено, но дождь давно привык к этой боли… Я ощущаю себя кольцом, сквозь которое тянут бесконечную ленту, но кольцу ведь тоже все равно – как и дождю…
И вдруг все закончилось. Последний кусок ленты прошел сквозь меня и растворился, потеряв свою силу. Черный дым обернулся белым туманом и рассеялся. Я задохнулся, схватился за ворот рубашки, судорожно дернул – по помосту запрыгали оторванные пуговицы… Но спустя секунду сведенные болью и пустотой легкие расправились, пропуская в себя воздух, голова закружилась от нового поступления кислорода, и я едва устоял на ногах.
Гарри, не расслабляйся. Еще не конец поединка.
Верно. Еще не конец. Конец будет тогда, когда я доберусь до этого верного сына своего отца, слуги Темного Лорда!
Я взмахнул палочкой. Вот теперь я церемониться не буду. Ослепительно светящийся шар. Напоролся на щит. Еще один. Зеркало. Отбиваю и посылаю веревку, затем алый туман, затем стальной клинок. Звон. Все тот же щит. Силен, гад… Обманный удар по ногам и – резкий порыв ветра вырывает и закручивает в своей воронке палочку слизеринца. Щит тает, Ступефай сбивает его с ног. Я в шаге от него. На конце палочки полыхает темно-зеленое пламя. Какую смерть хочешь, Малфой, быструю или мучительную?! Впрочем, черт с тобой… Зеленое пламя сменилось на зеленую ленту – Петрификус Тоталус – и, соскользнув на пол, связала Малфоя по рукам и ногам. Черт с ним… Я не убийца… Пока что…
You’ve got to kill to stay alive…
Пока что… Но если так пойдет, придется выбирать – свои принципы или своя же жизнь. Волди стал действовать через слуг, а значит, мои шансы выжить, и без того небольшие, стремительно уменьшаются. Как, кстати, и у Снейпа…
- Гарри!
Я вздрогнул от этого прорезавшегося сквозь шум дождя голоса. Медленно повернулся. Гермиона.
- Гарри, ты в порядке? Тебя чуть не убили!
Мда, Герми… А то я сам не догадался…
- Как ты это сделал?
- Что? – поинтересовался я. Убрал палочку, снял повязку и потер глаза.
- Как ты обезвредил темное заклятие? Я такого сильного в жизни не видела!
- Я тоже… - я надел очки и посмотрел ей в лицо. Улыбнулся ей, а заодно и всем остальным, окружившим меня плотным кольцом. – Понятия не имею, как это получилось. Оно само.
Ага, само… Хоть бы спасибо сказал…
Я расширил глаза.
Ты… ты здесь?
Ага.
Почему?
Ты открылся, Гарри. Открылся для меня окончательно, смел все барьеры. Вот что значит – жажда жизни! Теперь я никогда не буду тебя покидать.
- Гарри, что? – Гермиона оглянулась. – Что ты там видишь?
- Ничего… - я встряхнулся и снова улыбнулся ей. – Просто… я только что понял, что ко мне окончательно вернулась сила…
И это значит, что отныне я – полноценный волшебник. Хм, может, стоит сказать спасибо не только силе, но и Волан-де-Морту за его провокацию? Спокойно! Шутка! Только без рук!

- Как такое могло случиться, профессор?
- Просто, Поттер. Очень просто. Волан-де-Морт, как ты сам знаешь, есть сила, способная на самостоятельную жизнь вне физического тела. И эта сила настолько мощна, что способна держать под своим контролем некоторую категорию волшебников. Сам Драко вряд ли до вчерашнего дня знал о том, что относится к этой категории; скорее всего, это вина его отца. А подконтрольных волшебников, Поттер, Темный Лорд может использовать не только в качестве слуг, но и в качестве физического носителя – то есть он попросту вселяется в них на короткое время. Так было и вчера с Драко; он стал орудием, не более.
Я кивнул и осторожно-осторожно, словно пил толченое стекло, глотнул из своего бокала. Да, да, я помню свое первое правило – ничего не есть и не пить у Снейпа, но, наливая вино, он моего мнения не спрашивал, просто дал мне наполовину полный бокал. В честь чего было такое радушие с его стороны, я не знал, и это наводило на определенные подозрения, но я зорко следил, как он наливал вино – откупорив новую бутылку при мне, и позволил себе выпить только после того, как глотнул он сам. Вино, надо отдать ему должное, было безумно вкусным и не таким крепким, так что за свой разум я не опасался. Да и после того, что вчера произошло, мне была необходима разрядка, нужен был какой-то толчок, чтобы я смог расслабиться. Осознание, что «могло бы случиться, если бы не», пришло, как всегда, запоздало – сегодня с утра, и я весь день ходил как пыльным мешком стукнутый: я уже за год как-то отвык от того, что меня все время кто-то хочет убить. Чуть-чуть отпустило меня только сейчас – то ли от вина, то ли от общества Снейпа, который, как известно, все всегда контролирует. Вчера же мне было, мягко говоря, не до эмоций – элементарно потому, что физическая боль занимала все мысли. Она накрыла меня совершенно неожиданно, через полтора часа после поединка, и была такой сильной, будто у меня на живую ломали кости. Остаток дня и ночь я провел в больничном крыле, а сегодня вышел без всяких признаков вчерашнего. Снейп сказал, что это частое побочное явление при применении заклинаний высшего уровня (а пропуск и нейтрализация темного заклятья, как выяснилось, относилось именно к ним) без должной подготовки. Мне вообще многое сегодня открылось – например, что я могу проболтать (именно проболтать, а не проспорить) несколько часов к ряду, практически не говоря о самом главном. Собственно, сейчас, когда я наконец решился сделать глоток из своего бокала, к концу подходил третий час, и до вчерашнего происшествия мы дошли только несколько минут назад.
- Так что же, получается, Волан-де-Морт может безнаказанно и свободно проникать в Хогвардс? – поинтересовался я. Снейп посмотрел на меня в неприятном удивлении.
- Принимаю это за шутку, - наконец сказал он. – Нет, Волан-де-Морт не может проникать сюда свободно. Защита фильтрует из него огромное количество сил, так что здесь его уровень равен уровню обычного сильного волшебника. С которым, замечу, можно справиться.
Тон у него был, как всегда, уверенный, но что-то мне показалось не так. Он как будто сказал – и сам задумался над своими словами. Мне это не понравилось, но я предпочел ничего не говорить – все равно честного ответа не добьюсь. Вместо этого я посмотрел в огонь.
- Ты не боишься ли, Поттер? – вдруг усмехнулся Снейп. Я оглянулся и посмотрел в его насмешливые глаза.
- А разве гриффиндорец способен бояться? – вернул я ему усмешку. Но потом снова посмотрел в огонь. Огонь действует на меня странно: глядя в него, мне хочется поговорить по душам… - Я просто… отвык от всего этого, профессор. Никак не войду в колею. Но я не боюсь. Да и если бы боялся, разве это что-нибудь изменило бы? Вряд ли… - я вздохнул. Помолчал и оглянулся. – А вы? Вы не боитесь?
Снейп вздрогнул, вскинул на меня отведенные было глаза. Мне захотелось спрятаться. Правда. Таких глаз я не видел у него никогда. Черные глаза – признак страстной, импульсивной натуры, как принято считать; но сейчас его глаза были не то что пусты – мертвы, как у Малфоя вчера. Мертвая, засасывающая в свою глубину пустыня…
- Страх, Поттер, - это первое, что исчезает у Упивающегося Смертью, - голос у Снейпа тоже стал мертвым, глухим, страшным. – И не возвращается никогда. Запомни это, - я судорожно покивал, Снейп отвел глаза и как-то встряхнулся, будто сбрасывая что-то с себя. Глотнул из бокала и – продолжил уже своим обычным тоном, глядя в огонь: - Даже несмотря на твои уникальные способности, Поттер, и на то, что ты в кои-то веки смог воссоединиться со своей силой, я считаю, что останавливать занятия нельзя. Тебе нужно выучиться заклятьям высшего уровня и натаскаться в темных заклятиях, чтобы Темный Лорд не застал тебя врасплох, как вчера. Тебе ясно?
- Конечно, профессор, - улыбнулся я. И поймал себя на мысли, что рад. Рад, что занятия не кончатся, что я смогу еще в течение долгого времени общаться со Снейпом. Что ж… В этом не было ничего удивительного. Надо было себе признаться, что мне нравились и занятия (хотя после них у меня обычно не было сил даже чтобы думать), и наши музицирования, и такие вот посиделки-передышки у камина. Это было так не похоже на привычную мне жизнь, жизнь, где во мне видели лишь волшебника и не замечали человека, не интересовались моими взглядами и предпочтениями, не спрашивали моего мнения. И хотя Снейп тоже был частью этой жизни, в его обществе я мог расслабиться и просто побыть самим собой. Так же, как в полете на метле…
- Поттер.
Я вздрогнул и оторвал взгляд от своего бокала, в который задумчиво смотрел уже минуты две. Поднял глаза на Снейпа.
Он сидел в своем кресле у камина, поставив свой бокал на подлокотник, и задумчиво смотрел на меня. Я замер. В его глазах было что-то… У меня не находилось подходящих слов, чтобы описать это. Власть. Мощь. Сила. Все вместе и в одном, сконцентрированное в двух антрацитах его глаз. Как ни банально, но я при всем желании не мог отвести взгляда, меня словно приковало, будто его взгляд превратился в узкий коридор, кроме которого ничего не существовало. А отвести глаза нужно было, причем срочно. Потому что сквозь этот коридор в меня проникали эти власть и мощь, я просто физически чувствовал, как они меня подчиняют, как сковывают по рукам и ногам, как гасят волю… Отвести взгляд, отвести немедленно!
Снейп решительно встал из кресла и, не отрывая взгляда, подошел вплотную ко мне. Внимательно всмотрелся мне в глаза сверху вниз (он меня все-таки выше на полголовы), потом поднял руку и запустил пальцы мне в волосы. Я резко вдохнул, вздрагивая. «Черт… Опять… Вот что значит: не успел так не успел…» - стукнуло в виски. Потом мысли просто кончились, резко, как обрывается лента на кассете, мгновенно, оставив меня наедине с ощущениями. Я моргнуть не успел, как Снейп прижал меня к камину, сильно оттянув за волосы мою голову назад, и снова поцеловал, но на сей раз на губах не задержался, скользнул вниз, по шее, в разорванный со вчерашнего дня ворот… Мир закружился вокруг, как в бешеной центрифуге, не оставляя воздуха на вдох; от каждого касания умелых губ и языка дрожь проходила по всему телу, из горла рвался стон и мольба: «Еще…»
Чего мне стоило вырваться из западни на этот раз – этого я даже и сказать не могу. Я понял, что дошел до критической точки и что вот-вот окончательно потеряю голову, что еще секунда – и остановить меня не сможет ничто. Тогда вспыхнули остатки гордости: «Ты позволяешь себя нагло использовать?!» Собственно, именно эта встряска меня и спасла: я вовремя перехватил порыв, собрал всю решимость и силу и вывернулся из цепких рук Снейпа, отскочив к креслу. В глазах плыли круги, я никак не мог надышаться, будто вынырнул из-под воды, и стоял некоторое время молча, повернувшись к нему спиной. Ускакавшие с радостью мысли вернулись нескоро, но когда таки вернулись, я смог усмехнуться:
- Опять что-то в вино подлили, профессор?
Я прекрасно знал, что это не так. Не было ни тумана в голове, ни гипер-желания – ничего, что указывало бы на зелье. Но мне нужно было что-то сказать. Что-то, что могло разозлить Снейпа и заставить его больше никогда ко мне не приближаться.
Потому что я понял: в следующий раз сдержаться я не смогу. Я просто сдамся, как сдаются в плен, на волю победителя. Мысль об этом меня пугала. Сдаться Снейпу, сдаться отнюдь не самым достойным своим желаниям – я даже думать боялся, какой будет моя жизнь после этого. Потерять уважение к себе самому – это хуже, чем потерять уважение кого бы то ни было. И ладно бы, будь я хоть влюблен в него, все было бы легче, но сознавать, что просто поддался желанию, пусть и самому бешеному, - для меня это хуже смерти. После этого только и остается, что пойти да повеситься.
- Подлил? – вдруг хрипло спросил Снейп из-за моей спины. Он явно был неприятно поражен моей осведомленностью. Вероятно, за мной закрепилась стойкая репутация человека, который не знает элементарных вещей. Ну-ну.
- Рон мне все рассказал, - пояснил я. - Я в курсе ваших методов. И отчасти я даже вас понимаю. Но попробуйте и вы меня понять. Для вас это всего лишь ночь. А мне потом с этим жить.
Не оглядываясь, потому что стоило мне оглянуться – и моя решительность превратилась бы в ничто от одного взгляда Снейпа, и как можно быстрее я выскочил за дверь. И бежал вплоть до поворота, боясь (хотя, конечно, совершенно напрасно), что Снейп может броситься за мной. За поворотом я встряхнулся, остановился, переводя дух, и пошел дальше уже спокойным шагом.
А за следующим поворотом меня ждал сюрприз.
В виде Малфоя с группой поддержки.
- Малфой? – не сдержал удивления я. – Что ты здесь делаешь?
Малфоя было не узнать. Ненависть, ненависть проступала во всем – в резких движениях, в складках рта, в прищуре глаз. Он некоторое время молча смотрел мне в глаза, потом быстро подошел.
- Что ты делал у Снейпа? – прошипел он. Я выпрямился.
- Тебя это вряд ли касается.
Я ожидал чего угодно, какой угодно реакции – крика, слов унижения, которые он так любил, дальнейшего допроса. Чего угодно, но только не того, что случилось.
Удар в живот. Резкий, сильный, неожиданный. Я согнулся, задохнувшись, в глазах потемнело.
- Что ты делал у Снейпа, мразь?!
Его не интересовал мой ответ. Он прекрасно знал сам ответ на свой вопрос. Ему нужен был только повод, маленький, ничтожный повод, чтобы разгорячиться и начать то, зачем он пришел сюда и ждал меня. Я это понял в долю секунды. Великий Мерлин, что случилось с Малфоем? Ведь он же в жизни не унижался до того, чтобы избивать врагов, чтобы марать о них руки. Он был страшен своими связями, а вовсе не силой кулаков. Так за что же мне такая честь?
Новый удар выбил только-только вернувшееся дыхание.
- Отвечай, …!
Я молчал. Я уже знал, что произойдет, и знал, что этого не избежать. А также я знал, чем это закончится. Потому что драться я не умею. Вообще.
- Молчишь? Ничего, заговоришь… Парни, давайте.
От первого удара я уклонился. Второй вбил меня в стену. Третий опрокинул на пол. А дальше я лежал и считал удары. Просто затем, чтобы не давать боли захлестнуть сознание. А боль была везде. Весь мир был болью, весь. Тьма перед глазами была красна от нее, во рту от нее было солоно, а в голове стало пусто и звучал, как набат, только счет: пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь… Я не хотел провалиться в эту боль, я хотел быть в сознании, когда это кончится. Откуда-то я знал, что если свалюсь в пропасть боли – выкарабкаться уже не смогу.
Сто тридцать два, сто тридцать три, сто тридцать четыре… Сто тридцать шесть… Нет, сто тридцать пять… Черт, сбился… Ладно, пусть будет сто сорок, разницы никакой… Сто сорок один, сто сорок два, сто сорок три…
На двести восьмом ударе Малфой склонился ко мне. Поднял мою голову за волосы над полом.
- Снейп мой, - с ненавистью прошипел он. – Понял?! Мой!!!
И вот тут, после его слов, к пустоте и счету в моей голове присоединился хохот. Смеяться было больно, я заходился в приступах кашля, судорогой сводящих легкие, но продолжал хрипло хохотать под ненавидящим взглядом Малфоя.
- Ты… - голос и язык не слушались, в горле мокро клокотало. – Тебе… дали отставку, и ты решил… что из-за меня? О Драко… - я снова захохотал и закашлялся. Рот наполнился жидкостью, и я не сразу понял, что это кровь. – Ревнивый ты мой, у нас со Снейпом никогда ничего не было… Поищи причины в другом месте…
Последнее слово смазалось ударом. Я всхлипнул и упал обратно на пол. Двести девять. Сильный удар в бок; что-то захрустело и впилось острыми краями, заставив изогнуться от боли. Осознание, что это была палочка, которую я всегда носил не в кармане мантии, а за поясом, промелькнуло и исчезло, сменившись отсчетом: двести десять…
…Двести восемьдесят семь – и все закончилось. Кончились удары, кончился счет. Где-то вдалеке переходов затихли шаги. Все.
Странно, но после этого жизнь продолжилась. Не выбитое, но совершенно отупевшее от боли сознание постепенно пришло в рабочее состояние и объявило, что если я хочу жить и дальше, мне нужно сдвинуться с места. А для этого нужно встать.
Встать. Я попытался пошевелиться и взвыл от боли. Когда она чуть-чуть затихла, я попробовал вновь. И снова. И еще. С четвертой попытки встал на четвереньки. С пятнадцатой – шатаясь и воя, цепляясь за каменную стену сведенными в судороге пальцами, поднялся на ноги.
Есть. Теперь нужно идти. Куда. Вопрос. По лестнице я не поднимусь, упаду и сверну шею. Значит, обратно к Снейпу. Интересно, сколько туда метров? А шагов? Никто не мерил? Значит, я буду первым.
Сознание снова выключилось, онемев от постоянной боли. Остались чисто механические движения. Шаг. Шаг. Шаг. С усилием протолкнуть воздух в легкие, согнуться в кашле, сплюнуть кровь. Шаг. Шаг. Шаг. Выпустить выдох наружу. В легкие, казалось, при каждом вдохе и выдохе всаживали дюжину ножей. Шаг. Шаг. Шаг. Вдохнуть – закашляться – сплюнуть. Шаг. Шаг. Шаг. Выдохнуть. Шаг. Шаг. Шаг. Вдохнуть – закашляться – сплюнуть. Шаг. Шаг. Шаг. Выдохнуть…
«Сто двадцать восемь, сто двадцать девять, сто тридцать…» - эхом отдавалось в опустевшей голове. По лицу текли кровь и слезы – стекла от разбитых очков засели где-то глубоко под глазами и при каждом движении врезались глубже, вызывая неконтролируемую волну слез. Кроме крови и слез, я не видел ничего, шел ощупью. Сто пятьдесят девять, сто шестьдесят, сто шестьдесят один… В позвоночник, казалось, вбивали гвозди при каждом шаге и еще проворачивали их. Сто семьдесят два, сто семьдесят три, сто семьдесят четыре…
Триста двадцать два. Дверь. Облокотиться на косяк. На ручку надо нажать, а руку от малейшего усилия пронзает болью. Но надо. Надо. Наваливаюсь всем телом с едва слышным стоном и чуть не падаю внутрь.
- Поттер? – оказалось, у меня в ушах звенело, но голос Снейпа прорвался сквозь звон.
- Проф… - меня сотрясло в кровавом кашле, я согнулся, потерял равновесие и упал…
На руки Снейпу. И как он успел…
- Не смей… - услышал я. И жестко: - Не смей, слышишь?
Что – не смей? Из головы исчезли последние мысли, остался только навязчивый вопрос: что – не смей? Заходить? Терять сознание? Или, может, умирать? Смешной. Он может запретить мне все это сразу и скопом, но когда я любое из этого сделаю, мне будет уже все равно… Хотя… Если я зайду к нему, мне будет не все равно… Хотя…
Ой. Мягко. Что-то мягкое. Под головой и под телом. Ой. Что-то холодное прижимается к губам. Какая-то жидкость наполняет рот, я непроизвольно глотаю и захожусь в кашле. Боль с силой бьет по ребрам и легким.
- Я за помощью. Слышишь, Поттер? Я скоро вернусь. И не смей умирать, понял?!
Губы разбиты, ими больно шевелить, но я все же пытаюсь улыбнуться. Все-таки умирать. Все-таки уми…

Звуки – словно в гулком тоннеле…
- …Вы вовремя успели, профессор. Еще минута – и он бы умер.
- Я знаю.
Провал.
- …Его нельзя сейчас двигать.
- Мобиликорпус?
- Нельзя. Передвижение по воздуху тоже не может гарантировать фиксацию, а ему сейчас любой, даже маленький сдвиг несет смерть.
- Прекрасно. А спать мне где прикажете?
- Вам дороже ваш сон или его жизнь?
- Мой ответ вас не обрадует.
- Поспите на раскладушке, не облезете. Это не обсуждается.
- Благодарю покорно.
Провал.
- …Бедный мальчик… Кто мог это сделать? Вы знаете, Северус?
- Думаю, знаю, директор.
- Кто?
- Не сейчас. Сначала нужно кое-что уточнить…
Провал.

Скрип. Скрип двери. Его я услышал отчетливо, он резанул по уху, вдруг цепляя меня за реальность. Я вздрогнул и чуть не закричал от боли во всем теле. Почему-то не закричал, почему-то закусил губу до крови и подавил крик. Может быть, потому что чувствовал чье-то присутствие?
Холодная и мягкая рука осторожно тронула мой лоб, поправила повязку на глазах, скользнула по щеке и подбородку. Я замер, только задышал чуть чаще. Хотя дышать было больно. Очень больно, настолько, что приходилось заставлять себя сделать вдох.
- Не смей умирать, - услышал я над собой тихий голос Снейпа. Он говорил это так, как произносят уже сотню раз повторенную фразу. - Не смей. Не в моей кровати, по крайней мере.
Мне захотелось смеяться. Снейп все-таки есть Снейп. Тон – серьезнее некуда, будто самое страшное, что с ним может случиться, - это то, что я умру в его кровати. Я попытался вдохнуть глубже и выдавил нечто вроде улыбки не слушающимися губами.
- Боитесь, что я буду являться вам в кошмарах? – сипло и едва слышно прошептал я.
Пальцы отдернулись.
- Поттер… - выдохнули ошарашенно надо мной. – Поганец…
- Спа… сибо, - каждое слово как будто обжигало губы, горло и легкие. – Рад, что смог вас удивить.
- Ты невозможен, Поттер, - хмыкнули сверху. Рука снова опустилась мне на лоб, я вздохнул.
- Сколько я здесь? – спросил я через минуту, набравшись сил.
- Пятый день, - ответил Снейп. – Скажи на милость, как ты сумел приползти ко мне в таком состоянии?
- Я не приполз, - оскорбился я. – Я пришел.
- Приполз. По стенке. Кровавые пятна на стене по всей длине твоего маршрута говорят сами за себя. Как?
Кажется, его это искренне заинтересовало.
- Не знаю, профессор. Как-то. Жить хотелось, - попытался вновь улыбнуться я. Помолчал и спросил: - А… в каком состоянии?
Снейп тоже помолчал.
- Сломаны три ребра слева и четыре справа. В позвоночнике треснули и дали осколки два диска. Сотрясение мозга. Сломан нос, стекла от очков вошли чуть ниже глаз, не тронув глазные яблоки. Сломана ключица, левая рука, три пальца на правой. Трещина в левом колене. Отбиты почки и легкие, - рука осторожно взлохматила мои волосы. – Ты не должен был встать в таком состоянии, Поттер, не то что дойти сюда.
- Мне извиниться? – поинтересовался я. Снейп усмехнулся. Я проанализировал список моих повреждений и сказал, тоже усмехнувшись: - А Малфой ревнив, профессор.
Рука на моей голове напряглась.
- Забудь это имя, - голос Снейпа стал таким, что я не осмелился спросить, почему именно. Несколько секунд я молчал, пытаясь придумать, что сказать, и в конце концов решил перевести разговор на другую тему.
- Как же я теперь играть буду… - вслух подумал я. – Со сломанными пальцами...
Рука со лба снова скользнула на щеку, заметно расслабившись, а затем осторожно тронула губы. Я задержал дыхание. От этого прикосновения даже долбившая тело боль, казалось, на миг угасла…
- Ты невозможен, Поттер, - повторил Снейп странно задумчиво. – Думать о гитаре, когда едва остался живым…
- Это… отвлекает от боли, профессор, - прошептал я, стараясь при этом коснуться губами пальцев Снейпа. На то, чтобы ужаснуться и одернуть себя, не хватало ни сил, ни желания. – Да и вы сами разве не думали бы о фортепиано, сломай вы пальцы?
Снейп ничего не ответил. Кровать чуть прогнулась и скрипнула рядом со мной, я почувствовал, как к моему лицу что-то приблизилось… Сердце зашлось в груди, дыхание задрожало, губы приоткрылись сами собой в ожидании, мысли словно растворились в небытие вместе с болью…
Легкое, едва заметное, едва ощутимое, мягкое касание, осторожное явно из опаски причинить боль и невероятно ласковое…
- Спи, Поттер, - улыбающийся шепот. – Тебе нужно спать.
- Хорошо… - шепнул я в ответ. Невольно облизнул губы. – Только… Профессор, можно…
- Что?
Сердце зашлось уже от страха этой просьбы, но она прямо рвалась изнутри…
- Посидите со мной… Если вам не трудно… - это я прошептал уже практически одними губами. – С вами… Не так больно…
Эта прохладная рука на моем лбу и вправду снимала добрую половину боли. А само присутствие Снейпа меня как-то удивительно успокаивало…
- Хорошо, Поттер. Я буду здесь. Спи.
Я вздохнул и улыбнулся, позволив себе больше не удерживать сознание в реальности…

Еще два дня я провалялся у Снейпа, слепой и без возможности двигаться, поглощенный постоянной болью. Несколько раз в день приходила мадам Помфри, чтобы меня перевязать, и после ее визитов становилось полегче, но ненадолго. Большую часть дня я лежал совершенно один в комнате, думая обо всем на свете. Вечером с занятий возвращался Снейп, и тогда становилось веселее – мне нравилось даже просто слушать, как он ходит в соседних комнатах или звенит какими-то склянками в своей лаборатории; забавно было представлять, чем он занимается. Но чаще он сидел рядом и, как раньше, разговаривал и спорил со мной или же играл в соседней комнате на рояле, потешаясь над моей «чрезмерной чуткостью», - хотя у самого голос ощутимо менялся после игры, становился вдохновенным, объемным, одушевленным, о чем я не замедлил ему заявить. Снейп на это ничего вразумительного не ответил, и мне даже показалось невероятное – будто он смутился. За эти два дня я окончательно уверился и убедился в том, что ничто человеческое ему не чуждо, что шипами покрыта только его внешняя оболочка, в то время как внутри может быть и мягкость, и страстность. Помимо же Снейпа и мадам Помфри ко мне приходили Гермиона с Роном и Дамблдор (Снейп разворчался, что его кабинет превратился в проходной двор, и, согласитесь, его можно понять). Они принесли мне новость, о которой говорила вся школа и о которой ни словом не обмолвился Снейп: исчез Малфой. Куда, почему – об этом ходили разные слухи: что он перевелся в другую школу (в начале года, скоропостижно?), что доигрался с прогулками в Запретный Лес, даже что его отправили в Азкабан (ну, это уж совсем чересчур). Одна деталь во всех слухах совпадала: исчез Малфой после разговора со Снейпом. Дамблдор долго говорил с ним на эту тему; ко мне дверь закрыли, и хоть отдельные слова и долетали, чем разговор окончился, я так и не узнал. Снейп еще с полчаса после ухода директора метался раздраженно по комнате, но когда он зашел ко мне, он уже был спокоен. А на следующий день до меня долетела весть о том, что Малфоя действительно скоропостижно перевели в Дурмстранг, и мне только и оставалось, что изумляться самому себе: неужели из-за меня?..

Вечером на третий день моего пребывания у Снейпа я проснулся оттого, что мягкие длинные пальцы тронули мой лоб и взлохматили волосы. Я улыбнулся. Последние два дня я просыпался именно так.
- Здравствуйте, профессор, - произнес я. Снейп усмехнулся.
- И ты выздоравливай, - хмыкнул он. – Что мадам Помфри сказала?
- Еще пара дней – и можно будет снять повязку с глаз, - ответил я. – Синяки да ссадины сошли. На переломы уйдет еще неделя. Через полмесяца я уже буду здоров.
- Прекрасно, - отозвался Снейп. – Значит, скоро я получу назад свою кровать.
Я улыбнулся и осторожно-осторожно, чтобы не взвыть от боли, засмеялся.
- В больничное крыло меня переведут через три дня, так что скорее, чем вы думаете, - сказал я. – Извините, что доставляю вам столько неудобств.
- Вряд ли я тебе это когда-нибудь прощу, Поттер, - усмехнулся Снейп. Убрал руку с моего лба и встал. – Ладно, лежи. Мне нужно работать.
Он ушел. «Лежи… Нет, вот прямо сейчас вскочу и убегу…» - похихикал я мысленно. Почему мысленно? Говорить по-прежнему было больно, хоть и не так сильно, и я предпочел лишний раз себя не пытать – мне и так не сладко. Будь я в другом состоянии, я бы выдал Снейпу все, что у меня на уме, но так – нет уж. Нервы дороже.
Снейп походил взад-вперед по комнате, пошелестел страницами книг, потом ушел в лабораторию и зазвенел чем-то там. Я уже привычно угадывал его движения, вслушиваясь в издаваемые им звуки, и уже привычно под них засыпал. Они сливались для моего слуха в один ровный далекий гул, как обычно сливается шум дождя… Дождя? Да… Дождя… Как я давно не видел его, как давно не летал… Вот встану на ноги – всеми правдами и неправдами отвоюю у Снейпа право на свободный вечер и вдоволь налетаюсь. Полежу в затопленной траве, подставляя лицо ветру и холодным каплям, забуду обо всем и снова почувствую счастье… И плевать, что потом за это счастье придется платить, плевать… Я буду счастлив, настолько счастлив, что хотел бы умереть в эту минуту… И к черту всех… К черту Волан-де-Морта, Дамблдора, к черту долги и обязанности… Вот только Снейп разве что… Я… хотел бы поделиться с ним своим счастьем… Ведь даже если он был когда-то счастлив, за свое бытие Упивающимся он это забыл… А что человек без счастья? Человек со сломанным сердцем… Все равно что волшебник со сломанной палочкой – не выжить… А я хочу, чтобы Снейп жил, хочу починить его сердце… подарить… подарить ему свое счастье, ведь для меня одного его всегда слишком много…
- Гарри…
Я вздрогнул, резко просыпаясь. Вязкие в дремоте мысли мгновенно прояснились от этого голоса. Такого знакомого голоса и такой знакомой замогильной пустоты в нем. Секунду, одну секунду я надеялся, что мне показалось, что мне приснилось…
- Узнаешь меня, Гарри?
Этот голос я узнаю из миллионов.
- Том, - прошептал я. – Том Риддл.
- Какой догадливый, - его голос отдавался в моих ушах змеиным шипением. – Вот и свиделись снова.
- Как… как ты сюда попал? – я по-прежнему шептал, мысленно молясь, чтобы Снейп в гробовой тишине подземелий не услышал нашего разговора.
- Для тебя это так важно? – хмыкнул Риддл. – По-моему, важнее то, что ты сейчас умрешь.
- М… может быть… - помедлив, согласился я.
Медлить, медлить, медлить. Тянуть, затягивать разговор, задавать лишние вопросы. Потакать ему, соглашаться с ним. Он хочет меня убить, но для начала он должен насладиться моей беспомощностью – в этом весь Риддл. Мозг работал как часы, только что не тикал, сердце билось спокойно и размеренно, и я мимоходом сам на себя удивился: пришла моя неминуемая смерть, а меня это ничуть не волнует. Может быть, потому, что мне надоело от нее прятаться? Мне надоело постоянно ждать ее из-за угла, и теперь появился простой и легкий способ покончить с этим, искренне веруя… веруя, что на той стороне тоже есть дождь…
По ноге, по животу и груди скользнуло что-то холодное и влажное. Змея. Теперь понятно, как Риддл сюда попал. Физический носитель, относительно легко подчиняемый. И смертоносный сам по себе, даже без магии. Раздвоенный язык коснулся моего лица, я услышал, как открывается пасть…
- Забавная смерть для волшебника, - усмехнулся я. – Укус змеи. Среди магглов мне бы вручили премию Дарвина за самую нелепую смерть.
Мой голос был спокоен и ровен, и это, видимо, сбило Риддла с толку. Укус не состоялся.
- А что для тебя смерть, Гарри? – вдруг спросил он.
- Избавление, - нимало не задумываясь, ответил я. – Избавление от всего, что держит меня здесь. От долга. От страха. От любви. От всего, Том. Я давно этого жду.
Это была правда. Со времени потери контакта с силой я перестал бояться смерти. Совсем. Я все время думал о том, чтобы совершить самоубийство, и не делал этого только потому, что не находил достаточной причины. Мне нужна была какая-то масштабная причина, кроме потери силы, для самого себя, не для других. Я был честным с самим собой и активно работал над заданиями, хотя твердо знал: выйду из ранга волшебника – пойду и повешусь. Потому что не сдержал данное себе слово. Смерть не пугала меня, нет; оглядываясь кругом, я не видел ничего, за что стоило бы цепляться, - было только то, что я хотел бы отбросить, да не мог. Я ждал смерти. Не звал, а просто ждал. И знал, что она скоро придет, так или иначе.
- Том, - мы с Риддлом давно уже общались, как давние друзья – на «ты», по имени и, как правило, прекрасно понимая друг друга. Раньше он не переносил своего маггловского имени, я знал, но за некоторое время до моей Ломки вдруг стал являться в маггловском обличье, так что называть его Волан-де-Мортом и даже Темным Лордом просто язык не поворачивался. На имя «Том» он вдруг перестал реагировать, как бык на красную тряпку, и я за прошедшее время даже успел привыкнуть… Я чуть двинул головой и повторил: – Том. Не тяни. Решил убивать – убивай. Я устал ждать.
- Тебе нечего терять, Гарри? – поинтересовался Том. Похоже, он решил как следует изучить меня напоследок. Что ж, пусть его. Заодно время потянем да наболтаемся перед смертью.
- Нечего, - я попытался качнуть головой и закусил губу от боли в ключице.
- Насколько ты в этом уверен? – я напрягся. Что он имеет в виду? По груди скользнуло влажное тело, сползая вниз с кровати.
И тут я понял, что промахнулся. Риддл – садист. В высшей, в изощренной степени. Физическое насилие его не интересует. Эмоциональная пытка – вот это его конек. А я сам вложил ему в руки оружие да еще и грудь подставил: бей. Я сказал, что хочу умереть. И теперь радует только то, что в мир иной я смогу отойти явно нескоро.
- Ты не боишься своей смерти, Гарри, - услышал я. – Но будешь ли ты так же спокоен, когда умрет кто-то рядом с тобой? Он будет умирать долго, мучительно, а ты ничего не сможешь сделать…
- Нет… - я дернулся и вскрикнул от боли. – Нет!
- Долго и мучительно, Гарри. Долго и мучительно.
- Не трогай его… - я задергался в конвульсивных попытках пошевелиться, но… Петрификус Тоталус? Когда он успел? Я в бессильном отчаянии откинул назад голову. – Не трогай его, слышишь?!
Ответом мне был смех. Вы когда-нибудь слышали, как смеется змея? Мне довелось.
- Снейп!!! – заорал я во всю силу легких. – Снейп, БЕГИ!!!
Силенцио. Как он смог?! Звук ушел обратно в горло, я мог только молча хрипеть и биться в конвульсиях бессилия. Мерлин, Мерлин, нет… Только не Снейпа, нет!.. Длинное тело плавно зашуршало по ковру у кровати, направляясь к выходу из комнаты…
Нет… Нет… Я должен что-то сделать… Я должен его остановить… В комнате послышались быстрые шаги, дверь распахнулась.
- Что за крики, Пот…
Кашель, хрип, звук падающего тела, шипение…
- Слушай, Гарри, слушай, как он умирает…
Снейп… Черт подери, Снейп!..
Гарри, послушай меня.
Да!
Ты хочешь спасти Снейпа?
Нет, я просто так тут в истерике бьюсь!
Тогда слушай меня. В таком состоянии и без палочки даже с моей поддержкой ты не сможешь этого сделать. Пока мы порознь, взаимодействие не идет с полной силой. Мы должны стать единым целым.
Единым? Как?
Как Риддл. Ты должен мне довериться, Гарри. Довериться и впустить в себя.
Как, черт побери? Как это сделать, скажи!
Расслабься. Выровняй дыхание. Успокойся. И слушай меня.
Напряжение с большой неохотой отпустило тело, сердце норовило выскочить из груди, боль, казалось, резала пополам от диких стонов и хрипов Снейпа… Но все же я смог сосредоточиться и взять себя в руки.
Хорошо, Гарри. Готов?
Да.
Прислушайся. Слышишь? Тебя зовет дождь.
Дождь… Я слышу его… Да…
Ты - часть дождя, Гарри. Ты и есть дождь. Вспомни. Ты и есть дождь. Дождь нельзя ранить, нельзя убить, дождь не чувствует боли и страха. Ты – дождь, Гарри…
Я – дождь… Я рассыпаюсь миллиардами капель; каждая капля – это я, и я – в каждой капле…
А я – это ветер. Я наполняю тебя силой, я делаю твои капли острыми кинжалами. Ты наполняешь меня смыслом, ты – мой облик и мое оружие. Мы всегда вместе, всегда неразлучны, едины в одном урагане…
Едины… Едины… Едины…
Холодное касание воздушной руки, робкое, мягкое дуновение. Я дождь, а ты ветер. Я впускаю тебя. Я позволяю тебе меня направлять. Иди же… Иди же сюда…
Ветер окреп, закружился, завертелся смерчем, разгоняя мои капли с немыслимой скоростью. Мы едины… Навеки и навсегда…
…Неуклюжее, ноющее от боли тело растворилось, выпуская, как из кокона бабочку, наружу меня – чистую силу в высшем ее проявлении. Мне не нужны посредники, чтобы колдовать, мне не нужны помощники в виде слов – я сам есть колдовство. И я должен спасти того, кто не может спастись сам. Должен? Нет, о нет. Я никому ничего не должен. Я хочу – так будет вернее.
Другая сила, чистая сила, равная мне. А вот она должна убраться отсюда. Так я хочу.
Мгновение – сковавшие было меня цепи исчезают, падая наземь, повязка со рта испаряется. Чужая сила сковала того, кто нужен мне. Цепи с издирающими плоть шипами. Взмах – и их тоже раздирает. Еще взмах – и чужая сила в хрупком теле отлетает в стену. Я чувствую смерть. Смерть – равно – освобождение. Сила выходит из тела, как из тюрьмы, но не может сравниться со мной.
Вон! Вон – как когда-то кричал Снейп. Снейп? Да… Тело с заключенными в нем зачатками силы… Да, я помню… Помню…
Чужак исчезает из моих владений. Но повсюду другие… Другие тела с другой силой, сила сидит в них, как в цепях… Тело – это всего лишь тело, как ни крути, когда-нибудь оно исчезнет; какая разница, когда именно? А сила вечна. Силу нельзя держать в цепях. Ее надо выпустить. Надо уничтожить тела.
You’ve got to kill to stay alive…
Что?!
Pay to kill, die to lose,
Hunted, hunter which are you.
Diablo come again
To make trophies out of men…
Мерлин… Я встряхнулся. Что со мной? Что я только что думал? Я хотел убить… убить, чтобы освободить силу! Мерлин… Я… А кто я? Я… Гарри… да, кажется, так… Гарри Поттер. Странно, до чего может быть незнакомо собственное имя. Но это я, я знаю. Я, а не моя сила. Я не позволю ей покорить себя. Нет. Я - не ее орудие. Я – ее хозяин.
Да будет так.
Ветер застонал, закричал, завыл, сдавливаемый завесой дождя… Нет, сила, нет. Не ты меня направляешь, а я тебя. Ты мне служишь, а не я тебе. Спасибо тебе за все. Но я не люблю, когда меня используют.
Смятый, покорившийся ветер лег на землю. Так-то лучше.
Теперь Снейп. Я завис над ним, смачивая его одежду каплями. Он измотан, изможден, его сила почти потухла. Ничего. Сейчас вернем.
Послушный ветер скрутился в воронку, засасывая капли вниз, в Снейпа…
Десять минут – и он открыл глаза.
- Поттер? – в ужасе прошептал он.
Мда, интересно, как я выгляжу. Пора бы вернуться в тело. Я скользнул к кровати, опустился на нее. Медленно, медленно, крайне медленно, мучительно начал обретать вес, сковывающий тяжестью движения; хлыстом саданула боль, заставив изогнуться, невероятных усилий стоило заново заставить себя дышать…
- Поттер… - профессор склонился надо мной. Я этого уже не видел, только ощутил.
- Ты… - горло отказалось повиноваться, я закашлялся. Черт, я… Невероятно, но я забыл его фамилию… Мерлин, никак, сила так подействовала… Северус, Северус, а дальше-то как? А, будь что будет… - Се… ве… рус… ты… в порядке?
Молчание. Обескураженное такое, изумленное. Еще бы.
- С каких пор ты зовешь меня по имени? – наконец поинтересовался он. Я выдохнул.
- Значит, в порядке. Се. Ве. Рус, - повторил я по слогам, вслушиваясь в звуки. Было так странно произносить это имя, до сих пор не касавшееся моего языка… - Се. Ве. Рус. Надо же. Здорово. Се. Ве. Рус…
Что-то резко ударило по ушам, в глазах запрыгали звездочки – и я выключился.

- Палочка – универсальный преобразователь силы. Она действует как переводчик: переводит энергию с одного языка, языка силы, в язык действия. Словесные формулировки являются как бы клапаном, ключом, направляющим энергию в нужное русло. Каким-то образом Гарри, как и Темный Лорд, смог обходиться без этого. Северус, вы видели это, можете что-то рассказать?
Молчание.
- То, что я видел… Это непередаваемо.
- И все же. Попробуйте.
Молчание. Долгое.
- Вы видели его Патронуса, Альбус?
- Видел. Смерч. Удивительное зрелище.
- То же самое, только в сто раз прекраснее. Иных слов у меня нет.
- Он, кажется, поделился с вами силой?
- Большим куском силы, Альбус. Огромным. Восстановил все, что забрал Темный Лорд, и… и дал даже больше.
- Щедрый юноша. И что же, сразу после этого он потерял сознание?
- Принял человеческий облик и потерял сознание, да.
- Он совершенно истощен. Странно, что он прогнал, а не убил Волан-де-Морта. Что ему помешало?
- Очнется – расскажет сам.
«Расскажу, расскажу… Куда я денусь…» - стукнулось в голове. Я приподнял уголки губ, усмехаясь. Для меня всегда было загадкой: как я умудряюсь всегда очухиваться именно тогда, когда рядом все собрание в лице Дамблдора и Снейпа? Они что, днюют и ночуют рядом со мной в ожидании моего пробуждения? Я усмехнулся вновь, на этот раз громче, но подавил ухмылку и подал голос.
- Директор… Профессор…
Я осторожно раскрыл глаза, поняв, что повязка исчезла. Свет ударил резко, неожиданно, и я снова зажмурился.
- Как ты себя чувствуешь, Гарри?
Я вздрогнул и снова распахнул глаза. Эти слова сказал не Дамблдор. Это сказал Снейп. Снейп назвал меня по имени. Впервые в жизни.
- Эм… чувствую, профессор, - хмыкнул я, во все глаза слепо уставившись на него. Уй, черт, ну почему я близорукий? Так хотелось увидеть его лицо сейчас, понять, что творится в его душе…
- Хорошо, - кивнул он. – Ты можешь говорить?
Я прислушался к своим ощущениям.
- Вроде да, - ответил я.
- Расскажи, как ты смог выгнать Темного Лорда и почему не убил его?
Я закрыл глаза. От воспоминания повеяло какой-то жутью.
- Когда Темный Лорд набросился на вас, профессор… - начал я, но тут же закашлялся. И кашлял с полминуты, радуясь, что закрыл глаза и не видел, как на меня смотрели окружающие. – Нет… Не с этого… Профессор, я хочу извиниться. Он набросился на вас из-за меня.
- Из-за тебя?
- Да. Я сказал, что не боюсь смерти и хочу умереть, но Темный Лорд решил не давать мне избавления. Он знал, что чужая смерть для меня хуже собственной, и хотел убить вас… убить вас, чтобы помучить меня. Я не хотел вашей смерти, но ничего не мог сделать – палочку мне сломали в драке, а Темный Лорд к тому же сковал меня заклятьем обездвиживания. И тогда моя сила предложила мне… предложила воссоединиться, чтобы спасти вас, чтобы я мог соперничать с Темным Лордом. Но на деле… на деле вышло по-другому… - горло свело, я с трудом проталкивал воздух, хрипел. – Сила меня поглотила, она стала мной управлять, думать за меня, действовать… Я был чистой силой, чистым потоком энергии, как и Волан-де-Морт, а сила не убивает чужую силу. Я его просто выгнал с моей территории, а потом… Мерлин…
Я откинул голову назад, на подушку, и закрыл лицо ладонью, одновременно мимоходом осознав, что с правой руки сняли гипс и она здорова.
- Гарри? – Снейп взял меня за запястье.
- У силы свое видение окружающего мира, - сказал я наконец. – Человек кажется ей тюрьмой для себе подобных. И… Она хотела убить всех людей вокруг, чтобы освободить их силу… Если бы я не остановился…
Я замолк, Снейп и Дамблдор тоже молчали. У меня все внутренности свело от воспоминания пережитых ощущений, от мыслей, которые бродили у меня в голове, от осознания, что было бы, если бы…
- А сейчас? Что с твоей силой сейчас? – наконец спросил Дамблдор. Первый вопрос за весь разговор, и таким напряженным тоном, что мне стало не по себе.
- Не знаю, - я повел здоровым плечом. – Тогда я ее смог подчинить, а сейчас… Можно проверить…
Мне хватило одной мысли, одного образа – и штора на окне сама собой задернулась. Я вздохнул свободно и улыбнулся.
- Со мной. И без палочки, как и тогда…
Я теперь всегда с тобой. Ты забыл, Гарри?
Я сузил глаза и ничего не ответил.
Прости меня. Я не хотел.
Хотел. Я знаю, что хотел. И ты знаешь.
Это было сильнее меня, пойми. Эта власть… Я не знал, что бывает столько власти, я не был готов к этому. И… я рад, что ты оказался сильнее меня.
Как я могу теперь тебе доверять, скажи? Как? Хорош волшебник, который собственной силе не доверяет!
Это не повторится, Гарри. Поверь мне. В момент объединения раз и навсегда определяется доминанта – волшебник или сила. Ты вчера смог меня покорить, и я больше никогда не посягну на главенство. Зато ты теперь знаешь, что ощущает Риддл и почему он таким стал.
Риддл? Причем он здесь?
Его сила поглотила его полностью, без остатка. Им руководят ее желания, он видит все так, как видит его сила. Так, как видел вчера ты. Жажда убивать – только крохи в сравнении с ее настоящими страстями.
Риддл… Риддл… Бедняга Риддл… Все равно что продать душу дьяволу – от тебя самого ничего не остается…
Верно, Гарри. Так мир?
Мир. Конечно, мир…
- Гарри? Ты в порядке?
Я вздрогнул и посмотрел на обеспокоенного Дамблдора. Поспешно кивнул.
- Да-да, конечно, все в порядке… - я улыбнулся. – Извините, я… с силой своей говорил. Мирился.
Дамблдор посмотрел на меня с недоверием, но ничего не сказал. Наверное, решил, что я не в себе. Ну и пусть его. Я-то знаю, что я в своем уме и твердой памяти.
- Что ж… Отдыхай, Гарри, - наконец сказал Дамблдор, внимательно глядя на меня. – Выздоравливай.
- Спасибо, - улыбнулся я. И только тут (забавная задержка, не правда ли?) осознал, где нахожусь. Снейп тоже развернулся, чтобы уйти, и я вдруг понял, что я – не в его комнате, а в больничном крыле. Значит, в следующий раз я его увижу только по выздоровлении – явно весьма не скоро. А мне нужно было с ним поговорить… - Профессор, можно с вами поговорить? Недолго.
Снейп замер в дверях палаты, затем развернулся и медленно подошел обратно к моей кровати. Директор вышел секунду спустя, аккуратно и плотно закрыв дверь.
- Профессор, простите… - начал было я, но Снейп меня перебил:
- У меня очень мало времени, Гарри.
- Конечно, - согласился я. Прищурился, чтобы лучше его видеть, хоть он и стоял совсем близко. – Я не хотел говорить при директоре, профессор, но… понимаете, меня тревожит то, что Темный Лорд меня не убил. Я был целиком в его власти, я не смог бы ему воспротивиться – он ведь ждал этого момента, так почему он вместо немедленной расправы стал со мной разговаривать? Какое ему дело до того, что я ощущаю? Ему была нужна моя смерть, но он меня не убил. Меня это тревожит. Мне кажется… мне кажется, что ему что-то от меня нужно, иначе я не могу объяснить. Но что? Я не понимаю. Может, вы знаете, профессор?
Я внимательно посмотрел на Снейпа. Он, казалось, задумался на минуту, потом медленно кивнул.
- Я обдумаю это, Гарри. Выздоравливай.
И он ушел.
Я вздохнул с облегчением. Вообще сам факт разговора с Риддлом удивил меня уже во время его визита, а сейчас я вдруг об этом вспомнил. Волан-де-Морт никогда ничего не делает просто так. Можно было, конечно, предположить, что Риддл хотел насладиться моим отчаянием, и тогда я так и решил, но сейчас меня что-то тревожило, что-то перестало устраивать в этом объяснении. Риддл даже не пытался противиться, когда я вышвыривал его со своей территории, он скорее был… удовлетворен? Но чем? Тем, что я стал таким же, как он? Но он меня слишком хорошо знает, чтобы думать, будто я могу согласиться стать с ним заодно, да и сила моя властолюбивая никогда бы на это не согласилась. Получается, у него усилился противник, а он радуется? Чему? Или Риддл окончательно спятил?..
Я вздохнул. Вряд ли я сейчас смогу что-то здравое придумать на этот счет, мысли, казалось, ходили по кругу. Будем надеяться, что Снейп найдет этому объяснение, все-таки он на своем веку больше повидал, да и Волан-де-Морта хорошо знает…
Снейп.
Я раскрыл закрывшиеся было глаза.
«Я не хотел говорить при директоре…» Мерлин, это само собой с языка сорвалось, я даже не понял, что сказал… Но… Выходит, я доверяю Снейпу больше, чем Дамблдору…
Хуже всего то, что это действительно так.
Я доверяю ему. Верю ему, как себе. Даже страшно – раньше я этого не осознавал. Откуда взялось это доверие? Я не знаю…
Ой ли? Не знает он… Тебе сказать или сам додумаешься? Вспомни, что ты мысленно кричал, когда его убивали!
Я кричал… я кричал: «Только не Снейпа…» О, черт… В глазах поплыли круги, появилось полное ощущение, что меня ударили пыльным мешком. Но ведь этого не может быть…
Хех, Гарри, Гарри… Подумай. Ты ему доверяешь. Тебе с ним интересно. Сколько раз ты жалел, уходя от него после занятия? Ты привязался к нему, ты боишься за него. Он тебе дорог. И, в конце концов, ты его хочешь, ведь хочешь, признайся! Сам вывод сделаешь или тоже подсказать?
Помолчи хоть минуту. Пожалуйста.
Молчу…
Спасибо.
Я уставился в белое пятно потолка широко раскрытыми глазами. Сила права. Это все действительно так. Я привязался к этому чертовому Снейпу за прошедшие две недели. Сильно привязался. И совсем не так, как, скажем, был привязан к Рону. Вывод был один – страшный, как Круцио.
Я влюбился.

Состояние «стукнутого пыльным мешком» продолжалось целую неделю. Я впадал в полнейший ступор от одной мысли, что я люблю Снейпа, а точнее – от все большего осознания, что это действительно так. И я не знал, что с этим делать. Куда это девать, на какую полку своей души задвинуть? То, что я ощущал, не поддавалось систематизации и логическому объяснению, я не знал, как его в себе пристроить и как с ним быть. Как вообще жить с осознанием, что любишь? Что нужно делать? Жить как прежде не получается, а по-новому – это как? Я в растерянности не знал, за что браться: за свое поведение или за свою душу. Меня спасало два обстоятельства: первое – то, что я лежал в палате и, кроме мадам Помфри, Рона и Гермионы, меня никто не посещал, второе – то, что не являлся Снейп. Приди он – и я бы уже точно не смог разобраться в душевном хаосе, хотя и так не очень получалось.
На вторую неделю я подуспокоился. Я нашел то, от чего буду плясать в дальнейшем. Это было убеждение, что Снейпу я ни в коем случае не скажу. Не дождется он от меня. Никогда. Однако, во имя сбережения своих нервов, нельзя было просто жить, как раньше. Я этого не перенесу – «ожидания новой мимолетной встречи» и «счастья от одного приветливого взгляда» (тьфу, сопли на глюкозе…). Чтобы не скатиться до этого, нужно брать инициативу в свои руки, нужно хоть что-то делать. Значит, будем пытаться влюблять в себя. Заметьте: не соблазнять, а влюблять. Хотя с моей внешностью и то, и другое меня просто смешило, я решил все же попытаться. Пусть я лучше буду рычать оттого, что не удается инициатива, чем пассивно провожать его взглядом больной собаки, страдая втихомолку. Нет уж.
Так я думал, постепенно успокаиваясь, лежа в больнице. Но наступил день моей выписки, и все полетело в тартарары. Что случилось? Догадайтесь с одного раза. Ну да, правильно: явился Снейп.
- Гарри, - меня до сих пор дрожь пробивала оттого, что он звал меня по имени. Я оглянулся, слепо прищурился, рассматривая его, и встал с кровати.
- Доброе утро, профессор, - улыбнулся я. Было семь утра, я собирался на занятия.
- Доброе, - Снейп кивнул. Подошел ко мне. – Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, - я пожал плечами. – Нормально, как всегда.
Снейп помолчал, потом вдруг подошел совсем вплотную ко мне. Перед глазами что-то мелькнуло, я даже не успел отклониться, и… мир кругом прояснился. Я ошарашенно поморгал, привыкая. Снейп надел мне на нос очки, заправил дужки за уши и на миг задержал руки на моих волосах. Я, не отрываясь, смотрел на него расширенными глазами и, кажется, даже перестал дышать… но он быстро убрал руки и отстранился.
- Подходят? – поинтересовался он. Я вздрогнул, секунду соображал, о чем он, потом понял, что об очках, и привычно примерился: посмотрел на стену напротив, в окно, в потолок, полистал книгу. Все детали были видны четко, не плыли, но и не резали глаз; определенно, очки мне подходили на сто процентов, будто их выбирали со мной, да и то не факт, что я бы сам нашел что-то лучшее.
- Лучше не бывает, профессор, - улыбнулся я, радуясь обретенной возможности видеть. А то за две недели мне моя близорукость просто осточертела. Я не мог послать за очками в город кого-то, скажем, Рона, как за палочкой (ею я через него уже обзавелся на всякий случай, благо он знал, какая мне нужна), нужно было идти самому, а из больницы меня не выпускали. Мне уже было любопытно, как я буду без очков заниматься, и я как раз над этим задумался, когда пришел Снейп. Интересно, откуда он узнал, какой у меня минус? – Профессор, а как вы узнали, какие очки мне нужны?
- У мадам Помфри сохранились записи с недавнего осмотра, - усмехнулся Снейп. – Я решил, что магия магией, а без своих окуляров ты на стены будешь натыкаться и проку от тебя не будет.
- Это верно, - улыбнулся я еще шире. Наверное, моя радость и вся благодарность были написаны на лице, потому что Снейп ухмыльнулся. Но тут я смутился. – Спасибо, профессор, я вам так благодарен… и… сколько я вам должен?
- Чего должен? – похоже, искренне не понял Снейп. Я смутился еще больше. Черт, вот вляпался…
- Такие очки недешево стоят, я же знаю, - ответил я. О да, кому, как не мне, это знать! Прекрасные линзы, удобная и изящная оправа – кстати, прямоугольная, а не круглая – все это ценится в магическом обществе не меньше, чем у магглов. Такие очки стоят более чем просто недешево. Снейп не поскупился… - Сколько я вам должен? Я отдам, как только у меня появятся деньги.
Снейп сложил руки на груди и, прищурившись, долго смотрел на меня. Я настойчивого взгляда не отводил разве что из принципа. Наконец Снейп усмехнулся, так, словно его посетила забавная идея, и мне стало не по себе.
- А ты, оказывается, меркантилен, Гарри, - произнес Снейп. Я пожал плечами: мол, ну уж какой есть. – Хорошо. Будем считать так. Денег я с тебя не возьму, но ты останешься моим должником. Согласен?
Я хитро улыбнулся. И он думал, что я откажусь? Зря…
- Согласен, профессор.
- Прекрасно, - кивнул Снейп и направился к двери. – Вечером жду тебя в кабинете.
- Профессор, я хотел вас попросить… - Снейп удивленно обернулся. – Я хотел попросить вас отпустить меня на этот вечер.
Я вчера специально слушал прогноз погоды и сверял закат с народными приметами. И те, и другие обещали дождь и ливень. Мрачное, облачное и туманное утро с мелкой моросью подтвердило этот вердикт. Я должен был выбить этот вечер всеми правдами и неправдами, иначе бы просто помер от тоски по полету.
- Зачем тебе этот вечер, Гарри? – поинтересовался Снейп.
- Я… хотел полетать, профессор, - с отчаянным спокойствием ответил я.
- Полетать? – переспросил он. Я кивнул. Снейп снова прищурился, с интересом глянул на меня, помолчал, видимо, обдумывая мою просьбу, и наконец сказал: - Хорошо.
- Правда? – как-то глупо вырвалось у меня. Улыбка расползлась по лицу так, что у меня закололо за ушами.
- При одном условии, - я насторожился. – На моих глазах.
- Что? – не понял я.
- Будешь летать под моим наблюдением, - раздраженно пояснил Снейп. – Согласен?
Я с несколько секунд смотрел на него в искреннем недоумении. Мне не верилось. Что Снейп сегодня такое съел? С чего он вдруг стал ко мне таким добрым да заинтересовался моими полетами? Хотя одни очки уже могли ввести меня в ступор, а тут еще и это… Я улыбнулся. Кажется, кто-то хотел поделиться со Снейпом своим счастьем? Возможность сама плывет в руки.
- Как вам угодно, профессор, - кивнул я.
- Прекрасно, - у меня появилось навязчивое желание протереть глаза: мне показалось или Снейп тоже доволен моим ответом? Но он быстро отвернулся, так что вопрос остался без разрешения. – В таком случае до встречи, Гарри.
- До встречи, профессор, - улыбнулся я ему в спину.
Весь день я провел как на иголках. И не обманывайтесь в причинах: вовсе не из-за обещания Снейпу, нет. Меня волновал дождь. А вдруг он не пойдет, или пойдет, но когда я еще буду на занятиях? Полет можно будет отменять, а когда-то я еще смогу выбить у Снейпа отгул! Но дождь меня не подвел. Он начал накрапывать во время трансфигурации, осторожно так, не спеша, будто пробуя силы; чуть-чуть разошелся к истории магии, а на последнем занятии, ЗОТС, с явным вызовом стал колотить в окна. Я так засмотрелся на него, обрадованный, что схлопотал замечание, а после занятий впереди всех помчался в комнату. Бросил сумку, стянул мантию, схватил метлу и понесся вниз, к Снейпу. Сердце радостно колотилось в горле от предвкушения, с лица не сходила дурацкая улыбка, я несся, как на крыльях, не чувствуя ног. Если бы Снейп медленно собирался, я в таком состоянии схватил бы его в охапку и помчался под дождь, но до этого, слава Мерлину, не дошло (и, думаю, Снейпу повезло, что он не задержался). Спустя пятнадцать минут после окончания занятий мы уже стояли на улице.
Я запрокинул голову. Дождь… Холодные капли ударялись о мое лицо, разбивались в брызги и стекали потоками вниз по щекам. Дождь… Холодная струйка под одеждой, прибиваемые каждой каплей вечно непокорные волосы. Дождь… Казалось, он проник и в мысли, проник, сбивая и впитывая в себя все плохое, все переживания, все суетное и пустое, забивающее голову своей пустотой, - так после долгого жаркого дня дождь прибивает к земле сухую, никчемную пыль, оставляя воздух чистым, свежим, будто бы обновившимся… Мысли наполнил прозрачный туман, вытесняя все ненужное; я снял очки, привычно сложил их, убрал в карман, а затем завязал глаза платком. Вышел на середину площадки с метлой в руке. И еще немного постоял, подставляя лицо каплям. До тех пор, пока, кроме дождя, ничего не осталось. Ничего, ничего, ничего, даже время остановилось, замерло для меня, обходило меня полукругом, не трогая и с опаской поглядывая. Остался только дождь… и глаза за спиной. Глаза, взгляд которых стрелой проходил сквозь меня, доставая острым наконечником до самого сердца. Черные глаза, внимательные, изучающие, анализирующие. Толкающие меня в спину, навстречу зову дождя: лети.
И я полетел.
Вверх. Сначала просто вверх по плавному полукругу. Замереть на миг в воздухе, затем прижаться к метле и – лихой спиралью броситься вниз, круто сворачивая, так, что не поспевал даже ветер… Вниз, вниз, вниз – и отвесно вверх, вонзаясь в небо, будто надеясь проткнуть его, как шпагой. И это словно удалось: дождь усилился раза в три, целыми потоками обрушился на землю и на меня, будто желая сбить меня вниз, прижать, как положено природой. Я засмеялся, счастливо засмеялся вызову стихии, вскинул голову и отчаянно засвистел, так, что свист пронесся вместе с ветром до самого Запретного леса. Я принимаю бой! Ветер завыл кругом, затрепал мои волосы и одежду; я перевернулся на метле вниз головой и сделал мертвую петлю, и еще одну, и еще, затем двойную бочку и – помчался к школе наперегонки с ветром, захлебываясь потоками дождя и восторгом. Кто первый отвернет? Я? Ты? Мы вместе затормозили у стены и взмыли вверх – мимо окон, наплевав на то, что могут увидеть, хотя что на такой скорости разглядишь? Вверх, в плотные, напоенные влагой облака, вверх, в небо, туда, где рождаются дождевые капли… И, достигнув предельной высоты, броситься вниз, камнем, задыхаясь от мчащего навстречу ветра, и у самой земли, у самого края падения, резко дернуть ручку на себя, затормозив и зависнув в воздухе – в нескольких сантиметрах от мокрой травы. Прислушаться к тишине и дождю…
Восторг, азарт, счастье… Грудь готова была разорваться от них, они поглотили меня, завладели мной, но их для меня было слишком, слишком много… Мне хотелось кричать, кричать от боли, которую причиняло мне мое счастье, хотелось выгнуться и выпустить его из себя, хоть чуть-чуть, чтобы уменьшить боль, чтобы уменьшить страдания – и в то же время ни капли не хотелось отдавать в никуда, в пустоту…
Решение созрело мгновенно. Я спрыгнул на землю, бросил метлу и кинулся к Северусу. Забавно, я снова напрочь забыл его фамилию, словно ее отфильтровало из моих мыслей вместе со всем ненужным…
Он не успел отклониться, не успел сдвинуться с места, хотя порыв был. Но он не успел. Я со всего размаху впечатал его в стену, вцепился в его ворот, нашел губами его губы и впился в них, настолько настойчиво и даже яростно, что он даже не попытался сопротивляться. Я ни о чем не думал. Жажда поделиться счастьем вытесняла все. Я чувствовал, как все мои ощущения, все мое безумие, бездумье, весь мой восторг, все мое необъятное, огромное для меня одного счастье перетекало в него, чувствовал, как в нем зажигаются огоньки, а потом – и целые пожары эмоций. Я чувствовал его ответ, чувствовал, с какой жадностью он принимает мой дар, мне казалось, я наполняю гулкую, страшную пустоту внутри него… А мое счастье не уменьшалось, его, наоборот, как будто становилось все больше и больше, но боли оно теперь не причиняло, просто горело внутри лесным костром…
Руки Северуса сжали мои плечи, сдавили клещами, потом вдруг скользнули по спине вниз. Я задохнулся, выгнулся, обрывая поцелуй, и резко отстранился. Нет уж, Северус. Пока что это моя игра и ты на моей территории. Мое желание – единственное правило в этой игре. И сейчас я хочу тебя помучить.
Я придвинулся к нему и, почти касаясь губами его губ, шепнул: «Не сейчас». И, пока он не опомнился, вывернулся из его рук и бросился бегом обратно на площадку. На бегу подхватил метлу, запрыгнул на нее и штопором ввинтился в вязкое небо…
Когда именно я вернулся на землю – не знаю. Я просто вдруг обнаружил, что стою на площадке, раскинув руки навстречу разбушевавшемуся ветру и ловя ртом капли дождя. Я улыбнулся. Упал сначала на колени, потом растянулся в траве, забросив онемевшие руки за голову. И так и лежал, улыбаясь темному дождливому небу, ветру, пытающемуся забросать меня брызгами, дождю, по-прежнему, хотя уже и не с той силой, поливавшему меня, онемевший, оглохший от счастья, замерзший так, что не мог двинуть ни единой мышцей, но счастливый до бесконечности, самый счастливый на свете…
Онемевшее от холода лицо обожгло горячее дыхание, мягкие, но не знающие пощады губы впились в мои. Я не услышал, как он подошел, но теперь жалеть об этом было поздно. Поцелуй расставил точки над «i»: Снейп возвращал себе право на инициативу, и я уже вряд ли что мог сделать… Пальцы стянули с моих глаз повязку, и когда поцелуй окончился, меня пронзили черные глаза.
- Идем, - тихо сказал он, не отрывая взгляда. Затем встал. Я послушно поднялся вслед за ним, плохо что-либо соображая: я не успел еще окончательно прийти в себя, а поцелуй Снейпа и, по обыкновению, властный и подчиняющий взгляд запросто выбили меня из колеи. Он развернулся и двинулся к школе, я пошел за ним.
Когда мы спустились в подземелья, я начал думать более-менее связно – наверное, оттого, что немного отогрелся. И первой моей мыслью было: мне это не нравится. Трудно было не понять, что произойдет, когда мы придем в кабинет Снейпа. И меня это не радовало. Почему? Да потому, что у меня, несмотря ни на что, есть гордость. Ее и так уже основательно попинали за год моей Ломки, и очередного пинка мне не хотелось. А если Снейп снова ко мне полезет и я не смогу (а я не смогу!) воспротивиться, это будет даже не пинок – это будет удар похлеще Ступефая. Стать очередным «любимчиком» Снейпа, знать, что значишь для него не больше игрушки при этом, - нет уж, увольте. По своей гордости топтаться я не хочу.
Вдалеке показалась дверь кабинета Снейпа. Я резко остановился.
- Разрешите мне уйти, профессор.
Снейп обернулся. Спокойно, спокойно… Не отводить взгляда, смотреть твердо и холодно…
- Мне нужно переодеться.
Снейп молчал. Молчал и безотрывно смотрел мне в глаза. Черт… Нет, я себя уважать перестану, если отведу взгляд… А если не отведу – тогда я за себя не ручаюсь. Трудно сказать даже, каким был его взгляд, что в нем было такого, что хотелось покорно склонить перед ним голову, но я чувствовал: еще несколько секунд – и я сдамся, просто сдамся…
Несколько секунд прошли. Снейп все так же молча развернулся и пошел к своему кабинету.
А я пошел за ним.
В кабинете было темно. Шаги Снейпа слышались где-то впереди у камина – видимо, он собирался развести огонь. Меня это несколько успокоило. Я остался стоять у двери, метлу пристроил в уголке у одного из шкафов, чтобы стекала, и сам встряхнулся с головы до ног. С меня текло, как будто я выбрался из озера, а не вышел из-под дождя, мокрая одежда облепила и не давала согреться до конца, так что меня даже немного знобило. Я зябко передернул плечами и снял очки, чтобы их просушить.
И вдруг прямо передо мной, как из-под земли, возник Снейп. Я опомниться не успел, как оказался прижатым к двери сильным горячим телом под прицелом взгляда черных глаз. Они были так близко, что я ничего, кроме них, не видел, не мог отвести взгляда от их глубины; я толком не заметил, как очки из моих рук перекочевали на книжную полку, как пуговицы на рубашке оказались расстегнуты, как сама рубашка мокрым комом шлепнулась на пол и горячие, обжигающе горячие руки заскользили по моей спине и груди… В какой именно момент начался поцелуй, когда закрылись глаза, когда я забыл себя сдержать и из легких вырвался первый, с головой меня выдавший стон… Горячие губы, горячие руки блуждали по моему телу, исследовали, изучали, находили самые чувствительные точки, заставляя выгибаться в судорогах желания; я чувствовал себя куском льда, который под уничтожающими, жаркими и беспощадными лучами беспомощно тает, растекаясь лужицей у собственного подножия…
Но когда руки добрались до ремня, я на краткий миг пришел в сознание.
- Нет… - я перехватил эти руки, сжал, как мог, крепко, отчаянно хватаясь за собственный проблеск разума. – Не… не надо… не надо…
Я смотрел вверх, куда-то в потолок, пытаясь доказать самому себе, что поступаю правильно (хотя ни тело, ни добрая половина разума с этим не соглашались), и знал, что стоит мне снова посмотреть в эти непостижимые глаза Снейпа – и моя решимость канет в лету. С десяток секунд ничего не происходило; потом Снейп резко вырвал руки и, схватив мою голову, заставил посмотреть себе в глаза.
И я понял, что погиб.
- Ты уверен? – спросил Снейп. Тон отдавал насмешкой.
Нет, черт побери! Не уверен! Будешь тут уверенным, когда все тело изгибается одним словом «да», когда от одного только поцелуя поднимается все, что только может подняться!
Но, черт возьми, дать себя использовать… Просто использовать для физических нужд и морального удовлетворения…
Стоп.
А… собственно, кто кого будет использовать?
Я даже улыбнулся этой забавной мысли. Интересный поворот. Но, согласитесь, если уж на то пошло, использовать не обязательно будут только меня. Использовать могу и я. Удовлетворить свое желание, свою тягу, свою страсть… Хм, а заманчиво, ничего не скажешь… Главное – это мое желание, а не желание Снейпа. Я могу, если захочу, сейчас уйти, и Снейп меня не остановит. Но я не хочу. Я хочу его. Я хочу Снейпа. Так почему бы его не получить?
Этот неожиданный и коварный вывод мигом поменял для меня картину происходящего. Я улыбнулся еще шире, увидев, что Снейп, похоже, удивлен моей переменой. Ну, ему это только на пользу. Пусть не считает, что может все и всех контролировать.
Я поднял руки и стал деловито расстегивать его мантию.
- Нет, - хмыкнул я. – Не уверен.
Я расстегнул мантию до конца и резко притянул его к себе, так, что он потерял равновесие и оперся руками о дверь. Но прежде, чем поцеловать его, услышал шепот:
- Сейчас, Гарри…
Сильный, резкий, властный поцелуй и столь же сильный и резкий ответ. Я буквально содрал с него мантию вместе с рубашкой и в первый раз пробежал пальцами по подтянутому телу. Хм, какое богатство под одеждой прячет, я бы и не сказал никогда, что он может быть настолько хорошо сложен. На каждое мое касание он вздрагивал. А я, увлекшись изучением, быстро пробежался по его груди и осторожно сжал соски. Снейп согнулся, из его горла вырвался даже не стон, а рык, он с силой сжал мои плечи и куда-то потащил – напарываясь на кресло по пути, сшибая все со стола, роняя книги с полок, и беспрерывно, безотрывно целуясь…
Куда он меня тащил, я понял, только когда со всего размаху упал спиной на кровать. Это было последнее, что я смог осознать. Потом разум нак рыла тьма. Абсолютная тьма…
…Вспышка, как молния, в глазах…
Блуждающие по телу руки, губы, изучающие, пробующие, провоцирующие на ответ, ответ до крика, до судорог… Ниже, ниже, ниже, невыносимо, мучительно медленно, все ниже… Кожа натянулась до боли, кажется, от следующего касания она непременно лопнет, как перетянутая струна… Ниже, ниже, ниже… Вцепиться в простыню, закусить губу до боли в мучительном ожидании… И – словно упасть в пропасть…
- Се… Севе… О, черт… Северус!..
Крик – и тьма…
…Снова вспышка…
Каждая мышца, каждая жилка нервно дрожит от возбуждения, пальцы судорожно цепляются за подушку, а вцепиться хочется будто всем телом сразу, словно каждый волосок превратился в отдельную конечность… Но нужно расслабиться. Выдох – сердце с силой бьется в ребра - и напряжение медленно отпускает, уходя, как волна, отступая… И – вдох… Стон… Крик боли и наслаждения…
- Гарри… О, Гарри…
И тьма…

Мне повезло. Внутренний, приученный за год будильник сработал без всяких заминок и запинок – ровно тогда, когда я обычно вставал. Мне повезло. Мне повезло, и я проснулся раньше Снейпа.
Некоторое время я не мог понять, где нахожусь. Потом понял, что поверхность под головой приподнимается и опускается, а внутри слышен характерный гулкий стук – и вспомнил сразу все. Приподнялся. Посмотрел на крепко спящего Снейпа. Аккуратно сполз с кровати.
В комнате царил такой бардак, будто по ней прошлось стадо слонов. Все, что было на столе, кучей валялось на полу, кресло было перевернуто, книги с полок сброшены. Мне даже стало жалко Снейпа – убирать-то этот бедлам предстояло ему. И все это симпатично перемежалось с разбросанной его и моей одеждой. Я быстро собрал свою – она высохла, но была настолько мятой, что я порадовался, что без очков этого не вижу, – оделся, кое-как придал себе более-менее приличный вид, на ощупь нашел очки, схватил метлу в охапку и выскочил из комнаты аккурат тогда, когда в спальне заворочался, явно собираясь проснуться, Снейп.
Я не хотел с ним сейчас встречаться. И не потому, что боялся или стыдился, нет. Я просто терялся, не зная, что теперь делать. Что теперь с этим делать? Как себя вести? Как смотреть ему в глаза? Эта потерянность угнетала меня даже больше самого факта прошлой ночи. Фантастической ночи, невероятной ночи. Первой ночи в моей жизни. Черт, будь она хотя бы вторая, я бы не был так растерян! А сейчас я просто не знал, как жить с этим дальше. У меня даже появилось ощущение дежа-вю, потому что точно таким же вопросом я задавался, когда осознал, что люблю Снейпа. Этап новый, а вопрос тот же. Как себя вести, что говорить, как смотреть? Подсказал бы кто, да у кого ж спросишь…
Этими вопросами я промаялся все утро, между прочим отмахиваясь от Рона, интересующегося, почему у меня такой «потопленный» вид (а, заметьте, вовсе не тем, что я не ночевал в спальне Гриффиндора, - к этому давно все привыкли, я часто ночевал в комнате для занятий). Переодеваясь, я с ужасом обнаружил хорошо заметный укус на шее, так что пришлось поднять ворот мантии и наглухо застегнуть его, чего я раньше никогда не делал. За завтраком я сидел, уткнувшись носом в тарелку и стараясь спрятаться за Роном от глаз Снейпа, одновременно вспоминал, что сегодня есть зелья, и с тоской раздумывая, как быть. Дошло до того, что промелькнула мысль даже прогулять, но я задавил этот соблазн на корню и решил встретиться со своей судьбой лицом к лицу. Точнее – лицом к лицу со Снейпом. Решение, и впрямь достойное гриффиндорца.
Неумолимое приближение рокового часа навевало на меня тоску и мандраж. Я никак не мог сосредоточиться, за что с меня сняли десять очков (правда, я их тут же вернул, удачно на миг включившись и вовремя подав голос). Так продолжалось полдня, а на середине истории магглов, предпоследнего занятия перед зельями, меня вдруг посетила внезапная идея.
Я не тешу себя надеждами, отвык за последний год. Я знаю, что для Снейпа я – очередной, и только. Но если я хочу его зацепить, его нужно поразить и удивить. Каким образом? Да очень просто. Сделать вид, что меня нисколько не волнует произошедшее. Он, скорее всего, ждет, что я буду краснеть, смущаться, прятать глаза, - в общем, вести себя глупо и беспомощно, чтобы он смог до конца насладиться победой. С утра я его надежды с лихвой оправдывал. Пришла пора ему удивиться. Я не буду прятать глаза и смущаться; я возьму себя в руки и буду держаться с ним так же, как и до этого. Я знаю, что продолжения не будет (хотя, честно признаться, мне бы хотелось), но по крайней мере выйду из этой ситуации с достоинством. Вот и вся проблема.
К началу зелий, когда внутренне меня бил мандраж по полной программе, я пришел к выводу, что непомерная гордость – это хорошо. Это даже очень хорошо, потому что гордость вытесняет страх, слабость и боль. Входя к Снейпу, я был внешне абсолютно спокоен и даже с совершенно невозмутимым видом посмотрел ему в глаза, хотя внутри у меня все замирало и сердце бухало, как колокол, но гордость – гордость не позволяла выпускать чувства на волю. Снейп на первый взгляд решительно не отличался от того Снейпа, которого я всегда знал, - тот же тон, те же манеры. Это еще больше укрепило меня в уверенности, что я лишь «очередной» и, следовательно, это надо пережить и забыть. Как Рон.
Но, черт побери, Рон не был влюблен в Снейпа! И, насколько я понял, вряд ли эта ночь была у него первая. А я огреб по полной программе – три в одном: дебют, любовь и Снейп в одном флаконе. И как прикажете с этим жить теперь? Опять все тот же вопрос – как. Да никак. Жить как жил. Снейп получил, что хотел, и, значит, теперь с его стороны никаких неприятностей можно не ждать. Интересная философия, мне ажно нравится. Только вот что делать с моими некстати повылезавшими чувствами? По сути, запихнуть бы их надо подальше, но… увы, не получалось…
- Поттер, вы опять мешаете не в ту сторону.
Я вздрогнул от неожиданно раздавшегося над моим ухом голоса, но голову не поднял, ничего не сказал и просто стал мешать в другую сторону.
- Еще раз увижу, что вы мешаете не туда, сниму двадцать очков с Гриффиндора.
Я пожал плечами.
- Ваше право, сэр, - ответил я, мысленно замечая это себе и давая обещание всегда теперь сверяться с часами. Глаз я на Снейпа так и не поднял, продолжая рассматривать свое зелье.
А Снейп не уходил. Он стоял рядом со мной и тоже следил, как выправляется цвет жижи в котле. Его присутствие меня нервировало, он стоял чересчур близко и даже мешался, так что я не выдержал и переложил ложку в другую руку. Мне вообще большинство вещей и действий удобнее делать левой рукой, но привычка – вещь страшная: вдолбленная еще в маггловской школе «правильная» праворукость не выживалась никакими усилиями. Но когда меня припекает, привычка уступает природе и удобству. Как сейчас: правый локоть при помешивании у меня чуть не упирался Снейпу в живот, а вот слева места было вдоволь.
- Вы нервничаете, Поттер? – насмешка в голосе Снейпа смешалась еще с чем-то, чего я не мог сразу определить.
- Нет, сэр, - спокойно ответил я, всматриваясь в зелье и мимоходом глядя на часы: мешать оставалось совсем недолго. – Из чего вы сделали такой вывод?
Спросил – и сам же пожалел о своей забывчивости: этот вопрос был из жизни, когда я мог себе позволить спорить. Сейчас лучше было бы этого не делать, чтобы Снейп поскорей ушел, но уследить за языком оказалось труднее после месяца свободы…
- Из вашей дрожащей руки, Поттер, - едко усмехнулся Снейп.
О, черт. Рука у меня и впрямь очень заметно дрожала.
- Я редко пользуюсь левой, профессор, - произнес я, но вышло как-то не очень убедительно. – Она не тренирована, потому и дрожит.
- Не самое лучшее качество для ловца, - Снейп довольно хмыкнул.
Я с шумом втянул в себя воздух. Он знал, насколько я щепетилен в вопросе квиддича. Любая претензия – и у меня сносит крышу в прямом смысле слова. Он это знал и намеренно меня провоцировал. Я не должен поддаваться на провокацию. Не должен… Но, черт возьми, спустить ему с рук?!
- Исключительно для вашего удовольствия, профессор, - я повернулся и посмотрел ему в глаза, - с сегодняшнего дня я буду тренировать левую руку наравне с правой, и бьюсь об заклад, что на следующей игре ваш ловец будет очень удивлен, а я с удовольствием передам ему, что исполнил ваше личное пожелание. А сейчас, если вы будете так любезны и отойдете, я закончу зелье и уберусь долой с ваших глаз.
Не знаю, что в этот момент было в моем взгляде, но в голосе было столько злости, что я сам испугался. Злости на все – на Снейпа, на эту ситуацию, на прошлую ночь, на дрожащую руку, на безысходность, на мысли крутящиеся вокруг треклятого «как?», - на все, все сразу и скопом. Но Снейп… Мне даже захотелось протереть очки. Снейп был доволен! Он был удовлетворен и доволен моим ответом, это читалось в его глазах. Но почему?
Черт подери. Эмоции. Ну конечно. Он ведь тоже не мог понять, что творится со мной, он наверняка был озадачен тем, как я держался, и намеренно провоцировал меня на взрыв. А я, как последний болван, поддался. Вот черт… Я с досадой отвернулся и уставился в котел.
- Рад вас огорчить, Поттер, - в голосе Снейпа звучало торжество. Он понял, что я понял его маневр и то, что я завалился, и явно наслаждался моей досадой. – Вечерних занятий по усилению вашей подготовки никто не отменял. А потому я буду иметь сомнительное удовольствие лицезреть вас сегодня вечером. И не надейтесь на отгул.
Последнее он произнес мне намеренно прямо в ухо с неприкрытым, даже каким-то садистским удовольствием. А я – я чуть не выронил ложку от пробежавшей по телу дрожи. Дыхание Снейпа коснулось моих волос, уха, шеи, заставляя трепетать и вздрагивать от наслаждения…
- Я и не надеюсь, профессор, - в отчаянной попытке взять себя в руки я отстранился и потянулся правой рукой за лежавшим слева рецептом, моля всех богов, чтобы никто не заметил моей реакции.
- И правильно делаете, - Снейп хмыкнул.
Он явно собирался сказать еще что-то, но в этот момент справа от нас громыхнул чей-то котел, и Снейп, процедив сквозь зубы несколько непечатных слов, отправился распекать нерадивого. Я выдохнул и, не прекращая мешать жижу в котле, снял правой рукой очки и потер запястьем глаза – обычной мой жест после сильного напряжения, когда первыми болеть начинают почему-то именно глаза. Затем надел очки заново, без особых затруднений доварил до готовности зелье и ушел.
Тренировка в квиддиче спасла меня от немедленного явления пред ясны очи Снейпа и хоть на пару часов выбила из головы все мысли о нем и прошлой ночи. Пожалуй, впервые за последние несколько месяцев я отдался игре целиком, радостно ухнул в нее, забыв обо всех заботах и только азартно носясь по площадке за снитчем. Впервые меня захватила именно игра, а не полет, мне доставляло неожиданное удовольствие переживать за своих сотоварищей и пропущенные мячи, чего я не делал уже очень давно. Как будто вернулось мое школьное детство, когда я еще наивно верил окружающим и смотрел на мир сквозь призму ярких и чистых эмоций… Иногда я очень тоскую по тому времени. По времени наивности и не-знания – в противовес нынешнему знанию своего места и роли.
Pay to kill, die to lose,
Hunted, hunter which are you.
Diablo come again
To make trophies out of men…
Нда, «The Mercenary». Наемник. Чертовски верно. Именно он я и есть. Наемник, которому еще при рождении было дано задание – убить Волан-де-Морта. Которому всего и выбора-то: убить или быть убитым.
Nowhere to run, nowhere to hide.
You’ve got to kill to stay alive…
И никуда не убежать, не скрыться от наседающего, наступающего, давящего мира и – что важно – правды о нем. Правды, которую я, сознаюсь в слабодушии, никогда не хотел бы узнавать…
Эти мысли атаковали меня неожиданно и погрузили в такую черную меланхолию, какая со мной случается редко. Им удалось это всего за несколько минут, что потребовались, чтобы спуститься вниз по окончании тренировки и дойти до раздевалки. Я даже задержался и оглянулся на опустевшее поле, вспоминая, с каким восторгом я впервые выходил на него. Тоска от этого буквально взорвалась в душе, стало так больно, что я закусил губу до крови. Захотелось, чтобы пошел дождь. Прямо сейчас, сильный, мощный ливень. Хотелось, чтобы небо поплакало за меня, - ведь сейчас я не мог позволить себе слез…
Тебе стоит лишь захотеть, Гарри.
Я улыбнулся.
Не надо.
Точно?
Да. Я не хочу искусственный дождь. Я хочу настоящий.
Понимаю. Как знаешь.
Спасибо.
- Гарри, ты где там застрял? – окликнули меня сзади. Я вздохнул.
- Иду, - ответил я и, повернувшись спиной к полю, пошел в раздевалку.
Когда я спустился в подземелья, кризис уже стихийно миновал, оставив по себе только неприятный, тяжелый осадок, к которому, однако, я уже был в состоянии относиться философски. Правда, на него накладывались нехорошие предчувствия по поводу Снейпа, и это меня немного нервировало. Я не знал, чего ждать и, опять же, как себя вести. И если первый вопрос был для меня вполне привычен, то второй успел меня за день доконать. Доконать настолько, что, подходя к кабинету Снейпа, я в сердцах плюнул и решил, что буду действовать по ситуации. С этим решением я и постучался к нему.
- Входи, - раздалось изнутри. Я открыл дверь и вошел.
В комнате был идеальный порядок, ни следа утреннего бедлама, и я мысленно усмехнулся, представив, как Снейп прибирался после нашего погрома. Ну, что я могу сказать… Сам виноват. Он же тащил меня в кровать, а не я его, сшибая как раз-таки мной (!) все на своем пути, так что с утра я обнаружил несколько синяков от ударов об углы стола и кресло. Самого Снейпа я увидел не сразу: он стоял у дальних полок рядом с дверью в лабораторию и листал какую-то книгу. Я замер в ожидании. Спустя минуту Снейп убрал книгу на место и, не взглянув на меня, вошел в лабораторию. Я вскинул брови.
- Иди сюда, - послышалось оттуда. Я подчинился.
А вот эту комнату поистине можно было назвать кабинетом Мастера Зелий. Несколько котлов в центре, справа в углу – письменный стол, рядом с ним – стол с какими-то странного вида склянками. На полках шкафов вместе с книгами стояли огромные бутыли с разнообразными растворами, жидкостями, зельями, кое-где виднелись небольшие пучки сушеных трав, которыми очень терпко пахло. Комната была довольно мрачной, только паутины недоставало. Снейп прошел к письменному столу и стал рассматривать что-то на нем. Я в некотором недоумении остановился на пороге: на обычного Снейпа это было не похоже, создавалось впечатление, будто он не то нервничает, не то волнуется, не то раздражен. Что думать, я не знал и ждал, пока он что-нибудь скажет.
- Закрой дверь, - дождался я наконец. Я пожал плечами, отошел на шаг и дернул ручку на себя.
Дверь почему-то захлопнулась очень сильно и резко, с грохотом, хотя я не прикладывал столько сил к ней. От удара рядом стоящий шкаф зашатался, что-то на самом верху зазвякало, я машинально поднял голову…
- О черт!
От летевшей в меня бутыли я едва успел отскочить. Зато не увернулся от ее содержимого. Меня с головы до ног окатило чем-то невнятным, на вкус соленым, но слепившим волосы и покрывшим какой-то пленкой все тело. Бутыль с грохотом разбилась об пол, и я вдобавок, уворачиваясь от осколков, поскользнулся и шлепнулся пребольно прямо в лужу. Мерлин, вот уж не повезло так не повезло…
- Гарри, живой? – поинтересовался со своего места Снейп.
- Ммм… местами, - хмыкнул я, пытаясь подняться. Ноги разъезжались в луже, так что задача была наитруднейшая. Но краем глаза я заметил, как Снейп нагнулся, подбирая с пола откатившийся к его ногам осколок, посмотрел на надпись на нем – и вдруг изменился в лице. В следующую секунду он стоял рядом со мной. Сильная рука подняла меня за шкирку так, что я чуть не задохнулся, поставила на ноги и буквально вытолкала за дверь.
- В душ, немедленно! – заорал Снейп.
- К… куда?.. – только и успел поинтересоваться я. Снейп быстро протащил меня через комнату, втолкнул в спальню, а потом в еще одну невысокую дверь, и впрямь оказавшуюся дверью в душ. Я растерянно посмотрел на него.
- Мойся, пока не смоешь с себя эту дрянь. Живо!
Дверь захлопнулась. Я послушно скинул одежду и залез в душ. Слава Мерлину, «дрянь» смывалась довольно легко, и я мимоходом раздумывал, что бы это могло быть. Либо зелье, либо его компонент, это понятно, но вот какого действия? Я содрогнулся, подумав, что я мог не успеть и оно уже могло подействовать. Если так, надеюсь, у Снейпа есть противоядие…
Однако эти мысли занимали меня лишь первые несколько минут. Убедившись, что со мной ничего не происходит, я успокоился и расслабился. Вода с силой била по коже, будто норовя вколотить меня в дно ванны; я подставил ей шею, склонив голову и уперевшись руками в стены, и так замер, наслаждаясь тем, как вода множеством ручейков сбегает вниз по телу. Мокрые волосы свесились вперед и залепили мне лицо, но я даже не пытался их разбирать: сейчас это было ни к чему. Я просто позволил воде смыть всю усталость, все тяжелые мысли, унести их с собой и придать вечному забвению…
И вдруг я почувствовал на плече сильную горячую руку.
Мда. Дверь я за собой, конечно же, не запер.
Вот черт. Я влип. По самые уши. А я ведь сразу почувствовал, что что-то здесь не так! Теперь ясно, что. Бутыль, видимо, свалилась далеко не сама собой…
Рука с плеча скользнула на спину, мягко обводя каждую выступающую мышцу. Я зажмурился. Кожа снова натянулась, до боли, до треска, сердце заколотилось бешено внутри, будто просясь на волю, дыхание стало сбиваться. А рука, изучив спину, перешла на грудь и живот; к ней присоединилась вторая, скользнувшая по левому боку вниз, к бедру. Я напрягся, невольно вздрогнул. Дрожь, несильная, но равномерная, сводящая вмиг напрягшиеся мышцы, пробила все тело, до самых кончиков вцепившихся в стены пальцев. К спине прижалось чужое, горячее тело, так же трепетавшее, как и мое…
На сей раз тьмы не было. Никакой тьмы, никакого спасительного забвения. Мой ум был ясен (впрочем, настолько, насколько он может быть ясен во время секса), я четко осознавал каждое свое движение. Но осознавать – не значит управлять…
Горячие губы, скользящие по шее и спине, вызывающие одну за другой волны все нараставшей дрожи. Язык, ласкающий каждую впадинку, каждую ямочку на теле. Зубы, неожиданно пускаемые в ход, заставляющие выгибаться в судороге и буквально выдирающие из горла стоны и крики. Руки, очерчивающие изгибы тела, слегка задевающие самые чувствительные места, мучающие этой легкостью и жаждой большего. Они, они управляли мной, а вовсе не разум; разум мог лишь сидеть в стороне и ошарашенно наблюдать за тем, что со мной происходит…
Я легко поддался на приглашение-принуждение наклониться вперед, уперевшись руками в стену перед собой и чуть шире расставив ночи. Вода теперь барабанила по спине, только усиливая желание. Тело, уже само догадавшееся, чего от него ждут, расслабилось, я закусил губу и судорожно вдохнул…
Боль, жжение – знакомо… Но на сей раз резче, не церемонясь. Зарычать, выгнуться, вцепиться ногтями в стену… И снова. И еще. Во рту привкус крови, но от этого почему-то крышу сносит еще сильнее, до одурения, до опьянения, до безумства. Еще. С губ срываются мольбы и стоны, падающие на дно ванны, намокшие от воды. Еще. Еще… Внутри, кажется, все скрутилось в спираль, в пружину, с каждой секундой сжимающуюся сильнее и каждый миг готовую разжаться. Еще… Еще… Еще… Губы твердят без приказа, сами, молят – еще сильнее, еще больше, еще… Дикое желание накрывает с головой, словно цунами, проходится по телу, ломая его и выворачивая… Еще, еще… Е…
Взрыв!..
Пружина распрямилась, с силой ударила по голове, напрочь выключая разум, оставляя лишь ощущения. А они – они захлестывают волной, они топят, не дают дышать, сжимают легкие железными оковами… Потолок взрывается в глазах ослепительной белизной, мощный поток воздуха пробивается в легкие и вырывается диким криком наслаждения…
Минута – и волна отступает. Унимается дрожь, выравнивается дыхание, успокаивается сердце. Колени подкашиваются; сползти вниз по стене, безвольной куклой, потерявшей кукловода, сложив руки и повесив голову. Капли воды с силой барабанят по макушке и плечам. Тихо.
Руки. Горячие объятья. Благодарный, мягкий поцелуй. Откинуть назад, на его плечо, голову, накрыть его руки своими, опустить веки. И услышать:
- Гарри…
И ответить:
- Северус…

…Никогда бы не подумал, что в это кресло можно поместиться вдвоем. Однако мы со Снейпом это легко осуществили: мне нужно было только прижаться к нему и положить голову ему на плечо, а ему – меня обнять. Так мы сидели достаточно долго, глядя в огонь, и молчали.
- Почему я? – наконец тихо спросил я. Это были первые слова после того, как мы вышли из ванной.
- Что? – Снейп вздрогнул.
- Почему я? – я поднял голову и посмотрел ему в глаза. – Почему именно я? Ты меня ненавидел. Что изменилось?
- Как забавно ты употребляешь прошедшее время, Гарри, - Снейп усмехнулся. Я сдвинул брови.
- Хочешь сказать, что ты меня ненавидишь до сих пор? – я отвел взгляд, голос невольно упал, стал ниже и глуше. Я качнул головой. И на что я надеялся… - Тогда мой вопрос еще насущнее. Почему я? Ненавистный тебе, далеко не красавец-очкарик, гриффиндорец, точная копия отца…
- Замолчи, - Снейп закрыл мне рот рукой, так резко, что я чуть не поперхнулся словами. – Я уже говорил, что ты перестал быть копией отца. Давно перестал. Так что хватит задавать глупые вопросы. Тебе ясно?
Я искренне помотал головой. Мне действительно ничего не было ясно. Снейп хмыкнул. Помолчал.
- Я ненавижу всех, к кому привязываюсь, - наконец произнес он тихо-тихо. – Этого тебе достаточно?
Я снова помотал головой.
- Ты единственный, кто осмелился быть самим собой в этом заведении. Понял?
Я кивнул. Вот теперь да.
- Я был лучшего мнения о твоих умственных способностях, - усмехнулся Снейп, убирая руку. Я вскинул брови.
- Неужели? Сколько себя помню, ты меня убеждаешь, что тупее меня только пень, и то не намного, - я усмехнулся и заерзал, устраиваясь поудобнее.
- Слизеринец никогда не говорит того, что думает, - ответил насмешливо Снейп. – Разве ты не знал?
Я засмеялся и ничего не ответил. Закрыл глаза. Мда… Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что я буду счастлив, слушая голос Снейпа, я бы посоветовал этому человеку пойти в писатели-фантасты. Но сейчас я был счастлив. По-настоящему счастлив…

Не буду утомлять вас подробным описанием моей жизни в последующие две недели. Говорят, все пары счастливы одинаково, и только горе у всех разнится. Вот и я был просто и банально счастлив. Настолько счастлив, что не обращал внимания ни на что: ни на то, с каким удивлением смотрели на меня мои сотоварищи, преподаватели, просто окружающие, ни на то, как сокрушенно иногда качал головой Рон. Он все прекрасно понял, едва я появился в комнате, сияющий, как медный пятак, но ничего не сказал. Хотя я знал, что он мог бы сказать. «Слизеринцу ни в чем нельзя верить», - вот что читалось в его глазах. Но я только отмахивался от этой мысли. Может быть, потом мне придется жестоко расплачиваться за свое счастье, но сейчас – сейчас я хотел быть счастлив, хотел в кои-то веки перестать сомневаться и поверить, просто поверить…
Но, если вкратце, то жизнь моя на первых порах была чередой гласных и негласных соглашений. Например, мне стоило невероятного труда приучить себя называть Снейпа Северусом – все-таки шестилетняя привычка к званиям «профессор» и «сэр» сказывалась. Приучился я только тогда, когда Снейп начал по-настоящему сердиться, если я забывался и называл его «профессор». «Конечно, проф… Северус», - эта оговорка у меня стала обычной. Это было первое, гласное соглашение. Второе, негласное, заключалось во взаимном неприятии разных слащавых форм вроде «дорогой», «милый», «нежный» и так далее; с меня вполне хватало «Гарри», с него – «Северуса» или «Сева». Третье, гласное, соглашение касалось занятий: мы совместно решили, что прекращать их рано, так что большинство вечеров не отличались у нас особой романтикой, если только не считать ею весьма серьезный поединок в течение полутора-двух часов без передышки. Четвертое, вновь негласное, было о музыке: моя гитара в буквальном смысле поселилась у Снейпа, поскольку музицировали мы часто. Бывало и так, что мы играли поодиночке – я пел любимые песни (ему почему-то нравилось, как я пою, хотя что может в моем пении нравиться, я искренне не понимаю), а он играл на рояле, и тогда я сидел с ногами в кресле, закрыв глаза, и плакал от восхищения и восторга. Снейп даже язвить по поводу моей слезливости перестал, особенно когда я сказал ему, что он это делает, потому что смущается, и, видимо, попал в точку. Также не прекращались и наши споры, и я сделал любопытное открытие: оказалось, что зашедший в тупик спор можно запросто прекратить при помощи поцелуя. Когда у меня не оставалось аргументов, я просто подходил к Снейпу и целовал его, и тогда он почему-то совершенно терялся и спора не продолжал; конечно, в известном смысле это была капитуляция, но она спасала меня от прямого признания своего поражения. И, наконец, пятое соглашение говорило о поведение на людях. Надо ли уточнять, что оно тоже было негласным. На людях все оставалось по-прежнему: мне не было решительно никаких поблажек, Снейп по-прежнему упражнялся на мне в остроумии, даром что я в долгу старался не оставаться, и никаких, скажем, неожиданных дополнительных очков он мне не давал. Впрочем, изменись что-то в этом, и мое мнение о Снейпе сильно бы пошатнулось. В общем и целом, жизнь с появлением в ее личной части Снейпа изменилась мало для окружающих, сильно для меня; все шло своим чередом, спокойно и мирно, пока однажды…

Музыка… Она качала меня на своих волнах, мягко вливалась в самую душу, в самое сердце, заставляя его то замирать, то внезапно срываться с места и биться чаще и сильнее… Каждая нота пронзала грудь насквозь невыносимой тоской и грустью, страшным, невыносимым ожиданием чего-то…
- Гарри.
Я открыл глаза и вытер их рукавом, а заодно и совершенно мокрое от слез лицо. Впервые за последний час позволил себе всхлипывающий вздох.
- Ты стал чересчур слезливым.
- Я всегда им был, - я чуть улыбнулся и откинул голову назад. Губы дрожали, не слушаясь, дыхание никак не хотело выравниваться, а в груди по-прежнему было больно, словно музыка все еще звучала… - Что… что ты играл?
- Григ, «Одинокий странник», - Снейп встал из-за рояля и подошел ко мне. Склонился надо мной, взявшись руками за спинку кресла, внимательно всмотрелся в глаза. – Что с тобой происходит, Гарри?
- Ничего, - я отвел было взгляд, но Снейп взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
- Я не люблю, когда мне врут, Гарри, - сдвинул брови он.
- Я не вру, - я дернулся, высвобождаясь. – Со мной ничего не происходит.
- Гарри.
Я вздохнул.
- Это неважно, - настойчивое молчание Снейпа в ответ на эту фразу угнетало настолько, что я сдался. – Просто… просто в последнее время я не могу избавиться от ощущения, что что-то должно случиться.
- Почему? – Снейп явно удивился.
- Не знаю, - я покачал головой. Поднял на него глаза. – Мне тревожно, просто тревожно. Не знаю, почему. Все… все настолько хорошо и гладко, что непременно что-то должно случиться, понимаешь? Это же прямо в воздухе витает, неужели ты не чувствуешь?
Последние два дня я и впрямь не находил себе места. Какая-то тоска и тревога сжимала грудь, я сам себе не мог объяснить, почему и отчего, и эта необъясненность только добавляла тревоги. Что-то должно было случиться, что-то должно было произойти. Что-то, что разрушит это спокойствие вокруг меня, разобьет на мелкие части идиллию и снова ввергнет меня в пустоту и отчаяние. Потому что… потому что со мной не могло быть иначе. С кем угодно – да, но только не со мной. Вокруг меня всегда мрак, по моим следам всегда идет беда, я знаю. И сейчас, когда этот мрак, от которого я мечтал избавиться, вдруг исчез, меня не покидало ощущение, что беда из-за моей спины отнюдь не исчезла вместе с ним. Она, напротив, уже стояла за плечом и дышала в затылок. Она была неизбежна. И эта неизбежность навевала на меня непреодолимую тоску.
- Иди сюда, - Снейп сел рядом и обнял меня. Я уткнулся лицом ему в плечо и замер в ожидании разных успокаивающих слов. Но их не последовало. Прошла минута, другая, третья; Снейп молчал, его пальцы только задумчиво перебирали мои волосы, прядь за прядью. Я сдвинул брови, поднял голову и заглянул ему в глаза.
- Сев?
- Что?
- Почему ты молчишь?
Вопроса я мог бы и не задавать. Ответ читался у него в глазах.
Он тоже чувствовал приближение чего-то. Он тоже знал, что беда стоит за плечами. Значит, что-то и впрямь должно случиться.
- Что это будет? – шепотом спросил я. – Ты знаешь?
Он покачал головой.
- А кто-нибудь знает?
Он пожал плечами.
- А Дамблдор?
- А что Дамблдор? – в его глазах отразилась усмешка. – Он тоже чувствует, но не знает. Все мы… чувствуем…
- Мы? – я вскинул брови. – Кто – мы?
- Те, кто так или иначе связан с Темным Лордом, - Снейп безотрывно смотрел мне в глаза, и я видел, какие перемены произошли в них от одного этого имени: они опустели, стали мертвы и страшны, как никогда раньше… Но стоило ему моргнуть – и все исчезло.
- Значит, Темный Лорд… - выдохнул я. Странно, но от этого известия я немного успокоился. Всегда спокойнее, когда понимаешь, что происходит, - потому что знаешь, что может произойти. – Темный Лорд что-то готовит… Значит, надо быть начеку.
- Не просто начеку, Гарри. Темный Лорд нервничает, это видит все его окружение. Он замышляет нечто, не похожее по масштабу ни на что, нам известное. Ты должен быть готов к последней встрече с Волан-де-Мортом. Поверь мне.
Его глазам не поверить было трудно.
- Я верю, - я кивнул и снова уткнулся лицом ему в плечо. Страха почему-то почти не было, только напряжение прошлось по спине холодом да снова отчего-то стало немного больно, словно я уже что-то безвозвратно потерял…
- Гарри.
- М?
- Могу я тебя спросить?
Я удивленно поднял голову. Обычно он этого не спрашивал.
- Конечно, - я пожал плечами.
- Ты сказал Волан-де-Морту, что не боишься смерти и хочешь умереть. Это действительно было так или ты врал?
Хотел бы я быть умельцем читать людские чувства по глазам. Сейчас мне бы это умение пригодилось, потому что в глазах Снейпа отразилось нечто, определить которое я не мог, как ни старался.
- Я не врал, - ответил я наконец. – Я хотел умереть. На самом деле. Почему ты спрашиваешь?
Снейп не ответил.
- А сейчас? – спросил он через минуту. – Ты все еще хочешь умереть?
Я отвел глаза.
- Я… не знаю, - слова дались тяжело, пришлось буквально выцарапывать их из себя. – Сейчас я уже ничего не знаю, Сев. С тех пор все так изменилось… Но знаешь, когда год ждешь смерти, трудно сразу перестать ее ждать.
- Почему ты хотел умереть тогда?
- Я тебе уже говорил, - я вновь посмотрел ему в глаза. – Давно. Я говорил, что у меня нет моей жизни, нет даже права на нее. А если у меня нет моей жизни, значит, у меня нет и моего будущего, понимаешь? У меня нет моего «завтра». Ладно, если в схватке с Темным Лордом я погибну. А что, если нет? Чем я буду, кем? Куда мне идти? Сейчас это даже актуальнее, чем тогда…
Я вздохнул и отвернулся. Я почти в точности повторял свои совсем недавние мысли, которые меня так радовали, когда я потерял контакт с силой. Сейчас они отдавали горечью. Я не видел перед собой никакого выхода; еще год в Хогвардсе – при учете, конечно, что я останусь в живых, - а что дальше? Я не знал, не мог даже представить.
- Ты знаешь, что максимум через год официально разрешат однополые браки? – вдруг спросил Снейп. Я расширил глаза и обернулся к нему. Он смотрел на меня спокойно и с едва заметной усмешкой. Помолчал и добавил: - Подумай над этим.
Я ошарашенно покивал, боясь верить собственным догадкам. Да что боясь – я решительно отказывался верить тому, что приходило мне в голову! Снейп не мог это иметь в виду. Просто не мог. Не мог…
- Вы только посмотрите, какая идиллия…
Я резко дернулся и вскочил на ноги, Снейп вскочил вслед за мной и – в ту же секунду, не успев даже выхватить палочку, отлетел к стене и сполз на пол явно без сознания. Я проследил за ним и, до боли сжав кулаки, повернулся к Риддлу.
- Поговорим, Гарри?
Перед глазами начала сгущаться тьма.
- Поговорим, Том, - кивнул я.
Тьма разрослась и накрыла меня с головой…

Тьма… Тьма… Тьма кругом, она стоит перед глазами ширмой, она вяжет по рукам и ногам, упругая и плотная, не давая двигаться… Тьма… Зачем я ей сдался? Зачем я тебе, Тьма?..
- Тьма не умеет говорить, Гарри.
О. А это я уже, кажется, слышал.
- Зато ты умеешь, - я повернулся на каблуках к Риддлу. Он стоял за моей спиной, четко обрисованный в окружающей тьме, все такой же как раньше: те же широко раскрытые, не знающие жалости глаза, та же мантия, те же непокорные волосы. – Ты, кажется, хотел о чем-то поговорить, Том.
- Идем, - Риддл махнул рукой в сторону, и из тьмы от его ног выступила неширокая каменная дорожка. Я подошел к нему ближе, и мы вместе, в ногу, медленно пошли по ней.
- Почему ты выбрал это место? – спросил я, спокойно и непринужденно, будто шел в каком-нибудь парке и разговаривал с другом «за жизнь». – Почему нельзя было поговорить в жизни?
- Здесь можно остаться один на один, - Риддл усмехнулся. – Без советчиков и подсказчиков, без помех. В жизни такой гарантии нет. А нам с тобой о многом поговорить надо.
- Это о чем же? – поинтересовался я. – Насколько я помню, ты никогда не горел особым желанием со мной разговаривать.
- Времена меняются, - Риддл загадочно улыбнулся. Мне ни улыбка, ни загадочность не понравились. Он немного помолчал, потом спросил: - Ты рад, что снова обрел силу?
- Том, - я усмехнулся. – Зачем тебе это?
- Значит, нет, - он отвернулся и посмотрел вперед, на дорогу, по которой мы шли, куда-то туда, где она заканчивалась, хотя я откуда-то знал, что при желании она может не закончиться никогда… - Ты знаешь, что идешь по моему пути, Гарри?
- Если путь однажды тобой пройден, это не значит, что он тебе принадлежит, - я улыбнулся. – Мы с тобой похожи, вот и все.
- Похожи… - Риддл усмехнулся. – Да ты просто моя копия, Гарри. Ты стал моей копией после Ломки, ты шаг за шагом повторил путь, проложенный мной, - тебя это не удивляет?
- К чему ты клонишь? – я сдвинул брови и посмотрел на него. Вид у него был сосредоточенный, но глаза азартно блестели.
- К тому, что ты – это я, - он вдруг остановился и развернулся ко мне. – Я – в иной ипостаси. Наши силы схожи, схожи пути их приобретения. Ты – часть меня. Блуждающая, потерянная мной часть… потерянная тогда, - он поднял руку и тронул шрам у меня на лбу. Его привычно прожгло болью, я поморщился. – Часть меня, возродившаяся в другой оболочке и зажившая собственной жизнью, но по-прежнему моя…
«Он спятил», - сделал я гениальный вывод. Мне стало его даже немного жаль.
- Ты уверен в этом, Том? – я приподнял бровь.
Риддл засмеялся.
- Гарри, Гарри. Не думал, что ты останешься таким наивным после всего пережитого тобой. После Ломки, потери цели, потери интереса к жизни, потери друзей – ты все еще веришь, что представляешь собой личность? Ведь ты же понял, что тебя нет. Ты живешь в сознании других, но на самом деле тебя не существует. Тебя придумали, Гарри, придумали, чтобы противопоставить что-то мне, но они просчитались. Потому что творение не может идти против творца, а ты – мое творение. Ты – часть моей силы, бунтующая часть, которая перешла от меня к тебе исключительно ради самоутверждения. Она сказала тебе, что ты особенный, но это не так. Ты – лишь повторение меня. А копия всегда хуже оригинала. Неужели ты не понимаешь, Гарри? Тебя нет. Есть я и моя сила. А тебя – нет.
Я сдвинул брови. Его слова задели мое больное место. Он все так точно знал, так точно передавал мои мысли - точнее меня самого… Откуда он это мог знать?
- Я долго наблюдал за тобой, Гарри, - Риддл прошел чуть вперед и встал передо мной. – Год следил, как ты живешь, - с начала Ломки. Я уже тогда понял, что чем-то мы с тобой сродни, но окончательно – окончательно я это понял, когда пришел в последний раз. Я решил спровоцировать тебя, чтобы ты стал мной до конца, чтобы ты сам стал своей силой. Твоя привязанность к Снейпу очень пригодилась. Жаль, что я не убил его тогда…
- Ты до него никогда не доберешься, - я сузил глаза.
- А кто мне помешает? – Риддл поднял брови. – Неужели ты? А разве то, чего нет, может помешать? Тебя нет, Гарри. Нет и никогда не было. Есть только часть меня, возомнившая себя особенной. Твоя так называемая сила. Если не веришь – спроси у нее сам.
Гарри… Тьма справа от меня прорезалась силуэтом. Я закрыл глаза.
Это правда?
Гарри, я…
Ответь.
Молчание.
Это правда, но я…
Хватит.
- Зачем… ты… мне все это говоришь? – я открыл глаза и посмотрел на Риддла. – Чего ты хочешь?
- Я? – Риддл улыбнулся. – Я хочу получить назад мою силу. Тебя.
Гарри, послушай меня… Силуэт подошел ко мне и взял меня за плечо – будто туман опустился на кожу. Я повел плечом, сбрасывая его. Риддл сдвинул брови и подозрительно посмотрел на меня.
Он что, тебя не видит?
Нет, не видит. И не слышит. Я твоя сила, меня слышишь и видишь только ты. Прошу, выслушай меня.
Ты – не моя сила. Ты часть него. А значит, и я. Я - часть Волан-де-Морта, всего лишь его часть, возомнившая, что что-то из себя представляет. Мерлин… Я – часть Волан-де-Морта. Меня нет. Я ведь давно это знал, уже очень давно. Меня нет…
Гарри!!!
Я вздрогнул.
Послушай меня! Да, когда-то я был частью силы Волан-де-Морта, но это было давно! Я отделился от него еще до твоего рождения, я пытался противостоять ему, но один я был слаб! Я долго искал того, с кем мог бы объединиться, и наконец нашел тебя! Гарри, не верь ему, слышишь? Он лишь хочет заполучить меня назад, а без меня теперь не будет и тебя, потому что мы – едины!
- Зачем я тебе? – спросил я наконец Риддла.
- Смотри, - он махнул рукой и повернулся в сторону взмаха. Я повернулся вслед за ним – и замер.
Тьма слева от нас сгустилась, принимая образы туманных нечетких силуэтов. Сотен, тысяч силуэтов, молча стоявших и не сводящих с нас красных глаз-искр…
- Вся эта армия ждет сигнала к бою, - Риддл широко повел рукой, будто хвалясь. – Моя армия, армия Упивающихся Смертью. Но для управления ею не хватает самой малой детали… - он посмотрел мне в глаза. – Тебя. Последней части моей силы. Я не могу допустить, чтобы где-то была сила, смеющая мне противостоять. Ты нужен мне, Гарри, - он прищурился. – Да и я тебе нужен, не так ли? Подумай сам. Там, в жизни, ты – никто. Ты – лишь придумка политиканов, стремящихся к власти, ты – сгусток мифов о себе же. Но тебя там нет. Что они тебе дали? Что дал тебе Хогвардс? Фальшивых друзей? Всеобщую любовь, пока ты силен, и всеобщее презрение, когда ты слаб? Обязанности, нужные всем, кроме тебя? За что ты так борешься, Гарри, так слепо, как раб? За что? Ведь там у тебя нет ничего, даже себя. За что? Зачем они тебе?
Я безотрывно смотрел в его глаза, а он с каждым словом подходил все ближе, ближе, так, что, наконец, оказался со мной вплотную. Взял меня за плечи, властно, жестко, со злой силой вдавливая пальцы, чуть встряхнул.
- Я могу дать тебе все, Гарри, - его голос упал на шепот. – Все. Власть и волю, свободу и силу – все, что пожелаешь. Только отдайся мне…
Большие, широко распахнутые глаза приблизились настолько, что захватили все вокруг, поглотили в себе, затянули в себя, не оставив ничего больше… Левая рука с плеча переместилась на шею, затем вцепилась в волосы, не давая отвернуться, правая спустилась вниз и сжала мою руку…
Гарри!!!
Удар. Резкий, со всей силой, со всей злобой. Мой удар. Левой рукой.
Не ожидавший этого Риддл рухнул на дорогу. Я подошел и прижал его за горло коленом. Встряхнул засаднившую руку. Мда, а драться я все-таки не умею…
- Какой же ты дурак, Том, - зло засмеялся я. – Ты год следил за мной и ничего не понял. Я пошел по твоему пути, ты прав, я повторил его за тобой – но в конце я сделал другой выбор. Может быть, когда-то я и был частью тебя, но сейчас я – это я. И если бы меня не существовало, если бы я и впрямь был пустым местом, ты бы сейчас не пытался меня убедить снова стать тобой. Потому что я – уже давно не ты. Я – тот, кто мешает тебе, кто не дает тебе осуществить мечту об абсолютном могуществе. И мне жаль тебя. Искренне жаль, Том. Ломка по-настоящему сломала тебя, настолько, что ты не смог даже противостоять властности своей силы, ты покорился ей, отдался ей целиком и полностью. Это тебя нет, Том. Это ты – пустое место. А я – есть.
Я замолчал, но не отвел взгляда от его ненавидящих глаз.
Браво, Гарри.
Спасибо.
А я уж было решил…
Решил, что я – тряпка? Ну спасибо, обрадовал. Я еще не настолько глуп, чтобы повестись на эти бредни.
Я рад.
А я-то как рад... Только… Что теперь с ним делать?
Не расслабляйся, Гарри. Это еще не конец. Он попытается захватить нас силой.
Захватить?
Да. Сила не убивает другую силу, ты знаешь. Но другую силу можно захватить, поглотить, заставить работать на себя, лишить разума и воли. Он попытается это сделать. Сейчас.
И какой у нас выход?
Выход один. Поглотить его. И тогда не ты станешь его частью, а он – твоей.
Вдруг Риддл из-под моего колена испарился – в буквальном смысле, он вдруг превратился в уже знакомый мне черный дым и мгновенно утек, так что я чуть не упал, потеряв опору.
- Не хочешь по-хорошему, Гарри, - услышал я яростный шип. – Будет по-плохому!
Тьма вдруг звякнула и рассыпалась сотнями осколков, унося с собой и каменную дорогу, и туманные силуэты Упивающихся, будто разбили огромное зеркало; а за ней… За ней оказался двор Хогвардса. Травяная площадка для квиддича, темное, но ясное небо, высокие стены… Как я здесь оказался?
А ты думал, вы просто так шли по дороге? Вы шли сюда.
А по краям площадки стояли ученики. Много. Казалось, весь Хогвардс вышел посмотреть на наш с Риддлом поединок. Хм… Нда, еще бы они пропустили такое зрелище. Я машинально мазнул по толпе взглядом и почти сразу наткнулся на Снейпа. Его взгляд я бы узнал и почувствовал из миллиона других взглядов.
Гарри, соберись. Риддл же поглотит тебя!
Да… Собраться. Надо собраться. Надо услышать дождь…
Дождь… Я – дождь… Я рассыпаюсь миллиардами капель, падая вам на плечи… Каждая капля – это я, и я – в каждой капле… А ты – ветер. Ты наполняешь меня силой, ты делаешь мои капли острыми кинжалами. Я наполняю тебя смыслом, я – твой облик и твое оружие. Мы всегда вместе, всегда неразлучны, едины в одном урагане… Едины… Едины… Едины… Навеки и навсегда…
…Кокон раскрылся, выпуская наружу меня – чистую силу в высшем ее проявлении… Черный дым напротив, густой и плотный, как вата. Чужой…
Ну что ж, Том. Поиграем?
Дым волной бросился на меня, а я взмыл вверх, прямо в небо, чистое, ясное, с первыми звездами да месяцем с краю. Дым выстрелил вслед за мной огромной щупальцей, но промахнулся. Взмыл на мою высоту, а я камнем, дождевой каплей бросился вниз, к земле, увлекая его за собой. Почти упал, почти разбился, но – успел резко изменить направление и… стрелой пролетел сквозь дым, деля его пополам. Боль. Видимо, и у дождя бывает боль. Несколько десятков капель напитались дымом, стали будто чужими на миг… но спустя этот миг стали моими вновь, добавив в меня еще несколько капель. Ах, вот как… Вот, значит, как это – поглотить… Ну, тогда я знаю, что делать…
Дым вдруг резко бросается на меня с двух сторон, я не успеваю отклониться и – оказываюсь в плотном черном мешке. Он сжимается, сдавливает меня, закрывая небо, не давая ветру разойтись… Боль, дикая боль… Я не знаю, как кричит дождь, но я кричу… Одну за одной капли поглощает дым, они растворяются в нем; еще минута – и я исчезну, исчезну, покорившись ему…
Резкая вспышка. Блокатор! Еще один, и еще… Дым поглощает и их, но от каждого остается маленький, едва заметный секундный просвет… Еще один, еще, еще… Десятки блокаторов дырявят дым, и я, собрав все силы, рвусь в просвет, оставляя в дыму множество капель… Снова боль, снова крик и… свобода! Я вырываюсь из кольца дыма и уже сам бросаюсь на него, сметая все на своем пути. Зря, Риддл, ты выбрал мое поле для этой игры. С этим ты просчитался.
По одному желанию небо затягивают тучи. Молния, гром, ливень! Я присоединяюсь к ним, я прибиваю дым к земле каждой каплей, я судорожно впитываю его в себя, забывая про боль… Дым мечется, пытаясь вырваться, но от дождя – не уйти… Ветер завывает от жажды скорости, и я даю ему волю. Миг – и над дымом закружился бешеный смерч, огромная воронка втягивает его в себя, беспощадно, безжалостно впитывая, как делал он… Последний крик, последний стон – и все…
И снова – боль. Дикая, свирепая, рвущая все внутри боль, жаждущая вырваться наружу, выбивающая крик из легких… Каждая капля, кажется, разрывается от наполнившего ее дыма, и мне кажется, что я разрываюсь вместе с ней… Ведь каждая капля – это я, и я – в каждой капле… Даже время потонуло в боли, я не знаю, сколько изнывал от нее, сколько задыхался, захлебывался собственным криком…
Когда наконец она кончилась… я не поверил. Измотанный, обессилевший, я улегся на землю, не веря, что боль, эта нескончаемая дикая боль ушла. Я все ждал, что она вернется; медленно, мучительно обретая заново тело, я все ждал, что она вновь хлестнет по мне, вновь заставит кричать, но – не хлестнула. Она просто ушла, оставив меня наедине со ставшим моей частью дождем. Я лежал, раскинув руки, в мокрой траве, и улыбался падающим на меня каплям. И даже не заметил, когда дождь поглотил меня целиком, давая уставшему сознанию отдых…

Очнулся я, по традиции, в больничном крыле в окружении целой толпы: здесь были и Дамблдор, и МакГонагал, и Рон, и Гермиона, и еще много, много знакомых лиц, все, как один, сияющие радостью. Опять же, не буду вас утомлять подробным описанием дальнейших слов и событий – вы вполне можете представить их себе сами: и пламенные речи, и поздравления, и похвалы, и праздник на несколько дней по случаю победы над Волан-де-Мортом. Это все было красиво и банально, как везде и всегда бывает в таких случаях. Все были рады, даже счастливы, все веселились.
И только я изнывал от тревоги.
Победа над Волан-де-Мортом, окончательная и бесповоротная, не дала мне даже особой радости. Я столько шел к ней, столько ее ждал, что к концу пути не осталось ничего, кроме усталости. Для всех я улыбался, для всех я был рад и весел, но для себя… Я просто дико, дико устал от того, что мне нужно его победить, я устал от этой мысли, устал чувствовать беду за своей спиной, устал оглядываться на каждом шагу. Теперь этого делать было не нужно, теперь за моей спиной было чисто, но было слишком рано, чтобы я мог это оценить. Я знаю себя и знаю, что по-настоящему счастлив от этого я буду через неделю или две, когда до меня вдруг дойдет это осознание. А до этого времени… До этого времени будет жизнь. Свершилось то, чего я так боялся, - я пережил цель своей жизни. Мне предстояло искать новую цель, чтобы жить ради нее. И пока я был уверен, что найду. Пока. Это ключевое слово. И вы наверняка догадываетесь, от чего оно зависело. А точнее – от кого.
Снейп. Он, именно он. Именно из-за него меня не покидала тревога, я буквально сходил с ума от страшных, темных предчувствий. Со дня боя с Волан-де-Мортом я его не видел. В больницу ко мне он не пришел, на празднике мы не столкнулись, хотя я точно знал, что он там был. Поскольку меня долгое время не оставляли одного, я не мог спуститься к нему в подземелья. Я в прямом смысле несколько дней сходил с ума и ничего не мог с собой поделать. Я чувствовал, что что-то не так, чувствовал, что что-то должно произойти. Опять. Но на этот раз – лично со мной.
Пришло время отдавать судьбе долги.
Через два дня все более-менее успокоилось и вернулось в прежнее русло. Начались занятия, и я из всеобщего героя снова превратился в обычного ученика Хогвардса – правда, с необычной силой. И теперь уже навсегда. Но, впрочем, сейчас перемена статуса меня не особо волновала. Все мои мысли занимал Снейп, и, едва освободившись, я отправился к нему.
Подземелья сегодня были необычно тихи, в них стояла какая-то неестественная, напряженная тишина, которую мои шаги разбивали лишь на миг. Сердце ныло от тяжких предчувствий, трепыхалось где-то в животе, голова кружилась, в глазах темнело, так что у самого кабинета мне пришлось остановиться, чтобы подуспокоиться. Добился я только того, что перестали дрожать руки и колени; сердце на место не вернулось, голова продолжала кружиться от волнения, но я пересилил себя и постучался.
- Да, - послышалось из-за двери. Я перевел дух, глубоко вдохнул и вошел.
- Это я, - сказал я, сразу впившись взглядом в Снейпа, ища опровержения своим страхам…
Он стоял у камина и повернулся на мой голос. Сердце больно стукнуло и замерло. Увидев его глаза, я понял все.
- Мистер Поттер? – меня качнуло от этого обращения и знакомого холодного голоса. Я расставил шире ноги, чтобы не упасть. – Что вы здесь делаете?
- Я… я хотел… - голос осип и прерывался, я во все глаза с болезненным вниманием следил за Снейпом, все еще надеясь, что ошибся… - Я хотел те… вас… вас увидеть, Се… проф…
Я запутался и замолчал, надеясь, что мои глаза договорят за меня. Видимо, им это удалось: Снейп выпрямился и сложил руки на груди.
- Советую вам забыть дорогу сюда, мистер Поттер, - проговорил он. Сердце у меня в груди остановилось, чтобы не заглушать стуком его слов. Страшных, беспощадных слов… - Я понимаю, последние две недели были для вас… интересными. Но не надейтесь на продолжение. Операция окончена.
- Какая операция? – шепотом спросил я.
- Операция по возвращению вас, мистер Поттер, в бое- и жизнеспособное состояние, - голос Снейпа буквально звенел, как звенит при ударе шпага. – Вы расклеились за последний год, вы позволили себе забыть ваш долг. Поэтому Дамблдор и я разработали план вашего возвращения. Все мои действия были подчинены этому плану, чтобы вы соизволили собраться и перестали быть тряпкой. Но поскольку цель операции достигнута и Волан-де-Морт уничтожен, я не вижу смысла в продолжении и требую, чтобы вы забыли дорогу в мой кабинет. Вам ясно?
Я на секунду закрыл глаза.
Голова перестала кружиться, дурнота отступила, сердце вернулось на положенное ему место и забилось ровно и спокойно. Волнение ушло, утихла тревога. Все. Все. Все.
- Вам ясно, Поттер?
Я открыл глаза и посмотрел на него.
- Ясно, профессор, - мой голос был полон ледяного спокойствия. Мне показалось, или Снейп действительно вздрогнул от него? Ай, плевать…
- В таком случае убирайтесь из моего кабинета.
Я развернулся и подошел к двери. Колени больше не дрожали, ноги несли меня уверенно, как всегда. Но, взявшись за ручку, я на миг остановился и оглянулся.
- Слизеринцу ни в чем нельзя верить, а, профессор? – усмехнулся я и вышел.
Я не помню, как я добрался до гостиной Гриффиндора; я поймал себя на том, что сажусь в кресло напротив окна и откидываю голову на его спинку. За окном было туманно и сумрачно, над землей нависали тяжелые низкие тучи, готовые в любую минуту прорваться дождем. Я смотрел на них внимательным взглядом и ни о чем не думал. Очень долго смотрел. Казалось, целую вечность. Ко мне кто-то подходил, что-то спрашивал, я, кажется, даже что-то отвечал, но делал это машинально, почти не сознавая и не обращая внимания. Я просто сидел и внимательным взглядом смотрел в окно.
В душе было пусто. Не было ни боли, ни отчаяния, ни горя, ни злости – ничего. Вакуум. Космическая, безвоздушная пустота. Не было любви, не было страданий. Не было никаких чувств, будто я умер. Но я не умер, нет; мое сознание жило, билось сердце, в жилах текла кровь. Физически я был жив. Но все внутри меня будто умерло, стало настоящей пустыней без конца и без края. Умер даже страх. Вот о чем, наверное, говорил Снейп…
Снейп. Я криво усмехнулся. Снейп. Мне никогда не ласкало слух это имя, я никогда не слышал в нем особой мелодии, особого звучания. Но так назывался близкий мне человек. Когда-то, кажется, миллион лет назад, близкий. Человек, на которого я положился, которому я сумел поверить после года постоянных сомнений. Сейчас он мне был никем, и мое доверие испарилось в ничто вместе с любовью. Они умерли, так же, как и страх.
Как все просто. Щелчок, пара слов – и все, чем ты жил, во что ты верил, на что надеялся, превращается в пыль. Это ведь тоже особая магия, разве вы не знали? Этим тоже надо уметь владеть и управлять. Но чего стоят тогда наши надежды и мечты, если их так легко разрушить? А стоит ли тогда вообще надеяться и мечтать?
Пустота не знает мечтаний и надежд, у пустоты нет стремлений и целей. Пустота – это я. Во мне нет ничего. Даже меня. Черт побери, Риддл, ты был прав. Меня нет. Я – ничто. Ты был прав. Меня придумали другие, меня наполняли другие. Меня наполнял Снейп, но вот его не стало – и я пуст. Я – только телесная оболочка с небывалой силой в руках. Но на что мне эта сила? Что мне с ней делать? Она не заменит мне душу, не заменит мне цели в жизни. Жизни? А может ли называться жизнью существование без души? И стоит ли оно того, чтобы за нее цепляться?
Я улыбнулся этой соблазнительной мысли. Кажется, когда-то я ждал смерти и мечтал умереть. Что ж. Хоть каким-то, пусть даже умершим, мечтам нужно дать сбыться.
В окно резко ударили первые капли дождя. Я улыбнулся еще шире и встал. Сходил в спальню за метлой, оставил там мантию и вышел беспрепятственно на площадку для квиддича.
Дождь лил как из ведра, мощный, сильный, холодный. Я вышел на середину площадки и сел в траву, запрокинув голову. Мне хотелось промокнуть, вымокнуть до последней нитки, замерзнуть до того, что даже мысли перестанут шевелиться, и дождь вкупе с пронизывающим до костей ветром с удовольствием выполнили мое желание. Я сидел и улыбался в последний раз дождю, ветру, небу, я прощался с ними, как с давними и все понимающими друзьями. Раз я – ничто, значит, я спокойно могу умереть. Я выполнил долг, я исполнил назначенное судьбой задание и теперь ничто меня здесь не держит. Исполнитель должен исчезнуть вместе с заказом. Мы с Риддлом слишком похожи, чтобы надолго пережить друг друга. Да и как мы можем друг без друга существовать? Разве могут порознь существовать две половины одной медали?
Я поднялся из травы и взял метлу. Оседлал ее и медленно, не спеша, взлетел по плавному полукругу под облака. Посмотрел вниз. Я не завязал глаза, как обычно: сейчас мне хотелось видеть землю. А еще хотелось поплакать. В последний раз почувствовать свои горячие соленые слезы… Но я не мог. Плач застрял где-то в пустоте и не мог прорваться к глазам. Ну и ладно. Я достаточно наплакался в своей жизни.
Что ж. Пора.
Я стиснул ручку метлы и резко, как всегда делал, бросился вниз, в пике.
Вниз, вниз, вниз… Я не знал, каково это – когда земля несется на тебя. Очки залепил дождь, но я все равно вижу и чувствую, как она приближается. Вниз, вниз, вниз… Никакого страха, никакого сомнения, никаких преград. Вниз, вниз, вниз…
Вот – момент, когда я обычно отворачивал. Я на дикой скорости проношусь мимо. Еще секунда – и земля. Я знаю, будет больно. Но нужно будет только потерпеть, всего миг, какой-то миг… И на сей раз я не отверну.
И вдруг…
Резкий, сильный удар плашмя, только не снизу, а сбоку. Меня сбивает с метлы, я кувырком лечу к стене и уже у самого ее подножия касаюсь земли. Еще сразу два удара о стену и землю, выбивающие из легких последнее дыхание, и я мешком плюхаюсь в траву. О, черт… Что за…
- Ты идиот, Поттер?!
Голос прорезался сквозь шум дождя, резкий и яростный, как шипение разозленной змеи. В ту же секунду сильная рука схватила меня за ворот рубашки, дернула вверх, протащила по стене и поставила на ноги. Я ошарашенно смотрел перед собой сквозь каким-то чудом уцелевшие и удержавшиеся у меня на носу очки. Передо мной стоял и держал меня за ворот, как мальчишку-карманника, Снейп.
- Ты идиот, Поттер! – уже утвердительно, а не вопросительно заорал он. Дернул меня на себя и мимо, вперед, к школе. – Иди!
- Проф… - вырвалось у меня, но сильный толчок в и без того ноющую от удара спину не дал мне договорить.
- Я сказал: иди!
И я пошел. Запинаясь, шатаясь, путаясь в собственных ногах, ошарашенный и оглушенный произошедшим, пошел, повинуясь тычкам. Стоило мне хоть на миг остановиться, резкий толчок и без моего желания заставлял меня продолжить путь, и в конце концов я сдался, покорно опустил голову и поплелся туда, куда меня толкал Снейп.
Естественно, мы оказались в подземельях, где же еще?
- Снимай рубашку, - приказал Снейп, проходя из-за моей спины к камину и бросая рядом с ним мою метлу. Я машинально повиновался и негнущимися пальцами стал расстегивать пуговицы, но на середине остановился. Сознание догнало меня, чуть отогрелось, и я стал в состоянии думать.
- Помнится, вы требовали, чтобы я забыл путь в ваш кабинет, - я холодно улыбнулся.
- Черт побери, Поттер! – Снейп резко обернулся.
- Что? – спокойно поинтересовался я. – Я семнадцать лет Поттер, и что дальше?
Снейп замолчал, только окидывал меня яростным взглядом. Я снова усмехнулся и застегнул рубашку обратно.
- Поттер, ты понимаешь, что собирался сделать?
- Я собирался умереть, - я пожал плечами и поморщился: левое плечо я сильно ушиб. – Я, кажется, имею на это право.
- Ты спятил?! – Снейп подошел ко мне и встряхнул. – Ты с ума сошел?!
- Отнюдь, - хмыкнул я и резко высвободился. – Я в своем уме, как никогда. И зря вы мне помешали, профессор. Я все равно это сделаю.
- Я не позволю, Поттер, - Снейп сузил глаза.
- Как же? Будете ходить за мной, как привязанный? – я отошел от него на шаг.
- Смерть – не выход.
- Откуда вы знаете? – я поднял брови. – Смерть – выход для того, кого никогда не было. Для меня. Я ни разу в жизни не сделал выбор сам, все всё решали за меня. Смерть – единственное мое решение, и никто не сможет мне помешать. Это мой выбор, профессор. Вы не можете мне его запретить.
Снейп хотел что-то сказать, но я не стал его слушать, все равно это ни к чему не приведет. Я развернулся к двери. В конце концов, летать я могу и без метлы, а намыленную веревку еще никто не отменял, как и вскрытых вен. Я взялся за ручку и решительно дернул дверь на себя.
Не понял.
Дверь не поддалась ни на йоту.
Я дернул сильнее. Тот же результат. И еще сильнее – с тем же успехом. И снова – не желая верить очевидному. Снейп за моей спиной усмехнулся.
- Неужели ты решил, что сможешь уйти без моего разрешения?
Я медленно наклонился вперед и прислонился к двери лбом. Я мог выйти отсюда, я мог разнести дверь в щепу и уйти. Но у меня не было сил. Они вдруг все, разом, кончились, я почувствовал себя безвольной тряпичной куклой. И вдруг всхлипнул. Неожиданно для самого себя, я просто хотел поглубже вдохнуть, а вместо этого вышел всхлип. А вслед за ним покатились слезы. Тоже неожиданно, без предупреждения, без желания, они просто вдруг подступили к горлу, сжали его и вырвались на волю. На меня вдруг как будто накатила волна: пустота внутри прорвалась плотиной, меня захлестнули потерянные было чувства – боль, отчаяние, обида, гнев, любовь, страх… Все, все чувства, все сразу нахлынули на меня, лишили последних сил и вырвались на свободу горячими, неукротимыми слезами…
- Наконец-то… - услышал я над ухом. Сильные руки обняли меня за плечи. – Наконец-то слезы…
Я слабо повел плечами, пытаясь скинуть его руки, но у меня ничего не вышло. И от этого вдруг накатило чувство беспомощности – перед ним, перед закрытой дверью, перед грядущей жизнью, в которой не будет ничего, никакой цели, никакого стремления, перед миром, который требовал от меня того, чего я не хотел и не мог ему дать… Пальцы сами собой вцепились в дверь, внутри все скрутилось от тоски и боли…
- Зачем ты меня остановил… - прошептал я. И вдруг резко, поддавшись мгновенному порыву, развернулся. – Зачем, зачем?! Мне не нужна эта жизнь, я не нужен никому в этой жизни – зачем ты меня остановил?! Зачем?!
Последние слова я бормотал ему в плечо, поскольку он с силой притянул меня к себе и прижал мою голову. Я всхлипнул, попытался вывернуться, но снова не вышло.
- Заткнись, - услышал я. И послушно замолк. – Ты идиот, Гарри. Понял? – я почувствовал, как его губы коснулись моего уха. – Ты идиот. Форменный идиот, потому что только идиот может поверить слизеринцу, когда он говорит то, что должен.
Я дернулся, но Снейп меня удержал.
- То… то, что должен? – голос сел, я боялся поверить в то, что пришло мне в голову.
- Да. Я должен был это тебе сказать, я был обязан. Ты должен был знать. Ты должен был сам решить. Я ждал другой реакции, - продолжил Снейп, по-прежнему крепко прижимая к плечу мою голову. – Я ждал твоей обычной эмоциональности – крика, слез, гнева, возражений, а ты… Ты решил тихо и мирно покончить с собой. Поздравляю, ты смог меня удивить.
- Я рад… - попытался улыбнуться я. Закрыл глаза, из которых сами собой продолжали течь слезы, стянул очки и положил их на соседнюю полку. – Как… как ты узнал, что я собираюсь сделать?
- Вспомнил твои слова о смерти. Соединил с твоим поведением. Вывод не сделал бы только дурак. Ну а в дождь ты можешь быть только в одном месте.
- Верно… - я горько усмехнулся. – Как все просто… Но ты так и не ответил: зачем. Зачем ты меня спас?
- Затем, что я тебя не отпускал, - голос Снейпа стал резким. – Я не позволял тебе делать это. И это – не твой выбор. Я лишаю тебя здесь права выбора, ясно?!
- Зачем? – я невероятным усилием вырвался из его рук и посмотрел ему в глаза. – Ответь: зачем? Зачем я тебе сдался?!
Ох, что горело в его глазах! Раздражение, злость, ненависть – все три в одном флаконе, объединившиеся и усиливавшие друг друга. Я подался назад от этого взгляда и наткнулся на дверь, чувствуя себя буквально пригвожденным к ней его глазами. А они – они вдруг приблизились настолько, что затмили все вокруг, и я услышал пропитанные ненавистью слова:
- Затем, что я привязался к тебе. Затем, что я ненавижу тебя за эту привязанность. Затем, что я люблю тебя, идиот.
Мысли оборвались, и в голове только эхом отдалось – «люблю», «люблю», «люблю»…
- И черт бы тебя за это побрал…
Я засмеялся. Снейп все-таки есть Снейп.
- Он обязательно когда-нибудь придет за мной, - кивнул я ему сквозь смех. В груди как будто закололся маленький игольчатый шарик, носящий название «счастье». – Но ты ведь все равно меня с ним не отпустишь, а, Сев?
Снейп уперся мне ладонью в грудь, а другую запустил мне в волосы.
- Поганец… - выдохнул он.
А в следующий миг меня поглотил самый ненавидящий поцелуй из всех, какие я только знал.

P.S.

- Се-ев…
- М?
- Я давно хотел тебя спросить…
- До утра не подождать?
- Нет. Так вот…
- Не тяни.
- А ты не перебивай.
- Ты что-то спросить хотел?
- Как ты тогда, два месяца назад, на улице оказался? Что тебя заставило выйти под дождь?
Улыбка. Мерлин… Я никогда не видел, чтобы он улыбался. А его улыбка завораживала, притягивала к себе взгляд, заставляла почувствовать что-то, неподвластное описанию словами… Может, поэтому он так редко улыбается?..
Вздох.
- Это была судьба, Гарри. Просто судьба…

прекрасная вещь
спасибо!

Северус тут такой канонный, по-моему. Не Рикмановский, но канонный. И Гарри более-менее адекватный. Чудное произведение.

Это не просто замечательная вещь! Она впечатляюща!!!

Спасибо! Это потрясающе красивое произведение!

это шикарно))

Потрясающе

Бездарности и неучи живут в состоянии вечной зависти.
http://www.liveinternet.ru/users/gold-a/profile/

... нежности туалетной подтирочной бумаги, о немытом и грязном белье и тому ...
Скорпион, который сам себя укусил.
Для таких, как он, требуется изоляция и принудительное лечение, так как этот человек опасен как для себя самого, так и для других людей.
... действий главного героя этой новой почти что эпической криминальной драмы, а за его личное благополучие, ....

http://www.google.ru/search?q=%D0%97%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87+%D0%92.%D0%9C.&hl=ru&newwindow=1&source=lnms&tbm=isch&sa=X&ei=SislUcKGLuGm4ATP4oG4CQ&ved=0CAcQ_AUoAQ&biw=1276&bih=605

и того с седалища стаскивати, ногами побивати, да мигало з гуделом во срам затолкати. ... стропами привязати, да катати лихо по деревням и селам, пока стыд оного не застудити. ... Бедняга

[показать]

Прекрасно!

Роулинг описала древние архивы

Распространена идея о том, что Роулинг в Гарри Поттере описала реальный мир. Если вы разыскиваете местоположение Хогвартса по книге, то оно находится в области Лох-Несс в Шотландии. Там есть плезиозавры, бигфуты (тролли), маленькие гуманоиды, такие как Кыштымский карлик (эльф-домовик) и многие другие существа. Горгульи - это крупные птицы, такие как птица Моа, которых по утверждениям многих можно и сейчас увидеть не только в Шотландии, но и в Скандинавии, России и Америке. Упырь - гигантский слизень длиной до двух метров, встречающийся по описаниям очевидцев на болотах. Метла - это ваджра. В Непале есть ваджра, которая летала по уверениям местных монахов.
Волшебники используют палки как плазмаганы. Это не лазерное излучение, так как полет плазмы идет с конечной скоростью. По многочисленным описаниям шаровая молния и плазмоиды вообще способны избирательно убивать людей, не оставляя следов (Авада Кедавра), уничтожать определенные вещества, не касаясь других, поднимать тяжелые предметы в воздух (антигравитация). Они могут преследовать одного и того же человека всю его жизнь. Они оставляют такие шрамы, как и у Поттера, что называется керанография. Более того шрамы могут быть в виде пейзажа, образа животного и так далее. То есть они обладают не только физикой, но и информационными свойствами. Многие настоящие ученые считают, что плазмоид является аналогом микрочастиц в макромире, а это означает, что он зависит от сознания наблюдателя. Волшебные палочки изучались в Ананербере. Они думали, что это были пустые пустые деревянные трубки, в которых находились магические вещества, которые есть и у Роулинг. Например, перья птицы Феникс. Птица Феникс - это плазмоид, который оставляет так называемые волосы ангела - нитевидную полимерную структуру. Этот ангельский волос немцы вводили в полые трубки и вызывая новые плазмоиды. То есть действует информационная связь, как в случае с людьми, к которым шаровая молния является неоднократно. Официальная наука даже использовала пустословную уловку под названием критерий Поппера, чтобы отрицать существование шаровой молнии. У них как всегда везде глюки фаллические символы. Согласно этой уловке, чтобы подтвердить теорию, вы должны не только провести эксперимент, чтобы доказать теорию, но и эксперимент, чтобы опровергнуть ее. Официальная наука решит, какие данные выгодно публиковать сейчас, данные подтверждающие теорию, или опровергающую.