В отношении любой общественной мысли принято делить, правда, весьма условно, её на несколько основных направлений: консерватизм, либерализм, социализм. Часто грани между этими направлениями оказываются стертыми, и трудно определить к какому направлению отнести того или иного философа или ученого. Нередко религиозно-философский консерватизм может сочетаться с политическим консерватизмом. Это хорошо видно на примере П. Чаадаева, учение которого зависит от французского консерватизма (Шатобриан, де Местр, Бональд), что не помешало Чаадаеву придерживаться оппонирующего мнения, когда он касается русской действительности.
К традиции отечественного консерватизма можно отметить: М. Погодина, М. Каткова, Н. Данилевского, Н. Страхова, К. Леонтьева, Л. Тихомирова, К. Победоносцева. Они создали своеобразную систему отечественного консерватизма, которая охватывает вопросы теологии, космологии, антропологии, гносеологии, историософии. Что не означает отсутствия отдельных разногласий внутри единого консервативного лагеря. Консервативная философия истории наиболее полно и ясно изложено в работах Н. Данилевского, К. Леонтьева, Л. Тихомирова. Их работы представляют своеобразную эволюцию консервативной историософии: К. Леонтьев многое взял у Н. Данилевского, Л. Тихомиров сам называл себя учеником К. Леонтьева.
Отечественный либерализм – дифференцированный феномен. Здесь куда меньше единства, чем в консервативном лагере. Особенно ярко это проявилось в политической практике и в теоретических работах либеральных деятелей в период 1902-1917 гг. Выделяют либерализм консервативный (Б. Чичерин, К. Кавелин); либерализм «Вех» (о. С. Булгаков, П. Струве и др.); религиозная философия Вл. Соловьева и его последователей; "демократический" либерализм П. Милюкова. Либеральное мировоззрение менее последовательное в сравнении с консерватизмом и социализмом, балансирует между двумя крайностями. В конце концов, с логической неизбежностью либерализм оборачивается своей противоположностью. Либерализм неуклонно смещается влево. Другими словами, неизбежна была его эволюция от консервативного варианта Б. Чичерина к демократизму П. Милюкова. Поэтому для своего сохранения это мировоззрение нуждается в определенной консервативной прививке. Можно говорить о его магистральной линии русского либерализма. По мнению ряда исследователей (М. Карпович, В. Леонтович, И. Осипов), ее нужно искать в творчестве либерал-консерваторов. С консервативно-либеральных позиций критиковали левый либерализм Е. Спекторский, Ф. Степун, Н. Бердяев. Во многом в данную парадигму вписывается и философия права И. Ильина.
Отечественный социализм представлен двумя основными направлениями: народничеством и марксизмом. Внутри каждого из них можно выделить ряд оттенков - от либерального до крайне левого. В русском марксизме есть две ключевые фигуры: Г. Плеханов, В. Ленин. Г. Плеханов - марксист ортодоксальный. В. Ленин творчески переработал марксизм, дополнив его своими оригинальными идеями.
Любое общественное изменение начинается с "брожения умов", возникновением системы идей, выходящих за рамки сложившихся отношений. Различные философские направления делают из этого факта противоположные выводы: идеализм видит сущность исторического процесса в идеальной сфере; для материалистов история является одной из форм существования материи, любые идеи обусловлены исторической ситуацией, прежде всего – развитием производительных сил.
Однако даже в идеализме предельным основанием истории не являются идеи. Они не появляются из небытия, их существование и диалектика также чем-то обусловлены. В марксизме понятия выражают определённую ступень диалектики природы, являясь ее идеальным отражением. История выступает как часть целостного космологического процесса, цель которого – осуществление абсолютной свободы. Последняя есть не что иное, как объективное отражение в сознании человека законов и принципов движения материи во всех ее формах. В конце концов, идеи обусловлены степенью свободы человека, независимости от стихийных сил природы и истории.
В философии истории русского классического либерализма, основанного на идеях Гегеля, место природы занимает Абсолютный Дух. Идеи суть диалектические моменты его раскрытия они являются основой сознательной и целенаправленной деятельности людей. Посредством этой деятельности идеи воплощаются в материальных силах истории.
Одним из вариантов отечественного либерализма можно считать политические и правовые аспекты учения Владимира Соловьева. Соловьев предпринял попытку преодолеть рационализм и отвлеченный идеализм Гегеля и его русских последователей. Подлинное основание истории усматривается им ни в материальном, ни в идеальном начале, а в их единстве. История - процесс воплощения Бога. Оба начала - материальное и духовное - стремятся друг к другу, соединяясь в человечестве. В этом взаимном движении и состоит содержание истории, которая представляет собой богочеловеческий процесс. Однако соединение Творца с творением не является необходимостью, оно обусловлено любовью, то есть свободным стремлением Бога к человеку и человека к Богу. Именно в любви видит Соловьев самое глубокое основание исторического развития.
Любовь - прежде всего состояние воли, а не ума. На это делает акцент консервативная философия Л. Тихомирова. С его точки зрения, историческая деятельность людей и человеческих обществ зависит от представления о высшей силе, управляющей миром, то есть религии. Это представление находит свое выражение в различных идеях, видимо направляющих историческое движение. В конце концов, их предельным основанием является направленность человеческой воли: либо к Богу как источнику всякого бытия, либо в противоположную сторону – к самоутверждению и самоуслаждению. Борьба этих двух тенденций и составляет содержание истории.
Говоря о цели истории, представители всех направлений отечественной общественной мысли видели ее в реализации свободы. Либералы имели в виду свободу личности от внешних ограничений (прежде всего политико-правовых). Внутренняя (нравственная) свобода ставится в зависимость от внешней. Историческим идеалом мыслится такое состояние общества, при котором свободная и самостоятельная деятельность индивидов не будет источником противоречий между ними и общим благом.
Понимание свободы в марксизме более последовательное. Марксисты совершенно справедливо указывают на фиктивный характер либеральной свободы, при которой личность, обретая политическую независимость, остается ограниченной существующими социально-экономическими условиями своего бытия. Человечество окончательно обретет свободу лишь тогда, когда будут познаны все законы развития природы и общества.
С точки зрения консервативной философии, это приведет к строгой регламентации не только внешней, но и внутренней жизни человека, что приведет к духовному рабству. Свобода в консерватизме мыслится как способность нравственного самоопределения личности на основе глубинной онтологической связи с миром абсолютных ценностей. В пределах истории реализация свободы невозможна, и она не может быть целью для внешних форм человеческого общежития. Можно сказать, что свобода является абсолютной ценностью для антропологии консерватизма, но не его политической философии.
Проблема форм реализации цели исторического процесса, говоря религиозным языком, может решаться эсхатологически и хилиастически. Хилиазм - это учение о тысячелетнем царстве Христовом на земле, в секуляризированном варианте - это концепция, согласно которой возможно установление такого строя, при котором будут разрешены все противоречия человеческого бытия. Марксисты в своем учении о коммунизме соглашаются с этой концепцией. Сложнее с либерализмом. В классическом варианте он находил свой идеал разумной действительности в идее правового государства. Оно "есть абсолютная неподвижная и конечная цель, в которой свобода достигает высочайшего своего права". Согласно учению П. Новгородцева, общественный идеал никогда не осуществим, он является этической нормой, образцом для исторической действительности. Однако с формальной стороны он уже воплотился в западноевропейском общественно-политическом устройстве. И именно на этот факт обратило внимание массовое либеральное сознание. В. Розанов в свое время четко уловил в подобных настроениях привкус хилиазма: "настанет... "1000 лет" блаженства, когда будут писаться только либеральные статьи, произноситься только либеральные речи и гидра национализма будет раздавлена".
Консервативное сознание эсхатологично. Оно не ищет идеала ни в историческом прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Цель истории осуществляется вне нашего времени и пространства. "Все здешнее должно погибнуть" (К. Леонтьев). Государство ограничивает разгул человеческих страстей, а право обеспечивает минимум добра в обществе и не дает злу окончательно проявить себя в истории. Другими словами, признавая тщетность всех попыток человечества своими собственными силами изменить социально-политические отношения и тем самым увеличить границы человеческой свободы, консерваторы считают все зло и все несовершенство бытия неизбежным и непреодолимым в рамках человеческой истории.
Периодизация истории определяется общим представлением о характере исторического развития. Если он рассматривается как единый линейный прогресс, направленный к определенной цели, то этапы исторического развития будут являться ступенями ее осуществления. Не соглашаясь с подобной концепцией, Н. Данилевский первым в европейской философии попытался научно ее опровергнуть. С его точки зрения, единой общечеловеческой истории не существует. Есть история отдельных культурных типов. По отношению к каждому из культурно-исторических типов можно говорить о его развитии, которое проходит несколько этапов. Но общего прогресса не существует.
Наиболее последовательно первая точка зрения отражена в историософской концепции Б. Чичерина. В согласие с Гегелем, он понимает историю как диалектический процесс раскрытия Абсолютного духа. Развитие идет от первоначального нерасчлененного единства (родовое сознание) через раздвоение к единству высшему (правовое государство). В структуре исторического процесса, таким образом, Б. Чичерин выделяет три ступени. Им соответствуют два периода самопознания человечества: синтетический и аналитический. Периоды самопознания совпадают с переходными эпохами. Первой такой эпохе характерно религиозное постижение Абсолюта. Второй - философское. Философия познает Абсолют теоретически, она подвергает религию логическому анализу и тем самым подготавливает почву для более совершенного синтеза в религии духа, в преддверие возникновения которой находится человечество.
Историческое развитие последовательно подводится Б. Чичериным под эту схему. Так, в период первоначального синтеза господствуют натуралистические религии, которые служат основанием теократических государств. Затем следует аналитический период, классическим выражением которого стола античная философия. Ей сопутствует античная полисная демократия. Здесь также еще остается нераскрытым принцип личности. Кризис античности подготавливает новый нравственный синтез в образе христианства, с которым приносится в историю понимание абсолютной ценности человеческой личности. Однако Христово учение раскрывается не сразу. Первоначально ему сопутствует средневековый порядок с его раздвоением духовного и материального мира. Духовный кризис средневековья подготовил наступление новой аналитической эпохи (европейский рационализм нового времени). Этому вторичному аналитическому периоду еще характерно социально-политическое раздвоение: борьба наций, государств, классов, партий. Но в это же время происходит небывалое развитие самосознания личности, которая приводит к потере связи с Абсолютом. Период индивидуализма подготавливает необходимость новой, завершающей синтетической эпохи религии Духа - высшего единства человеческого рода.
В марксизме основная схема исторического развития имеет много общего с либеральной, поскольку обе основаны на философии Гегеля. История здесь также представляет собой процесс развития от первоначального единства (родовой строй) через отчуждение к единству высшему (коммунизм). Между этими крайними пунктами исторического развития марксисты выделяют еще три его периода (общественно-экономические формации): рабовладельческий строй, феодализм и капитализм. Каждой формации соответствует свой тип экономических и социально-политических отношений, для которых характерна определенная степень раскрытия свободы. Коммунизм - завершение космологического процесса в целом, достижение высшей свободы.
С точки зрения консервативной мысли, что либералы и марксисты называют общечеловеческой историей, есть история только одной западной цивилизации. Н. Данилевский и К. Леонтьев выдвинули теорию культурно-исторических типов, развитие которых и составляет содержание истории. Каждый такой тип представляет собой замкнутый и ограниченный во времени и пространстве культурный организм. В его основе лежит определенная идея - духовный центр, "деспотическое единство" типа, не дающее ему разлагаться. Эта идея воплощается в религии, экономике, политических и бытовых отношениях - во всех сферах исторического бытия культурного типа. Она обеспечивает его своеобразие и направленность.
В истории не наблюдается прогресса. Как всякий организм, культурно-исторический тип проходит три основных этапа своего развития: 1) первичной простоты, 2) "цветущей сложности", 3) вторичного смесительного упрощения. Учение о последней стадии развития культурного типа является наиболее значительной частью философии К. Леонтьева, в которой главный акцент делается на неизбежности гибели любой цивилизации.
Все консервативные мыслители согласны с тем, что ценность культурно-исторического типа не зависит от его вклада во всемирный прогресс, а заключается в нем самом: «Народ вовсе не обязан выступать со всемирно-исторической миссией в данный момент, а затем умереть, он не обязан служить переходной формой». Однако Н. Данилевский и К. Леонтьев расходятся в вопросе о взаимном влиянии культурно-исторических типов. Если первый считал его несущественным фактором исторического развития, то по К. Леонтьеву возможна преемственность не только высоких образцов культуры, но и самих ее духовных основ. В этом причина всемирного значения отдельных исторических типов: античности, европейского средневековья, Византии. В отличие от своего предшественника, К. Леонтьев не отрицает факта существования единой всемирной истории. Она развивается по тем же законам, что и отдельные культурные типы. Цветущая сложность истории - это возникновение, развитие и взаимовлияние различных культур. Нивелирование их различий, возникновение единой для всех цивилизаций будет сопровождать процесс гибели человечества.
Глубокие корни в восточнославянском сознании имеет религиозное истолкование культуры. Подобные традиции мы находим уже в творениях Нестора Летописца и митрополита Иллариона. В 19 в., пожалуй, П. Чаадаев впервые остро поставил вопрос о религиозных истоках своеобразия русской истории. Мировая история, с его точки зрения, - это воплощение Царства Божия в земных формах. Сознание этого составляет весь пафос католичества, в этом причина его политической и социальной активности. Православное сознание в этом отношении противоположно римскому христианству. Россия, приняв от Византии ее религию и культуру, обрекла себя на прозябание на задворках христианской истории. Позднее Чаадаев изменил свой взгляд на Россию. В православном он увидел нераскрытые возможности, благодаря которым именно Россия может воплотить в жизнь христианские идеалы, лишь частично раскрытые Западной Европой. В православии видели глубинную основу восточнославянской цивилизации и славянофилы. В Западной Европе христианство приходит в мир, уже отягощенный прочными историческими традициями. Римское образование, основывавшееся на юридическом мировоззрении, варварское стремление к завоеваниям смешиваются с папскими амбициями, и это смешение составляет суть западной цивилизации.
В ее истории А. Хомяков видит историю падения христианства. Это отступление и составляет главное содержание западноевропейского прогресса. В Древней Руси, напротив, византийское христианство обретает девственную почву, не обремененную историей. Более того - ее бытовой и хозяйственный уклад сам по себе оказывается близким к христианскому идеалу мироустройства. Православие и сельская община, таким образом, являются условием особого восточнославянского пути.
К. Леонтьев еще более строг по отношению к русской истории. Его философия лишена того бытового благодушия, столь характерного ранним славянофилам. Своеобразие восточнославянской цивилизации не имеет никаких национальных корней. Ни община, ни что-либо иное чисто славянское не спасли бы ее от быстрого обращения в историческое ничто. Своеобразие России полностью обусловлено теми началами, которые Древняя Русь приняла от Византии. Строгое монашеское благочестие, самодержавное государственное устройство, аскетическая нравственность, эсхатологическое сознание – вот содержание той "деспотической идеи", составляющей суть восточнославянской цивилизации, не дающей ей разлагаться. В этом залог ее национальной самобытности и смысл ее бытия.
В либеральной и марксистской историософии мы видим несколько иной характер решения данной проблемы. Национальные особенности не наделяются здесь сущностным значением. Стержень любой цивилизации составляют не объективные законы, по каким все они развиваются (марксизм) или те общечеловеческие идеалы, направляющие прогресс всех культурных типов (этический критицизм П. Новгородцева).
В философии Г. Плеханова важным элементом является его истолкование диалектики исторической формы и содержания. Производительные силы определяют сущность общественного явления, однако на его историческое воплощение влияют различные факторы. Таким образом, различные по форме явления имеют тождественное содержание. Философы либерализма не пользуются столь отчетливо диалектическим методом (за исключением Б. Чичерина), однако их понимание восточнославянского своеобразия сходно с диалектикой Г. Плеханова. Особенности восточнославянской цивилизации не заданы в качестве каких-то метафизических начал, присущих только данному народу. В согласии с марксистской историографией утверждается, что эти начала формируются в процессе исторического развития и носят вторичный характер по отношению к общечеловеческому содержанию культуры. Если для мыслителей-консерваторов факт национальности стоит бесконечно выше общечеловеческой культуры, то для либералов и марксистов на первом месте - европейский характер русской культуры, а на втором - национальный.
Если обратится к либеральной историографии, то факторы русской истории можно классифицировать следующим образом: 1) геополитические; 2) социально-политические; 3) религиозно-культурные. Мы не будем останавливаться на подробной характеристике каждого из них. Их влияние на русскую историю подробнейшим образом раскрыто в исторических монографиях историков "государственной школы" и либеральной публицистике. Отметим только, что классический либерализм главную особенность восточнославянской цивилизации видел в определяющей роли государства. В государственном начале либералы "видели стержневую идею русской истории и ее главные отличия от истории западноевропейских стран"
Европа для отечественной мысли всегда была тем "иным", в отношение к которому решался вопрос о сущности восточнославянского исторического пути. Любой человек, поставивший перед собой вопрос о судьбах России, так или иначе, сталкивается с проблемой взаимоотношения Востока и Запада. Вопрос об отношении к Европе является актуальным не со времен П. Чаадаева и даже не с Петра I. Уже в Московский период зарождаются те типы отношения к Западу, которые найдут свое теоретическое оформление в спорах 19 - 20 вв. Страх и отторжение Европы как мира апостасии, преклонение перед "немецкой слободой", реализм Петра I (взять все, что нужно и "повернуться задом") - все это мы найдем и в 19 в. Обе культуры оказываются нерасторжимо связанными между собой и эта связанность признается даже самыми враждебными по отношению к Западу мыслителями.
Образ Европы двоится в восточнославянской общественной мысли. С одной стороны, это "страна святых чудес" (Хомяков), царство свободы (Герцен), с другой гибнущий мир мещанства, пошлости и всесмешения. Причем эти два образа совмещаются в творчестве одного и того же мыслителя. Однако есть философы, для которых характерно очень ровное восприятие Западной Европы. Это, прежде всего либералы и отчасти марксисты. Поскольку отечественный либерализм основан на гегельянстве или позитивизме, то в Европе он видит цивилизацию, наиболее продвинутую на пути общечеловеческого прогресса. Б. Чичерин обосновывает эту концепцию диалектикой Абсолютного Духа. Т. Грановский и К. Кавелин - христианством. Большинства позитивистов - целым рядом природно-исторических факторов. Что же позволяет им делать такой вывод? Важным и существенным принципом западничества и либерализма является "вера в существование общечеловеческих начал и общеобязательных идеалов". Именно в западноевропейских формах – политических, социальных, экономических, культурных – нашли воплощение эти принципы, заданные для всей общечеловеческой истории.
Так, "классический либерализм" в лице Б. Чичерина и Н. Кавелина сущностью западноевропейской культуры считал идею личности. В самом начале эта цивилизация заявляет о себе как личностной. Европейское историческое движение "началось с блистательного развития индивидуального начала, которое более и более вставлялось, вдвигалось в условия государственного быта". Раскрытие этого начала и приводит к тому строю, который сложился в Западной Европе. Правовое государство - общественный идеал, вершина политической философии и практики. П. Новгородцев с позиции этического критицизма утверждает, что вся история государств и политической мысли предстает, как стремление утвердить идеал правового государства. Идеал этот выстрадан и впервые отчасти воплощен в жизнь именно в Западной Европе.
Высоко оценивал современную Европу и Вл. Соловьев. Называя в молодости ее "нужником", он в своей поздней статье "Об упадке средневекового миросозерцания" делает вывод, что "социальный прогресс последних веков совершился в духе человеколюбия и справедливости, т.е. в духе Христовом", тем самым, утверждая наибольшую приближенность Западной Европы к завершению богочеловеческого процесса во всемирной теократии.
Русский марксизм чем-то близок либерализму Вл. Соловьева. Для него, как и для либерализма в целом, также необходимым элементом является взгляд на Европу как на авангард исторического развития. Там и пережитков феодализма меньше и демократии больше, и самосознание пролетариата наиболее высокое. С Вл. Соловьевым их роднит вера в то, что правовое государство, представленный строй, капиталистическая экономика есть лишь последняя ступень на пути к окончательному царству свободы. Европа для отечественных марксистов - это отнюдь не царство свободы и благополучия. Это страшный мир, в котором за маской благополучия скрывается мутная реальность. Однако следует заметить, что пафос неприятия "прелестей" капитализма гораздо заметнее у социалистов народников. Противоречия западной цивилизации - необходимый элемент исторического развития и именно благодаря им зарождаются предпосылки будущего идеального общества, которые уже обильно цветут на европейской почве. В дальнейшем Ленин пришел к выводу о том, что не Европа, а именно Россия наиболее близка к коммунизму.
Очень близкой по эмоциональному пафосу к Герцену стоит оценка Западной Европы К. Леонтьева, на которого А. Герцен в этом пункте оказал довольно существенное влияние. Как эстет, Леонтьев очень высоко ценит европейскую культуру периода ее расцвета. Ее он ставит, несомненно, выше славянской. Эта Европа - "Европа Байрона и Гете" не погибла и в XIX в., но здесь остаются последние ее представители, она неуклонно приближается к гибели: "Итак, вся Европа с 18 ст. уравнивается постепенно, смешиваемая вторично. Она была проста и смешана до 9 века: она опять хочет быть смешана в 19 в. Она не хочет более морфологии". Миру является другая Европа, в отношении которой Леонтьев не находит слов, чтобы выразить свое презрение. «Цель всего - средний человек, буржуа, спокойный среди миллионов точно таких же средних людей, тоже покойных». А это Герцен: "Европа погрязла в невылазном болоте мещанства. Она, может быть, от самодержавия частной собственности и избавится, реализовав экономическую сторону социализма. Это будет лучший случай, но и тогда ей не смыть с себя мещанства. Самый социализм ее будет мещанским". От веры в идеалы, выработанные Западной Европой, Герцен никогда не отказывался, но в ней уже нет сил воплотить их в жизнь. Она органически не способна на это. У славянофилов и К. Леонтьева критика идет глубже – сами же эти "высшие" идеи оказываются с их точки зрения проявлениями разложения европейской цивилизации.
Что значила Европа для восточнославянской цивилизации? Отечественная мысль ответствовала спектром вариантов: от крайнего западничества (левый либерализм) до реакционного славянофильства. Однако лишь уже в 40-х гг. 19 ст. многим становится ясной односторонность позиций этих крайних направлений. Перед отечественной общественной мыслью становится задача примирить славянофильство и западничество.
Одной из попыток примирения явилась философия истории классического либерализма. В теории исторического развития, оставаясь западниками, они сохраняли славянофильскую любовь к родной стране и интерес к ее истории. В самом заимствовании европейских форм они видели залог процветания и величия России (включая Беларусь и Украину). Основной историософской идеей классического либерализма была, как было показано выше, идея общечеловеческого развития, обусловленного общеобязательными идеалами. Все цивилизации, таким образом, проходя определенный цикл своей истории либо вступают в "всемирно-историческое действование", либо сходят с исторической сцены. Высшая точка развития любой цивилизации - раскрытие во внешних формах начал личности и свободы: "Свобода внезапно объемлет своим дыханием народ, как бы пробудившийся от сна". В этом же направлении двигается и прогресс восточнославянской цивилизации, более того - с принятием христианства Русское государство уже вступило на путь общемирового развития. В силу определенных обстоятельств этот путь отличается от западноевропейского, что и обуславливает своеобразие русской истории. Однако те формы, которые как кажется некоторым, заимствованы от Западной Европы, органически и необходимо вырастают из собственных начал восточнославянской цивилизации. Влияние западного соседа лишь ускоряет этот естественный процесс развития.
Во многом продолжая традиции Чичерина и Кавелина, либерализм "Вех" все же делает акцент на своеобразие восточнославянской цивилизации. Материальные формы западноевропейской цивилизации носят действительно универсальный характер, однако каждый культурный тип наполняет их собственным духовным содержанием. Западноевропейские влияния оцениваются положительно, но они не затрагивают основ восточнославянской цивилизации, способствуя более глубокому их раскрытию.
Однако отечественный либерализм не выдержал столкновения с действительностью, которая опровергала многие их теоретические положения. На это указывал даже К. Кавелин. События начала 20 в. показали, что, едва ли европейские формы смогут постепенно и органически "вырасти" из особенностей нашей цивилизации. Стал вопрос о форсированном насаждении их сверху, не задумываясь о том, приживутся они или нет. Суть этого левого демократического либерализма ярко выразил лидер кадетов П. Милюков в работе "Россия и ее кризисы". Однако и он верил, что подобные реформы не будут ломкой, поскольку видел главное сопротивление заимствованию западных форм не в особенностях восточнославянской цивилизации, а в деятельности русской государственной системы. Отсюда его принципиальное положение, что в России "политическая реформа должна предшествовать социальной". В тех условиях это означало требование революции.
Сходные позиции в то время отстаивали марксисты. Однако их решение данного вопроса было еще более радикальным. Все своеобразие восточнославянской культуры сводилось к ее отсталости. Сами национальные особенности мыслились как пережиток прошлого, который теряет свое значение по мере вступления России, Украины и Беларуси на путь общечеловеческого развития. Достаточно посмотреть программу-минимум социал-демократов, чтобы убедится в том, что буржуазная цивилизация является для них эталоном этого развития. Ленин блестяще доказывал, что экономическая основа этой цивилизации – капитализм – стремительно развивается и в России. Влияние Европы ускоряет этот процесс, нивелируя национальные особенности, что расценивается как прогресс.
Консервативное решение вопроса о европейском влиянии более противоречивый характер. Оно чуждо тому благодушию, которое свойственно классическому либерализму. Уже в славянофильской традиции мы не найдем однозначного решения этой проблемы. Западные влияния угрожают самой сути восточнославянской культуры, они действительно деформировали ее, однако виной тому была замкнутость и отчуждение от Европы самой допетровской Руси. При встрече с Западом она ничего не смогла противопоставить ему. К. Леонтьев, развивая эту мысль, говорит об определяющем влиянии Европы на славянский мир в период петровских преобразований и правления Екатерины Великой. Именно эти влияния обусловили высший расцвет русской цивилизации в это время - время ее "цветущей сложности". Не национальные своеобразия привели к этому - русский народ не творческий народ - но соединение византизма, как глубинного стержня восточнославянской цивилизации, с европейскими влияниями. Однако влияние последних для России носит амбивалентный характер. Она оказывается нерасторжимо связана с судьбами Европы, которая с XVIII в. вступает в последнею стадию своего существования. Ее болезни необходимо поражают восточных соседей, однако там они протекают еще более остро. В отличие от славянофилов, Леонтьев не высоко ставит русское своеобразие. По его мнению, европейские влияния носят более глубокий характер и поражают самую суть нашей цивилизации, а не только формы. Подобно марксистам он считает, что европейские влияния ведут к утрате национального своеобразия. Вывод, к которому приходит его мысль - сделать эти влияния как можно меньшими.