Как-то, в день смерти Ельцина, мы (я, биксы, «батьки») решили соорудить шашлычки за исторической крепостной стеной, местностью, пользующейся славой «демократической» бухальни, не отвращающей своими просторами ни бедного, ни богатого, ни бомжика, ни бурсака. Выгоревшие холмики принимают любую дурь и «кажную» персону, ищущую смыслы в закопченных шампурах и запотевших бутылях. Но если в головном загашнике некоторых существует кое-что большее, тогда натур-посиделки могут принимать буквально внесезонный характер (частенько винно-мясной натюрморт контрастировал со снежным хрустом спускающихся лыжников, но нас – законьяченных пофигистов – это нисколько не настораживало). Основное же – это поговорить. Так и принимал он нас, сероватый пейзаж пожелтевших трав, разбитый на равномерные ячейки полуэкстатичных бесед, профетических монологов, скрепленных ядерно коктейльным рецептом из знакомых всем компонентов. Среди нас были Белочка и Суслик; нетрудно догадаться, кто стала впоследствии моей «юдолью радости и плача», ведь мое сознание страшно завлекают зверьки с пушисто-мягкими хвостами. Наш ершовый трип шел по весьма продуманным, отформатированным лекалам; выпивка следовала за шумно-провокативным диспутом и разбавлялась нестройным пением-ором, порченным некими здоровыми свинками. Атональное «многая лета!» с шуточно антиобщественными вставками станет суточным проклятием всего центра города, до того момента, когда истошный крик не перевоплотиться в самоуспокоенный храп. «Весело» и «грустно» синхронизировались, ведь я уже ощущал, что прошлая энергийная дружба с некоторыми из «рясоносцев» подходит к традиционно социальному окончанию; «фрики» и неформалы в одну сторону, а служители «символичного» – в другую. Ныне общение со многими минимизировалось до сухих размеров единичного общественно адаптированного SMS. О насыщенном наследии «томпсоно-подобной» черни в славянской обертке многие из идейного сообщества решили позабыть. В общем, сплошное стерильное чистоплюйство, доведенный до монструозных размеров, морализаторский декаданс. Сценарий «природной» веселухи предполагал тщательное потребление всех съедобных и выпиваемых остатков, постепенно переходящее в поиски очередного дикого местечка с танцами и полулитрами. Дорога обязана быть шумной, иначе может нагрянуть, перечеркивающее прежние усилия и заслуги, пост-алкогольное уныние, предательски очаровывающее домом, сном, теплом, ванной. А в «пищевой цепочке знаков» нарочито упорядоченный шум стремится совлечь с себя всю иррациональность и хаотичность, чтобы послужить хитро закодированной идее самоорганизованных – бунтарства, деструкции, обновления. В изрешеченной, редеющей толпе затянулась «вечная память коронованному пьянчужке Б. Н., олигархически-бандитский режим которого стал безучастно начальной ступенью нынешней, жестокой, беспощадной тоталитарности, переломавший в муку крепчайшие кости нонконформизма и благородства; мы – безропотные твари – тихо по-бурлацки мычим, воспевая свою воловью судьбу». Наступила пора низкопоклонства, лизоблюдства, отвратительнейшего приспособленчества и мы заочно и заранее отпеваем ее как мертворожденную, «трупоподобную», вирусно трясущую культями, эпоху безвременья и утрат. На истощающийся мужской силой почти-девчачий хор эксцентричных песнопений-упреков естественно собираются уродские личины великорусской «гопоты». «Пу..нские проститутки», - отозвалось из знаковых глубин любимой женщины; да, бесплатными, безропотными подстилками можно назвать тех, кто живет в навозе и защищает текущую реальность утопающих в неге и изобилии богатеньких розовощеких нуворишей. Ну, и они, прислужники плутократов еще получили свою маложирную «косточку». Изредка проясняющийся и в моем собратстве «световых мечей» некто «гарик», неплохо разруливший ситуацию с не-official «гопниками эльфа Доби», не справился с мощным напором парковых яств и пития, оказавшись крепко спящим на пустынной автобусной остановке – универсальной территории для безопасного заработка «трэшовцев» (поездка на их чудо-мобиле стоит мобильник, хотя существует «гибкая система скидок»). Но к чертям старые обиды и недомолвки, когда безобидного чудачка, сливавшего с моего балкона пузырьки валерьяны под дикий ор обезумевших кошаков, уже нет среди нас из-за типичной «злоебучей суки». Он сейчас смотрит на стену из желтого кирпича с той стороны… Вечная память!