Только отточенность спасает текст. Воспеть оду сюрреалистическому «автоматизму», но впускать фразы исключительно через черный вход, тщательно осмотрев на наличие «обывательской» заразы. Стирать, перечеркивать, удалять, лишь бы не скатиться в поток отработанной самопроговариваемой речи. В «чистой» беспрепятственной коммуникации, скользящей по «желобам» прозрачных медиаторов, где на трон воссела утопия неукоснительного Понимания, теряются последние шансы на возможность Не-понимания, негации, кризиса, томительности, тупика. Где желанный коллапс? Перед глазами «осмысленная» быстротекущая «движуха». Текст несется с потрясающей скоростью, подсаживаясь на новые «событийные» поводы, а богатство впряженных в речевую последовательность лексем представляют сложно скроенную кривую маршрута. В быстроте и смысл. Вроде бы совершенно издевательская обманка «язык пишет человеком», на деле оказывается пастельной действительностью тарабанящих по манипулятору «киборгских» конечностей, остекленного языковой инспирацией взгляда, сжирающей биологические часы эйфории. Свойственно – нам.
И не ждите здесь радикализирующих страстей, патетичного долженствования, наивных логических помарок-претензий с «все», «всё», «большинство» - что непомерная трата слов и места; достаточно отрезвляющих инфинитивов, подкрашенных прилагательными. Просто, свойственно. Свойственно, стрекотать, перескакивать, мчаться, радуясь иллюзорной легкости языковых шалостей. Умник, между тем, ты самостийно запер себя в «золотой клетке» языковых очевидностей – замыленных идей. Херня не в индифферентном отношении к делу, словесности по обыкновению, писательстве «спустя рукава». Отнюдь. «Жидовинский цимес» заключен в том, что в момент критической скорости текст «без шансов» канализируется, принимая типично дворовый стиль житейской мудрости. Закономерность: мысль бежит – своеобразие стоит. Тогда многое в знаковом ступоре – философичность, новизна, оригинальность. Текст тяготиться, вынуждается, медленно вызревает массивом идей. Плодоносить начинает через продолжительный период и не без «интертекстуальных» удобрений. Мало ли где достанет пронзительное озарение, да хоть на сортире, как теологически-профетический посыл у Лютера. Это прозрение уже будет с тобой как «интертекстуальный эффект», относительно него можно не спешить, перенося его в бинарные архивы. «Тяготить» - это не метод, а фактор безопасности, позволяющий хоть как то проигнорировать, превзойти мощь «житейского метаязыка» (обыденной философемы).
Смотрится как высокомерная предубежденность, вязкий плевок в сторону житейских речей. Но «жизненный мир» перестал быть натуралистичным ангелочком, заботящимся о благополучном уделе плоти. «Житейскость» здорово подобрала в концептуальном весе; в ней свободно уместились «отечественные» мифологемы с авторитетной рефлексией прошлого. Думаете, Аристотель с Платоном безвозвратно забальзамированы в филологических штудиях, монструозных фолиантах, узкоспециализированных словопрениях. Нет, воскрешенные, бинарным шагом, в «живой» коммуникации эти венценосные титаны шествуют по нашим головам. Аристотелевская дуальность, платоновский энциклопедизм, стоически прилипчивый «моралин» (да простит меня за столь нелепое словоупотребление обезумевший от «позорной» болезни гений эллинской словесности) выныривают в речах скромного обывателя «возможностями», «качествами», «идеями», «целомудрием» и прочими «арете» с отвлеченностями. Как так получилось, что словоизлияния носителей конкретностей и земных забот оторвались в направлении к «дольнему»?
В чем тайна этого бессознательного эпигонства, сотворившего из беспечального работяги не менее беззаботное средоточие классического любомудрия. В том и ловушка: вся тысячелетняя традиция философской дискурсии окончательно укоренилась в языке, получив статус - «Нечто само собой разумеющееся». Людской язык, конечно же, насыщен не только «классицизмом», но здесь проговаривается пусть и вульгарно: психоанализ («недоебит» с буквально позаимствованным «комплексом неполноценности» - Фрейд с Адлером); макиавеллизм, скрещенный с ницшеанством и подкрашенный социальным дарвинизмом (всяческие беседы о силе, власти, соперничестве), поучительный экзистенциализм («все в руках человека», «у человеком выбор, возможность последнего решения») и прочее. Плоскость речевой обыденности настолько пропитана «житейской мудрости», что уже путаешься в ее генезе: кто – «элитарная» философия или сами будни – подкинул «словеса разума? Тысячи идей и «идеек» прошлого разукрашивают наше «выговаривание», делая нас в меру «индивидуальными» и «осмысленными». Присмотрись, скальпируй, извлеки под свечение дневных ламп «божественно-убожественную» Кухонную речь.