[300x342]
Ответ Лейлы
Когда Лейла в чертог царя вошла,
Тот изумился: «Ты и есть Лейла?
Но где ж красы твоей волшебной сила?
Чем ты Меджнуна разума лишила,
Невзрачная, обычная вполне?
И лик, и стан твой безразличны мне!»
Лейла ему: «О царь, не зарекайся,
Ведь ты меня не видишь взором Кайса,
Темны и тяжелы глаза твои:
Ты в вечной не клянешься мне любви,
Мне сердцем не свершаешь поклоненье,
От страсти не впадаешь в опьяненье.
Твой трезвый ум в гордыне вознесен,
Но эта трезвость — самый тяжкий сон.
Лишь человек, с ума сведенный страстью,
Над высшей явью обладает властью.
Хотя в твои закрытые зеницы
Свет Правды и пытается пробиться,
Но ты сквозь сон, что камня тяжелей,
Печешься лишь о выгоде своей.
Увы! Тому, чье сердце к страсти глухо,
Вовеки не взойти к вершинам духа:
Ты преуспел в своих земных делах,
Но в вышнем мире обретешь лишь прах.
Твой взгляд за тенью призрачной следит,
Сама же птица по небу летит.
Ты за стрелой стрелу пускаешь смело
Туда, где тень, а не туда, где тело,
И лишь тогда почувствуешь печаль,
Когда поймешь: конец — и пуст колчан!..»
Здесь Лейла символизирует Божественный Абсолют — цель стремлений и объект преданной любви суфийского адепта («Меджнуна»). В образе халифа представлен человек, ослепленный эгоизмом («печешься лишь о выгоде своей»), который напрасно прожил жизнь, гоняясь за материальными объектами — призрачными проекциями, «тенями» Высшей Реальности. В притче отражено суфийское (соотносящееся с учением Платона) представление о взаимоотношении между прообразом (архетипом) явления, находящимся в вышнем мире, — и его отображением — «тенью» — в мире вещественном. Жизнь становится осмысленной лишь в том случае, если человек находится на пути к «вершинам духа», а не гоняется за «тенью призрачной». Истинный суфий — «человек, с ума сведенный страстью» — является «безумцем» в глазах тех закоренелых материалистов, чей «трезвый ум в гордыне вознесен», «чье сердце к страсти глухо». Однако только духовная любовь служит для души верным проводником в обители «высшей яви».
* * *
Притча выражает глубокую суфийскую идею: рассудочная «трезвость», т. е. рациональное познание, не позволяет проникнуть в истинную природу вещей, поскольку последняя коренится в метафизическом, духовном, мире. Таким образом, «царь» (т. е., говоря языком Священного Писания, «плотский разум») не может узреть ту скрытую красоту вещей («Лейлы»), которая постигается в состоянии экстатического озарения, вдохновения, когда чувства человека обострены и постижение происходит интуитивно («Меджнун» в переводе с арабского — «безумец»). Чтобы не прожить жизнь зря («конец — и пуст колчан»), человек не должен увлекаться «тенями», т. е. изучением лишь частных феноменов бытия («твой взгляд за тенью призрачной следит»). Ему, напротив, следует направить внутренний взор на постижение самой Истины, «отражением» которой является вся множественность феноменов материального мира. Обучение, согласно суфийской традиции, должно вести ученика от явного (физического) к сокрытому (духовному), обострять его внутреннее восприятие, чтобы он не обманывался «кажущейся завершенностью» вещественного мира.