Настроение сейчас - Прикольное

«Он любил, она не любила,
Он забыл – она не забыла…»

Я знаю свою дозу спиртного – вина или пива (крепче я сейчас не пью), которую мне употребить с друзьями можно, а вот дальше уже нежелательно. Выпить же рюмочку больше «нежелательного» – просто нельзя категорически. Если я выпью еще чуть-чуть, то непременно начну рассказывать про Асхата. А эти откровения особо никому не интересны, а чаще даже воспринимаются, как некая непонятная похвальба или сожаление, мол, вот, меня без памяти любил человек, который сейчас один из самых богатых людей моего города, откуда я родом, а я вот… А что «я вот»? Отказалась? Не дождалась из армии? Никто ничего толком все равно не понимает в том, что я собственно сказать-то хочу, какую мысль выразить… И я как-то смято подытоживаю «Вот, мол…» и замолкаю. Порою тут же перехожу на более удобоваримую и захватывающую историю или начинаю кого-то другого слушать, которому удалось перехватить у меня инициативу рассказчика.
Первым признаком того, что приближается момент, когда мне пить уже достаточно, является то, что из скромной и где-то даже зажатой я превращаюсь в разговорчивую и активную. Процесс идет так. Сначала молчаливый фантазер-меланхолик в моем лице превращается в улыбчивого не по делу сангвиника, а потом медлительный флегматик – в энергичного, все сметающего на своем пути холерика. И вот тогда мой рот уже очень трудно закрыть, даже с посторонней помощью. Я несу не то, чтобы чушь, нет, в этот момент моя речь – настоящая находка для шпиона. В такой миг я могу выболтать много секретного и очень личного. И если человек прислушается к моему бессвязному на первый взгляд бреду, он выудит из этих откровений множество любопытных фактов моей биографии.

Конечно так бывает не всегда, не в любой группе собравшихся. Даже выпив крепленого вина, я могу не превратиться в болтушку, а смирно сидеть, четко следуя этикету, периодически вставляя какие-то ремарки по теме в общий разговор или односложно отвечая на вопросы, заданные мне в упор. Причина такого осмотрительного поведения обычно кроется в том, что компания для меня в чем-то такая, что заставляет меня быть острожной в проявлениях своей натуры, например, если за столом сидит преподаватель Университета, который читает мои научные работы, или священник из Церкви, куда я время от времени хожу на исповедь. При них я, конечно, про Асхата рассказывать не буду. А вот в других ситуация вполне могу.
Итак, именно такие рассказы про Асхата и сигнализируют мне и всем окружающим: «Стоп!!! Пить хватит!»
Но ничего не поделаешь… Меня несет, как разбушевавшегося коня или скорее, как льва, потому что я – лев по гороскопу! Почему-то вдруг появляется неудержимое желание излить свои ощущения, мысли и размышления о жизни. А рассказы про Асхата много всего вмещают – и первую любовь, и уезд из родного города, и отношение наций, и жизненный путь, и музыкальную судьбу… Да что там говорить, 18-20 лет, когда мы с ним общались, это такой период в жизни человека, который дает мощнейший толчок на несколько будущих десятилетий, и этот «пинок в жизнь» несравним ни с чем. И именно в восемнадцатилетнем возрасте, а не в семилетнем, складывается будущая жизнь, чтобы там не говорили последователи Фрейда и Юнга. Тут решается, будет ли человек богат или беден, станет ли счастлив в семейной жизни, выберет ли нужную работу, станет ли юристом или лабухом-музыкантом, пойдет в сторону бизнеса или поступит в семинарию…
Часто смеются над напутствием школьных педагогов во время последнего звонка. «Дорогие десятиклассники, перед вами сотни дорог!…» Действительно, сотни... Человек на распутье. И, наверное, именно поэтому встречи тут становятся яркими и запоминающимися, ведь они в каком-то смысле судьбоносны.

Итак, считайте, что я выпила лишнего и начинаю вам рассказывать про Асхата. До этого было только лишь вступление.

Почему же его имя стало в каком-то смысле легендарным в моей жизни? И любила ли я его? И любил ли он меня? И вообще можно ли любить в 18 лет? Или в недоразвитом уме еще и чувств-то нормальных быть не может? На все эти вопросы и мне самой бы хотелось ответить, поразмыслив на тему «Асхат»…

Кто же этот милый юноша с не таким уж частым татарским именем? Признаться, это мой первый парень, с которым я вполне законно дружила после окончания школы, когда поступила в одно учебное заведение. Правда, дружить я с ним начала не сразу, а только через несколько месяцев учебы. Но все по порядку…

Я была первокурсница, а Асхат учился уже на последнем курсе, и был одни из лучших – и по учебе, и по активности – участвовал вовсю в общественной жизни, был на виду. В общем, был этот Асхат, несмотря на самое что ни на есть татарское имя (как сказали бы русофилы), личностью незаурядной и талантливой. Но об этом позже. Сначала я опишу первую случайную встречу, когда мне посчастливилось с ним столкнуться.

Встреча двух незаурядных личностей (обратите внимание, я себя ведь тоже не самоуничижаюJ) состоялась во время золотой осени, в пахнущем кострами сентябре, в колхозе на уборке свеклы. Труд каторжный и однотонный, кстати сказать. Меня ужасно утомляло убирать эту темно-бордовую свеклу, тем более что она была совершенно несъедобна в сыром виде. Вот, понимаю, когда мы в детстве собирали яблоки и сливы в Краснодарском крае. Так там хоть наешься во время сборки до отвала. (Денег не платили, а поесть давали…) А тут собираешь эту несъедобную свеклу, всю покрытую землей, бросаешь в деревянные огромные ящики, с человеческий рост. Скукота! А поле-то большое. «Поле… Русское поле!» Идти далеко... Причем, в наклонку, медленно. Бр-р-р-р… Крестьянский труд явно не был моим призванием.
И насколько нудна и неинтересна была работа по уборке свеклы, настолько приятно и весело было отдохнуть, балагуря, в обеденный перерыв примерно около двух часов. Смех! Шум! Чай. Смешные ситуации. Разговоры…Запах костра.

И вот на таком веселом перерыве, я услышала, что кто-то крикнул: «Асхат!». Повернув голову по направлению соседней полянки, где расположились старшекурсники, я как-то невольно в голове у себя отметила, что человек, которого называли этим именем, на татарина-то совершенно и не был похож. Узкое, аристократическое почти лицо, большие карие глаза, темные прямые волосы средней длины, тонкие, совершенно не восточные губы. Он не был похож на татарина на первый, беглый взгляд, хотя, собственно говоря, какое мне было дело – похож или не похож? Просто увидела, что человек, которого постоянно веселыми голосами окликали - то один, то другой человек (он всем, видимо, был нужен), совершенно не был похож на «асхата», а скорее на какого-нибудь «андрея» или «сережу».
Но тем не менее в последствии он оказался самым что ни на есть чистым, коренным, если так можно выразиться, татарином. И именно это, во всяком случае, он так считал (или считает), сыграло определенную роль в том, что наши отношения стали развиваться по одному, а не по другому руслу.

Как удивительно складываются людские отношения – незаметно, по кубикам, по кирпичикам. Сегодня Асхат сказал фразу: «Какие вы зеленые с Ольгой!»
«Как это – зеленые? – подумала я, - В каком смысле? Платье что ли зеленое?»
Завтра посмотрел дольше, чем обычно. Как-то постепенно, маленькими шажками, я вдруг пришла к осознанию того, что при его появлении в комитете комсомола, куда я попала с легкой руки своей подруги Ольги – активистки до мозга костей, и где плотно заседал (это понятно), или вернее, постоянно забегал, наведывался, нужный и необходимый всем Асхат, у меня что-то там внутри ёкает и замирает слегка.
Но все мои тайные мечтания обрушились в ноябрьские праздники. На вечере оказалось, что Асхат (конечно же, как я сразу об этом не догадалась!) занят. Удивительно, но ехали мы с вечера-танцев, в одном троллейбусе. Мы - с неизменной подругой Ольгой в середине салона, и Асхат со своей девушкой - в конце троллейбуса. Парочка стояла, романтично держась за поручни и глядя на уплывающие огни светофоров.

Было понятно, что Асхат не на шутку привязан к этой блондинке с шикарной фигурой и никуда уходить от нее не собирается.
Она, действительно, была очень милой и привлекательной студенткой, и по всей видимости, талантливой, потому что училась на престижном факультете. И закрыть глаза на все ее бросающиеся в глаза достоинства было просто невозможно. Я понимала, что от таких, как она, просто так не уходят. Мои шансы по заарканиванию товарища по комитету комсомола были на нуле. Во всяком случае, мне так казалось.

Но мало ли что кажется? А в Новый год все как-то стало перетекать и меняться в более выгодную для меня сторону. И 30 декабря один танец был мой. А на нашей вечеринке комитета комсомола той блондинки с высокими бедрами вообще не было. А потом было 8 марта, и именно в эти весенние дни Асхат попал в больницу с аппендицитом. Конечно же, долго не размышляя, мы с Ольгой пошли его навестить, как члены комитета комсомола другого члена.
И потом, через пару месяцев, когда мы уже вовсю дружили с Асхатом, он мне сказал, что именно тогда, когда он спускался в жалком, байковом халате по лестнице приемного отделения и увидел нас с Ольгой, то он, глядя на меня, что-то почувствовал – в первый раз…

Во время дружбы с Асхатом – не такой уж долгой, потому что осенью его забрали в армию – было много приятных, радостных минут, примерно, таких, как обрывание в парке веток сирени (парни стали на спинках лавочек и рвали, рвали нам эти пахнущие весной ветки…), но и много, конечно, всяких обид, недомолвок и недоразумений.
Был и первый обман, и первое разочарование. Но все-таки мы с ним дружили достаточно крепко и серьезно. И я бывала частенько в их татарской компании родственников, причем, вместе с моей подругой Ольгой. Мы почти повсюду бывали втроем. Дружба втроем… Это было как-то не по взрослому, хотя в то время казалось вполне нормальным.

Сейчас все это пишу, а как будто бы окунаюсь в те веселые и беспечные дни, когда кабальная своими жесткими правилами и частой несправедливостью школа уже закончилась, а по-настоящему взрослая жизнь еще не началась.
Юность – самое беспечное время, и, наверное, самое бездумное, когда совершается больше ошибок, чем в другие периоды жизни. Ослабевает или вовсе исчезает контроль старших в лице педагогов и родителей, а сам человек еще не научился себя контролировать да и еще не понял, зачем это ему, собственно, надо. Увещевание некоторых преподавателей, мол, берегите здоровье уже сейчас, или – не упускайте время – оно самое дорогое, что у вас есть, воспринималось как смешной лепет испуганных жизнью «старичков», хотя сейчас я понимаю, что они были во многом правы.
Но очень трудно настроенных на весну молодым понять мудрых стариков. Взрослый человек говорит: «Не пей водки! Это вредно!» Молодой думает: «Почему же вредно? Это же так весело. Ну, и что такое – стопка водки? Или две… Зато сколько ярких впечатлений!»

Вот думаю, писать проду?