Постмодерн, как ни парадоксально, слишком далек от омассовления; все его интеллектуальные причуды могут быть по достоинству оценены лишь узкими группами. К тому же он редко обращается к сфере «экзистенциального», а если и интересуются проблематикой жизненности, то в предельно семиотическом русле. Ощущается сугубая специализированность. Такая интеллектуальная рафинированность пугает, уставший от отягощающих человеко-часов и посткапиталистической дисциплинарности, пролетариат. Постмодерн осуществляет свою динамику на уровне трех или четырехступенных дискурсов, конструирует посредством многажды переработанных языков. Он уже давно перескочил через бинаризм аналитического и синтетического языков, креативный произвол языка-объекта. Пуристский «постмодерн» - это коннотативная, не без высокохудожественных амбиций, трактовка модернистских (интерпретативных) текстуальных последовательностей. Нам представляется такое количество семиотических слоев, что добраться до приемлемого обывателю «жизненного мира» совершенно невозможно. Постмодерн без лишней патетики можно назвать «магией текста», алхимией знаков», ведь за всеми процедурами с Означающими нельзя не заметить сложную для неподготовленного восприятия игру коннотаций. Коннотация на коннотации. Вероятно, более чем абстрактное качество всех «сильных писателей» постмодерна, идентифицируемое скорее интуитивно, «на слух». Постмодерн – ни химера, ни взбесившийся инцестуозный мутант. Нет! Наоборот, это – самый что ни на есть феномен «нормальности», поглотивший все ресурсы, контекст, окружение, поэтому принявшийся за поедание собственных экскрементов, да и поглядывающий на свои (с виду ненужные) органы. Мощнейшая переработка, не пропускающая ни одного полезного вещества; так и постмодерн – это классика, не упускающая ни одного коннотативного значения. Высококачественные текстуальные последовательности, не способные декларировать эйдосы тезисно, чтобы не оказаться чистейшим плагиатом классической традиции. Классицизм достаточно быстро исчерпал все дискуссионные темы, обратившись к плавающей области виртуального, фиктивного, художественного. Но и это не помогает. Аналитика виртуальных миров не интенсифицирует концепты, но переносит их на мистическую почву. Поэтому и постмодерн эзотеричен, антидемократичен, ведь он уже одной ногой в краях несуществующего. Ну и проявляясь лишь в переработанных массовой культурой кредо, вроде «постиндустриальный век движется симулякрами», или «этот капиталистический мир спасет шизофреническое мышление». Постмодерн – это работа с Остатком, и данный факт надо рассматривать не как экстраординарный эффект, но как естественное следствие интенсивного познавательного поглощения.