СМИ ныне осуществляют архаичную функцию дистрибуции сакрального ужаса, хтонического «ангст» постсовременного сообщества. Возьмем в пример недавних николаевских насильников. Естественно, силами государственных медиа дискурс был переведен с уголовно-правовой тематики к воинствующему этицизму и чиновничьей коррупции; экран демонстрировал самые низменные феодалистские картинки с возвещением самосуда и обозленными лицами обывателей, взывающих о божьей каре и сверхчеловечном возмездии к выродкам, зверям, животным. Но была ли здесь животность? Скорее холодный интеллект, движущийся сугубо в пространстве юриспруденции, и несколько трансформированный алкоголем. Поступки этих отморозков были «животные» в силу их исключительных действий в бихевиористском поле стимул-реакция. Они – не аморальны, а внеморальны. Громадный уголовный срок ответственности за часовое удовольствие и был причиной насколько бесчеловечных, настолько и обусловленных ригоризмом текущего уголовного права, деяний. Мажоры-отморозки пытались убить жертву и избавиться от трупа, отталкиваясь от поверхностного знания УК Украины и гангстерских голливудских триллеров: «Нет – тела, нет – дела». Какая ж здесь аморальность и зверство в буквальном смысле, - скорее речь идет о «законченном цинизме, животности «человека уголовного». Здесь уже не средневековое зверство, а прагматичный рассудок постсовременного консюмеризма, более всего страшащегося утраты технологического комфорта и социальных благ на продолжительный срок «гуманного» тюремного заключения. Даже крокодилье «сердечное признание» одного из участников ни одной чертой не смахивает на стандартное покаяние, а детерминировано правовыми послаблениями этого «поступка». Таким образом, в проигрыше оказались обе стороны ситуации (отморозки поплатятся более чем за столь громкий «износ», и под давлением «общественного мнения» в том числе). Ну а, в выигрыше, как всегда, - СМИ. Медиа-индустрии крайне выгодны эти ситуации, и с позиции периодического их повторения и широкомасштабных эмоциональных реакций на этот, ставший уже постсовременным и информационным, Ужас. Отсюда такое количество крайне бесполезных, но переливающихся через край эмоциями и ложной эмпатией, моралистичных интервью и популистских рефренов об ужесточении соответствующих уголовных статей. И последнее – самое интересное. «А что если», выйдя за рамки буржуазной морали, и фиксируясь исключительно на уголовно-правовых принципах, данный случай является следствием ужесточенной формы ответственности за изнасилование, толкая хладнокровных насильников на более тяжкое преступление. Фактически ужесточение ответственности, выносят приговор не только виновному, но и жертве. Разве явление «сексуальных маньяков» не плод уголовной системы постиндустриального общества, возвращающегося к архаичному популизму увеличение ответственности. И здесь более общая проблематика функционирования насилия в рамках консюмеристского социума. Запрет на насилие над женщиной ведет к пусть и более редким, но летальным исходам. Это – проблема безопасной системы, закупорившей эффект насилия в емкости социальной власти, то и дело масштабно прорывающейся. Система «отсутствия Зла» усыпляет обывателя, подталкивая его на затяжной марафон в поисках консюмеристских удовольствий; насилие изредка показывает свой звериный оскал, но с той деликатной периодичностью, позволяющей опомниться, отойти, забыть. А будоражить наш разум будут не сами по себе объекты Реального, но бушующее Воображаемое медиа-индустрии. В нашей идиллической псевдокрестьянской жизни феномены насилия, боли, смерти, уродства с вящей новостной периодичностью артикулируются СМИ. Современные медиа на деле подменяют собой традиционные институты религии, культуры и пр., репрезентируя пластмассовые экзистенциалы…