Название: «One Night In Tokio»
Автор: Клер Кипли (по идее Джордан)
Пэйринг: Джаред/Билл
Рейтинг: R или NC-17
Жанр: AU, romance
Ворнинг: «излишне пафосно, но от души» (ц).
Посвящается: моим любимым неистребимым шипперам You know who you are. I love you.

| ch.1 |

Холодная капля неожиданно бьет по носу, и я вздрагиваю, отчего кисточка туши оставляет черный след на щеке. Недовольно шиплю и бросаю взгляд на потолок. Опять чертова крыша течет. С раздражением тащу из угла комнаты ведро, оставшееся с прошлой грозы, и ставлю на мокрый паркет.

Вновь наклоняясь к зеркалу, аккуратно стираю с щеки тушь, поправляю тональник и критически оглядываю себя.

Черная майка с принтом, купленная на распродаже, узкие джинсы, старые кожаные перчатки. Волосы не уложены – смысла нет, все равно от влажности все старания насмарку.

— Не хочу, – хнычу в лицо своему отражению.

Не хочу туда идти. До слез. Хочу домой, чтобы мама улыбнулась и прижала к себе, хочется вдохнуть запах сирени, постоянно исходящий от её волос. Хочу пробежаться босиком по теплому асфальту и до отвала наесться земляники прямо с грядки – никакая магазинная не сравнится с той, что мама сама выращивала.

Но я набрасываю куртку, отыскиваю в груде барахла зонт, закрываю дверь на ключ и выхожу на темную, еле освещенную одиноким фонарем улицу. Пока добегаю до остановки, успеваю порядком продрогнуть: куртка слишком тонкая. Запрыгиваю в пришедший точно по расписанию автобус и доезжаю до работы.

Tokio. Когда говорю кому-нибудь название, все сразу представляют бумажные раздвижные двери, цветки сакуры, девушек с выбеленными лицами в кимоно и летящие веера. Звуки этой японской гитары – никак не могу запомнить название – саке и палочки в высоких прическах танцовщиц.

Как же. Никакой стилизации под Японию. Нет, пара девчонок часто танцуют в кимоно, едва прикрывающих задницу, но этим все и ограничивается. А в остальном - обычный клуб. Стрип-клуб. Вот только работает на два фронта. Здесь и мальчики, и девочки. И среди тех, кто танцует, и среди тех, кто за это платит.

Захожу с черного хода, и вдруг приходит в голову мысль: сегодня ровно полгода, как я впервые вышел на сцену.

===

Я никогда не сижу в раздевалке с другими мужчинами. С ними, конечно, и поговорить не о чем, но я их немного побаиваюсь. Ведь им ничего не стоит зажать мне рот и пустить по кругу. И даже мой Боб не услышит и не придет на помощь. Натуралы они, геи или би – все равно. Кому нужно, тот увидит во мне мальчишку, а кто – и девчонку. Иногда я сам сомневаюсь, кого во мне хотела воплотить природа.

Среди мужиков соперничество ещё сильнее, чем среди девушек. В клуб, как бы то ни было, больше приходят смотреть на девушек: спрос на мужской стриптиз не слишком большой, а предложение не уменьшается. Вот и приходится туго: жесткая внутриотраслевая конкуренция. Так мне объясняла Фрэнсис: её отчислили из университета, с экономического. А по мне, так все это естественный отбор: самцы друг на друга волком смотрят и только и ждут, когда другой оступится, чтобы ещё сильнее втоптать в землю.

А девчонки меня любят. И я их тоже. Можно с ними и потрещать о косметике, шмотках, «Космо» у кого-то взять почитать. Не знаю почему, но у нас в коллективе нет ни зависти, ни интриг. Мы все дружим, переживаем друг за друга, обсуждаем клиентов, придумываем танцы, образы и костюмы – как в большой песочнице.

Вот и сейчас, когда зашел в нашу многофункциональную раздевалку-гримерку, на сердце сразу стало тепло и уютно. Все суетились, крутились у зеркала, отталкивая друг друга, скандалили по глупому поводу и расходились по противоположным углам, но через десять минут уже увлеченно обсуждали, какие тени больше пойдут. Если бы не то, зачем мы здесь все крутимся и жужжим как улей… я бы даже любил свою работу.

Через полчаса я вышел из-за ширмы, переодевшийся и практически готовый к выходу.

— Билли, блин, ты в зеркало смотрелся? – остановил меня голос Джо, нашей «главной» в песочнице. Её руки легли мне на плечи и легко развернули к себе. – А ещё парень, называется.

Я недоуменно сдвинул брови, а она скользнула пальцами по моей шее к узлу галстука и стала развязывать. Я с виноватой улыбкой потупил глаза.
— Ну не получается у меня нормально…
— Ох, несчастье мое, – запричитала она, ловко перевязывая ненавистную веревку. – Так умудрился затянуть, будто вешаться собрался.
— Спасибо, – заглянул я ей в лицо.
— И что я так привязалась к тебе, ребенок? – страдальчески покачала она головой и вернулась к своему шитью, напоследок шлепнув меня пониже спины.
— Джо-о-о-о-о! – протянул я. Она сердито обернулась.
— Ну что ещё?
— Я тебя люблю.
— Ой, не подлизывайся, – отмахнулась она, но я видел, что ей было приятно.

Я довольно вздохнул и присел за столик подкраситься. Сегодня я – хороший мальчик. В школьной форме, при галстуке, да. Только музыку дали не в тему образа. Хотя… это уже мои придирки, зрителям в последнюю очередь важно соответствие картинки и звука.

Пробегаю кисточкой по коже, поправляя тон, и про себя повторяю хореографию танца. От этого занятия меня отвлек звонкий голосок:
— Билл, слушай, ты ведь из Германии?
Встречаю взгляд голубых глаз в отражении и киваю. Подружка довольно улыбнулась и облокотилась на столик слева от моего стула.
— Можешь перевести? – и сунула мне в руки страницу из журнала. Я невольно улыбнулся. Нина-Нина. Фанатка какой-то подростковой немецкой группы – откуда она вообще о них узнала здесь, в США? – Мне подруга по переписке прислала, а я же почти по-немецки и не говорю.
— Хорошо, но только дома, ага?
— Да-да, конечно, – поспешно закивала она, а потом опять счастливо улыбнулась, чмокнула меня в щеку и умчалась переодеваться.

Меня она умиляет, хоть и она старше на год. Такая непосредственная и чистая, ещё не испорчена этим образом жизни. Все смеются над её увлечением, подкалывают – ну и дуры. Будто сами никогда ни по кому не фанатели.

— Принцесса! – ручка двери поворачивается, и в дверь просовывается голова Боба. Кто-то из новеньких девчонок недовольно взвизгивает, но Боб одаривает её убийственным взглядом.
— Чего пищишь? Ты через 15 минут будешь сиськами трясти перед полсотней мужиков. Принцесса! – снова зовет меня. Я встаю из-за столика и прохожу за ним за ширму. В Бобе роста под два метра и веса под центнер. Если б он захотел, сломал бы мне руку одним движением. Но Боб классный, он почти всех девчонок наших жалеет, хоть и старается этого не показывать.
— Тебе передали, – сообщает он и кладет мне в руки черную бархатную коробочку. Я страдальчески возвожу глаза к потолку.
— Боб, я же просил… не надо мне этого…
— Эй, Принцесса, он платит за работу курьера. А мне мою дочурку кормить надо, – Боб чуть наклоняет голову набок и взъерошивает мои ещё не уложенные волосы. – Ты глупый. Он ведь даже не старый и на вид ничего. Любая из куколок мечтала бы оказаться на твоем месте.
Я округляю глаза.
— Он меня лапает постоянно, Боб. Я не знаю, смогу ли выдержать ещё один приват… если я не успею позвать охрану, то…
— Вспомни Мэрилин, – подмигивает Боб и исчезает за дверью.

===

Сегодня мы танцуем в VIP-зале. На самом деле, это праздник: знаменитости платят щедро. Китти когда-то удалось заработать всего за один лэп-дэнс аж 1000 баксов. VIP-персоны не пожелали видеть накачанных и крепких мужчин в ковбойских шляпах. Поэтому гвоздем программы сделали меня.

Первой идет Хэлен. Первой всегда сложнее. А она говорит, что лучше впереди, чем в хвосте, когда всем уже поднадоели женские тела и платят скупо. Как раз – в конце выпускают меня, мальчишку с острыми локтями и коленками.

На каждую оттанцевавшую за сценой сразу же налетаем толпой, расспрашиваем, кто там, какие звезды, много ли дают.

Время летит незаметно, и настает мой черед. Первые аккорды песни заглушает привычное улюлюканье тех, кто видит меня впервые. Даже смешно. Я бросаю взгляд из-под ресниц и соблазнительно улыбаюсь. Плюнул бы в ваши рожи, да кто ж позволит.

Двигаюсь как робот. Заученные движения, по схеме со стрелками, на четыре счета.

Пуговицу расстегнуть – к шесту – вниз – направо – рукой взмахнуть – пуговицу расстегнуть – раз-два – плечом, бедром – рубашку сорвать – выгнуться – поманить – выпад – к шесту – медленно – резко – выпад – раз – два – три – четыре – раз – два – три – четыре…

Так легче. Легче, когда не думаешь, когда ничего перед собой не видишь и только следишь за гремящей музыкой.

I'm telling you to loosen up my buttons babe
But you keep frontin'
Sayin' what you gon' do to me
But I ain't seen nothin'

Когда в зале сидят хихикающие и поминутно краснеющие девчонки, работа кажется уже не такой мерзкой. Но когда тебя пожирают глазами старые жирные мужики, противно до слез. Козлы похотливые. Но ведь нужно улыбаться, нужно соблазнять и дразнить.

А чувствуешь, будто щеки трещат от этой улыбки.

«Вы должны танцевать СЕКС». «Вы должны понять, что стриптиз – это искусство». Так нам говорили в школе стриптиза при клубе.
Да, этот танец я искренне полюбил. Я чувствовал себя самым красивым в мире, чувствуя десятки восхищенных взглядов на себе. Пока в один из вечеров не появился мой первый воздыхатель сраный, со своими потными лапами и толстым бумажником. В первый же вечер заказал восемь приватов. Когда зашли в комнату, даже музыку не дал включить. Я еле отбился и забарабанил в дверь. Ведь в комнатах нет камер, но за дверью всегда стоит охранник, каждую секунду. А так бы…

От одной мысли грязно. Я не продаюсь. Я только играю.

Мэрилин.
Вспомни Мэрилин.

Мэрилин – легенда клуба. Кажется, её лично видел только сам владелец – и Боб ещё, он тут с самого открытия. Мэрилин проработала в клубе полгода, и в её «юбилейный» вечер в клуб пришел богатый клиент. Он сразу её отметил, после танца покупал ей выпивку, осыпал комплиментами… а потом приходил часто, заказывал приваты, после которых она сидела в гримерке и взахлеб рассказывала, что он так на неё смотрел… не с похотью, а с какой-то нежностью. Потом были подарки: дорогие украшения, одежда из бутиков… и глаза Мэрилин сияли ярче бриллиантов в её кольце. Мэрилин стала намного реже появляться на работе, а потом и вовсе ушла – потому что вышла замуж.

Почти как в «Красотке». Или в «Золушке».
Я больше не верю в сказки. И в эту тоже. Все вспоминают Мэрилин, когда пытаются утешить девочку, влюбившуюся в клиента, или подбадривают так по-американски: мол, хэппи-энды все-таки существуют.

===

После танца выхожу в зал работать. Покрутить задом перед клиентами, соблазнительно причмокнуть губами, облизнуться и зазывно повести бровями – это любят, за это платят.

Когда танцевал, лиц даже не разглядел. А теперь вижу, что даже Брент, владелец клуба, сидит в зале со своими друзьями.
Прохожу, виляя бедрами, и даже заинтересованно кидаю взгляд в их сторону, даря свою безотказно действующую улыбку.

Слышу свист и одобрительные возгласы. Брент по-доброму смеется со всеми. Ничего так компания, симпатичные. У одного даже глаза подведенные, красиво так, и волосы на концах красные. Останавливаюсь и улыбаюсь ещё обворожительнее. А он вдруг заливается хохотом.
— Чудо, ты мальчик или девочка?

Улыбка тает, как снег весной. Вскидываю голову и смеряю его убийственным взглядом. А его дружки снова ржут.
— Подойди, мы проверим.

Вот уроды.
Голубоглазый снисходительно улыбнулся и бросил на стол несколько сотенных купюр. Как подачку собаке за верно выполненный трюк. Я медленно наклонился и, ни на секунду не сводя с него глаз, взял купюры и с наслаждением, обстоятельно порвал их на клочки.

Где-то на задворках сознания я понимаю, что мне влетит от Брента по первое число за эту выходку. Но сейчас я со злорадством вижу, как вытянулись их лица.

Меня ждут другие.
Разглядывают как диковинку.
Гладят: девушки и женщины – ласково, мужчины – кто торопливо, едва сдерживаясь, а кто растягивает удовольствие, раз уж они платят.
Заказывают мне выпивку, хоть мне ещё по закону нельзя.
Жаль, что нет такого закона, чтобы детские мечты никогда не втаптывали в грязь.

===

До «дома» меня подвозит моя милая и заботливая Хэлен, и я поспешно вбегаю в подъезд, потому что зонт на работе забыл. Поднимаюсь на последний этаж, тихо-тихо открываю дверь ключом и проскальзываю в комнату. Хозяйке, кажется, абсолютно пофиг, как я зарабатываю себе на жизнь, лишь бы я никого не водил домой.

Разувшись, опускаюсь на незаправленную кровать. Никогда не убираю постель: а смысл? Когда прихожу домой, за окном уже светает…

Вглядываюсь в залитое дождем окно, и на сердце становится так грустно, что хоть вой. Грустно – и непонятно от чего страшно. Вскакиваю на ноги и пытаюсь отогнать дурные мысли, убегаю к зеркалу смыть макияж и плеснуть в лицо холодной водой.

Раздеваюсь и забираюсь под теплое одеяло, закутываюсь по самый нос. Но проходит полчаса, час – а сна ни в одном глазу. Пальцем черчу узоры на подушке и смотрю в пустоту. Старые часы в прихожей бьют пять раз. Как же одиноко.

Включаю ночник, достаю из-под матраса тетрадь и ручку. На обложке – невообразимо кретинский крокодил с безумными глазами и воздушным шариком в лапе. Уголок обложки расслоился, а сама тетрадка распухла вдвое из-за вложенных фотографий и рисунков. Там – моя душа.

Переворачиваю исписанные листы, они приятно шуршат, потому что я сильно давлю на ручку, когда пишу. Читаю строки, написанные позавчера.

Ich kampf mich durch die Machte,
Hinter dieser Tur
Werde sie besiegen
Und dann fuhrn sie mich zu dir
Dann wird alles gut
Dann wird alles gut
Wird alles gut
Alles gut

Мои песни никто никогда не споет. Потому что они никому не нужны. И я тоже никому не нужен.
Я пишу дальше – но не верю строчкам до конца.

Ich muss durch den Monsun -
Hinter die Welt
Ans Ende der Zeit - bis kein Regen mehr fallt
Gegen den Sturm - am Abgrund entlang
und wenn ich nicht mehr kann denk' ich daran
Irgendwann laufen wir zusammen
Weil uns einfach nichts mehr halten kann
Durch den Monsun
Dann wird alles gut


| ch. 2 |

Сегодня выходной, день для себя. То есть – поход по салонам. Маникюр, педикюр, косметические процедуры, массаж... На уход за собой уходит почти половина заработка: один из пунктов контракта – выглядеть в любое время и при любых обстоятельствах на все сто.

Когда работаешь по шесть-семь ночей подряд, чтобы хоть что-то отложить на будущее, начинаешь сходить с ума. Когда случайно слышишь по радио песни, под которые выгибаешься каждый вечер, внутри что-то ухает. И даже поручень в вагоне метро принимаешь за шест и едва ли не начинаешь рефлекторно скользить по нему вниз.

Мне нужен отпуск – тарабанит мысль в голове.

Захожу в торговый центр, купить косметики и какие-нибудь шмотки. В одном из магазинов – целый ряд моих любимых черных маек с принтами. Увлеченно перебираю их – я просто обожаю выбирать одежду. Часами мог бы таскаться по магазинам.

Приятный голос из динамиков заставил оторваться от вешалок и заинтересованно взглянуть на большой экран посреди магазина.

Я чуть не упал.
Это был он. Тот козел из клуба.

Он пел, и с первых же нот мне понравилось. И яркий, интересный клип, и музыка, и... какое-то странное чувство чего-то общего.

Да, он и правда красивый... если без бороды, а не как в тот вечер.

Я так и не купил не одной футболки. Повинуясь дурацкому необъяснимому порыву, я зашел в ближайший музыкальный магазин и купил их диски.
Один - красивый, белый, с розой на обложке. Другой - с каким-то мальчишкой.

Дома наугад беру второй и слушаю раза три на повторе. Растягиваюсь на кровати и прикрываю веки. Перед глазами сразу вспыхивают причудливые образы – звезды, Млечный Путь, какие-то галактики и темнота, пустая и пугающая.

И его лицо.

Одергиваю себя и сердито выдыхаю. И почему я так легко хочу простить ему такое унижение – и думаю о нем?
Он – заносчивый подонок. И плевать, что красивый.

Кнопка STOP – и щелчок остановленного диска красноречиво подчеркивают мою решительность.
Но ненадолго.

===

Сегодня в Tokio немноголюдно. Больше женщин, а им нравятся наши мускулистые накачанные парни. Поэтому Брент не торопится выпускать меня на сцену, и я работаю в зале.

Ловлю себя на том, что напеваю под нос «I’m a machine, no longer living, just a shell of what I dreamed». Я включал диски этой группы, 30 Seconds To Mars, каждый день, когда ложился спать. И – вот странно – когда засыпал под них, просыпаться потом было так легко. И уже неделю я не видел ни одного кошмара.

Но, кажется, я поторопился. Кошмары стали преследовать меня наяву.
Досадно выдыхаю, увидев за одним из столиков его, своего потенциального папика, о котором мечтают все наши девчонки. И чертыхаюсь, когда он меня замечает. Заученно улыбаюсь и подхожу ближе.

— Билли, – он расплывается в улыбке.
— Привет, Дэвид.
Он по-хозяйски хлопает по своим коленям, и я присаживаюсь – боком. Он начинает расспрашивать, как у меня дела – но будто я не вижу, что ему совершенно пофиг. Перевожу тему на него – мы, мужчины, любим говорить о себе. Он оживленно начинает рассказывать, поглаживая меня по бедру:

— Я недавно купил яхту, она очень красивая, тебе непременно понравилась бы.
— Пра-а-авда? – кокетливо растягиваю гласные.
— Я хочу, чтобы ты приехал ко мне туда, Билли, – в лоб заявляет он, но тут же поспешно добавляет: – Конечно, только для танца.
Я хмурюсь и опускаю глаза. Уже не манерничая.
— Обычно я никуда не езжу, Дэвид...
— Я уже говорил с Брентом, он не против. Я заплачу тебе 10 тысяч долларов.

В первый момент решаю, что ослышался.
— Сколько? – переспрашиваю шепотом.
— Десять тысяч, Билли. И это только малая часть того, что я могу тебе дать. Ты такой юный, горячий... мне хочется подарить тебе весь мир.
— Мне и целого мира будет мало, – вяло пытаюсь отшутиться. Он подмигивает.
— Решение за тобой, мой сладкий.
— Мне нужно идти, Дэвид, – я, игриво скользнув по его груди пальцем, грациозно поднялся с его колен, подмигнул на прощание и затерялся в суматохе клуба.

Я поскорее завернул в коридор, ведущий к нашим раздевалкам, и оперся на стену. Черт-черт-черт. Десять тысяч долларов. Это же... Я даже представить не могу себе эту сумму. Можно будет новую жизнь начать. Бросить эту дрянь и даже попробовать учиться...

Только ведь не за танец он мне заплатит.
И у него на яхте уже не спрячешься за спиной охранника.

Ноги подкашиваются, и я сползаю по стене на пол. Дэвид вполне симпатичный, на вид не извращенец и, кажется, я ему очень нравлюсь. Всего одна ночь. Что я теряю?..

Невинность?

Десять тысяч. Будто собираюсь подписать контракт с дьяволом.

Мимо проносятся Нина с Джо, даже не замечая меня в полутьме коридора. И хорошо: на мне просто лица нет. Не хочу сейчас объятий, похлопываний по спине и сопереживающих взглядов.

Хочу выпить, не могу.

В баре почти нет посетителей, и бармен от нечего делать протирает стойку. Плюхаюсь с совершенно несвойственной мне неуклюжестью на стул и устало говорю:
— Грег, налей мне чего-нибудь.
Он смотрит исподлобья.
— А ты в каком классе, деточка?
Я в шоке распахнул глаза и просто рассвирепел.
— Блять, Грег! Тебя это ебет? Может, ещё прочитаешь нотацию о моем образе жизни?

Так бы и треснул ему в табло! Надоели уже эти его докапывания и шуточки, вот здесь уже сидят.

Над ухом послышалось укоризненное цоканье.
— Ай-яй-яй, такой красивый – а ругаешься, как портовый забулдыга.

Раздраженно оборачиваюсь и теряю дар речи. Заносчивый солист группы 30 Seconds To Mars.
Черт, забыл, как его зовут.

— На себя посмотри, – огрызаюсь. Он с улыбкой качает головой и присаживается рядом со мной.
— Чего ты хочешь?
— Мартини, – отвечаю, не глядя на него.
Я почувствовал касание пальцев к подбородку, и он мягко, но уверенно повернул мою голову к себе.
— Смотри мне в глаза, детка.
— Мартини, – растерянно повторил я, потому что... мне показалось, что он пытался зачаровать меня своими глазами. Огромные, голубые, затягивающие. Пушистые ресницы, подводка по краешку века. Дыхание перехватило.

Он прервал зрительный контакт и коротко заказал порцию мартини.
Молча жду, пока Грег наливает прозрачный напиток в высокий бокал.

— Тебе нравится в нашем клубе? – вежливо интересуюсь, отпив мартини.
— Очень, – обезоруживающе улыбается он в ответ. – Вот, подыскиваю себе компанию для продолжения вечера.
— Эти услуги в нашем клубе не оказывают, – взмахиваю ресницами, но не кокетливо – раздраженно.
— А я и не собирался заказывать это, детка, – смеряет он меня насмешливым взглядом. Словно я несмышленый ребенок, пытающийся играть во взрослые игры. И меня понесло. Словно плотину прорвало.
— Почему ты меня постоянно унижаешь? Если я танцую стриптиз, то я не человек уже? Отбросы общества? Проститутка? Ты хоть понимаешь, ЧТО я выдерживаю каждый день, от таких, как ты?! Все вы думаете, что я пидор, готовый отсосать у каждого желающего или нагнуться раком!
— Э-эй! – он вскинул руки в примирительном жесте. – Я, конечно, понимаю, что работа не сахар. Но с чего ты решил выместить все на МНЕ?

Я, задыхаясь от возмущения, уже открыл рот, но рвущиеся наружу слова так и не увидели свет.
Действительно – почему?

Потому что он мне... понравился.
Показался не таким равнодушным, как все.
Потому что человек с таким голосом и сочиняющий такую музыку не может быть подонком.
Не может?..

Я с досадой выдохнул, спрыгнул с высокого стула и кинулся прочь оттуда, пока окончательно не сломал себе «карьеру» скандалом с другом хозяина. Но он поймал меня за руку и развернул к себе.

— Все профессии нужны, все профессии важны, – произнес он, улыбаясь краешком губ, но тут же посерьёзнел. – Извини меня. Правда. Я повел себя, как идиот.
— Да ладно, – пожал я плечами.
— Кстати, я заказал приватный танец. Пойди приготовься, через полчаса я жду тебя.
— С чего бы вдруг? – вслух удивился я, но тут же прикусил язык. Он, однако, не стал язвить, а с какой-то усталостью в голосе ответил:
— Тебе нужны деньги, а мне... нужно отдохнуть.

Согласно киваю и улыбаюсь одними губами. Он пытливо смотрит на меня.
— Как тебя зовут?
— Билл, – отвечаю, чуть помедлив.
— Я Джаред, – представляется он. Точно, Джаред. Мысленно повторяю про себя – Джаред. Я никого не знаю с таким именем.

В голову пришла неожиданная мысль: он же знаменитый. Не боится, что я завтра же расскажу таблоидам, какие именно приват-танцы он предпочитает?
— А ты гей что ли? – ухмыляюсь.
— А ты нет? – точь-в-точь копирует мой тон.

Вскидываю брови и загадочно улыбаюсь. Дразниться здесь должен я. Что ж, в таком случае, я знаю, какую выбрать музыку.

===

В последний раз бросаю взгляд в зеркало небольшой ванной комнатки. На мне – узкие черные брюки, черная жилетка и майка-сеточка с крупными дырками.
Драный кот, король помойки – так называет этот мой образ Джо.
И мне так в нем уютно.

Смотрю в дверной глазок: он уже устроился на диване напротив маленькой сцены с шестом. Распахиваю дверь и застываю на пороге, соблазнительно изогнувшись. Задерживаю на нем взгляд, а потом с грацией кошки прохожу к музыкальному центру и нажимаю на PLAY.

Никто из нас не проронил ни слова. Они лишние. С ними всегда сложнее.
Я просто докажу, что даже он, знаменитый музыкант-актер-и-кто-там-ещё не сможет устоять передо мной, немецким мальчишкой, зарабатывающим на жизнь эротическими танцами.

Первые звуки, раздавшиеся из колонок, - похожи на сердцебиение. Я волнуюсь, будто перед первым выступлением.

Восхожу на сцену, хватаюсь рукой за шест и медленно выгибаюсь в такт музыке. Боковым зрением вижу, как он не отрывает от меня взгляда. Поворачиваюсь к нему лицом и скидываю с плеч жилет.

You let me violate you, you let me desecrate you
You let me penetrate you, you let me complicate you

Я расстегиваю брюки и медленно спускаю их, проводя руками по бедрам. Музыка окутала дурманящим туманом и отключила мою память – все мерзкие воспоминания о грязных лапах клиентов. Мое тело вспомнило, что стриптиз – это танец возвышенной непристойности, это обнаженная запретность. Это вызов, который не требует ответа.
Резко разворачиваюсь, молниеносно срываю с себя сетку и всем телом сливаюсь с гладкой поверхностью шеста...

Help me, I broke apart my insides, help me, I’ve got no soul to tell
Help me, the only thing that works for me, help me get away from myself

Смотрю на Джареда. Своим взглядом он делает со мной то, что обычно делают парочки на задних сиденьях машины.

I want to fuck you like an animal
I want to feel you from the inside
I want to fuck you like an animal
My whole existence is flawed
You get me closer to god

Улыбаюсь: развязно, соблазнительно. Обхватываю шест ногами и опрокидываюсь вниз головой. Мой танец становится все стремительнее, позы - откровеннее, движения - сексуальнее. Мы смотрим друг другу глаза в глаза, мы одни в этой комнате, в этом городе, в этой Вселенной. Мы принадлежим друг другу.

С ужасом одергиваю себя: да о чем я думаю?!

You can have my isolation, you can have the hate that it brings
You can have my absence of faith, you can have my everything

Я схожу с ума – и со сцены тоже, и сажусь ему на колени. Я кот, просящий ласки у своего хозяина. Я разрешаю погладить себя по шерстке. Чувствую его чуть влажные ладони на своей коже, учащенное дыхание.

Help me tear down my reason, help me, it’s your sex I can smell
Help me, you make me perfect, help me become somebody else

И слышу, как он начинает хрипло подпевать словам песни, да так, что у меня мороз прошел по коже:

— I want to fuck you like an animal
I want to feel you from the inside
I want to fuck you like an animal

Спрыгиваю с его колен, как ошпаренный, но быстро успокаиваюсь и возвращаюсь к шесту. Я на работе. Кое-как в тумане извиваюсь ещё пару минут, показавшихся целыми часами.

Когда музыка смолкает, реальность наваливается снежной лавиной. Мы смотрим друг на друга, едва справляясь с тяжелым дыханием. Я будто в огне, я безумно возбужден, до ярких слепящих точек в глазах... он, кажется, все замечает – в моем-то наряде...

Я физически ощущаю, как заливаюсь краской до кончиков торчащих во все стороны волос и совершенно глупо, по-детски убегаю в ванную. Бессильно опускаюсь на холодный кафельный пол и прячу лицо в ладонях. Что со мной? Никогда, никогда раньше я не возбуждался от того, что танцую для другого. От осознания того, что клиент хочет меня. Раньше было просто приятно, лестно, но тут...

Сжимаю виски, будто это сможет остановить мои мысли. Рвано выдыхаю и наощупь тянусь к крану. Снимаю с себя жалкое подобие белья и забираюсь под ледяной душ.
Я пугаюсь своих мыслей.
Я... не хочу... на него... запасть.
Не хочу.

Выйдя из ванной, я вижу, что на сцене сиротливо лежат пять сотенных купюр.
Средняя цена за мой танец.
Я высоко котируюсь.

Но почему-то я уверен, что он больше не вернется.
Никогда.