И ты, вероятно, спросишь: какого лешего?

А я отвечу пафосно: было нужно.

Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,

Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.



И он как-то очень свежо рассуждал о политике

И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.

И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,

Но я устал, понимаешь, устал ужасно.



Стигматы ноют от любых перемен погоды,

И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.

Или вот знаешь, летом полезешь в воду,

И по привычке опять по воде - шлеп-шлеп...



Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.

Что ж я несу какою-то ерунду?!

... Я просто... не понимаю, за что я умер?

За то, чтобы яйца красили раз в году?



О чем я там, на горе, битый день долдонил?

А, что там, без толку, голос вот только сорвал.

Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,

Да не заметил сослепу - там асфальт.



И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,

А просто так, как дурак, повисел на кресте.

Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил

Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"



Он сел, обхватив по-детски руками колени,

И я его гладила по спутанным волосам.

Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,

Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,



Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?

(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).

... А город спит, обернувшись ночной прохладою,

И ты один - по колено в своей любви.[/b]