«Милые кости» (The Lovely Bones) – кино, отражающее истинные «способности» режиссера Питера Джексона, не подкрепленного эпическими бюджетами и продюсерской политикой «умеренных рисков». Карамельно-инфантильный «триллер» – один из случайных вариантов-наименований жанровой принадлежности фильма. Земное возмездие в поиске детогубителя-перверта опосредовано счастливо гламурным отображением чистилища. Стилистика фильма плоскостна и одномерна; в каждой мизансцене разыгрывается туманное представление позитивных эмоций, на очередном кадре проглядывается безальтернативный посыл «всё будет хорошо!». Зачем тогда скорбно-кисловатый балаган. Есть впечатление, что композиционный трюизм «хэппи-энда» распростёр свои щупальца по всему телу кинокартины. Бескомпромиссно изображенные актерами страдания родителей настолько затянуты специфически антидраматизирующей дымкой, что кажутся верхом фальши и безвкусия. Стройно звучащая, веселящая грусть, полное отсутствие аутентичной трагедийности демонстрируют появления следующей градации в сфере конструирования мелодраматических опусов. Та вариация «обезжиренного», очищенного от подозрительно радикализирующих компонентов, мейнстрима, где горделиво и экономически рентабельно высвечивается упаковочная печать «рекомендовано нервным и беременным». «Милые кости» - видео-эксцесс потребительской морали; дескать, даже самые ужасные события могут иметь благие последствия, скрывают в себе светлую «подоснову», либо семья суть надежное пристанище, позволяющее пережить самые отвратительнейшие травмы. «Принцип реальности» в жесткой непритязательной оболочке иррационального Реального поглощен «принципом удовольствия» легко перевариваемых смыслов кинопродукта. Одним предложением – визуализированная ода оптимистичной печали.
«Алиса в стране чудес» (Alice in Wonderland) Тима Бёртона. «Почему ворон похож на конторку?» С той же долей здравомыслия можно задаться сравнением бёртоновско-диснеевской кинопопсы с оригинальной дилогией гениального Льюиса Кэрролла. И если за классическим авторским каламбуром прячется живая филологическая ирония (ее трактовки порывают широкий смысловой спектр от абсурдной метафизической дилеммы до поверхностного фонетического подобия), то в подоснове псевдо-фэнтезийной адаптации, сровнявшей всю нюансированную литературность первичной «Алисы» с голливудской землей, затерся грубейший коммерческий расчет (либо художественный просчет, что также правдоподобно). «Беззастенчивое пользование бесхозного авторитетного тренда». В титрах можно было бы подписать: «основано на нубийском восприятии рядового читателя, ознакомившегося с произведениями Льюиса Кэрролла один раз». И действительно, тоненькая связь с оригиналом существует, допустим, в персонажах и именах – Бармаглот-Джаббервокки, репликах – упомянутая знаменитая загадка Шляпника, деталях – голова Чеширского кота, интерьерах – королевский крикет, сюжетных ходах – кроличья нора. Но это сходство настолько куцее, поверхностное, что не отступает жгучее ощущение: сюжетной базой фильма стала случайная информация, полученная от первого встречного. По сути, получилось нечто типично диснеевское вроде «Хроник Нарнии» (литературный артефакт, предельно отличающийся от кэрролловской «Алисы»), подкрашенное качественными визуализациями фрик-стиля Т. Бёртона. Не секрет, что для современного «готик»-маэстро экранизации в последнее время превратились в конвейерное продуцирование разноликих образов жены с Деппом, но подмять под депповские ужимки «Алису»? Что-то близкое к культурологическому кощунству. В общем-то, уже в сюжетных перипетиях Бёртон тщательно оберегает себя от сравнений с литературным оригиналом; дескать, это совершенно иная история, уже с взрослой Алисой, - но разве такие прямолинейные отговорки спасут от полнейшего разрыва диснеевского блокбастера с «духом» (своеобразной «душевностью», интеллектуальным уютом) первоисточника. Конечно, весьма трудно переносить филологические тонкости на плоскость видеоряда; кажется, здесь надо подкармливаться из бездн художественного сюрреализма 20 – 40-х, либо обратиться к пространственным каламбурам Эшера. Оптимальной сюжетной адаптацией в масскультуре остается кроваво-инфернальный платформер «Алиса» Американа Макги (почти безвестный арт-хаус проект чешского аниматора Яна Шванкмаейера «Кое-что из Алисы» не в счет, хотя соединение анимационной техники с актерской игрой в этом шедевре потрясает).