Когда-то давным-давно, когда мне было 4 года, я впервые задумалась над словом бесконечность. В то время мы с мамой отдыхали в деревне, и я боялась сказок, которые мама читала мне перед сном. "Огуречик, огуречик, не ходи на тот конечик-там мышка живёт, тебе хвостик отгрызёт." И в один из вечеров, когда мы с Денисом, моим троюродным братом, которому было лет восемь или девять, играли в салочки вокруг летней кухни, он рассказал мне про космос, вселенные и галактики. А я стояла на траве и смотрела в небо. Звёзды крупной россыпью трепетали где-то высоко-высоко, а я пыталась уложить в своей голове, что же такое бесконечность. Как у  чего-то может не быть конца? Я спросила об этом у Дениса, но он и сам не знал. Тогда я решила, что вселенная состоит из галактик и тянется далеко-далеко целой кучей колец разной величины. Это и называется бесконечность. Я стояла, прикрыв глаза, и представляла кольца, одно за другим, кольца из звёзд, но никак  не могла выстроить в своей голове бесконечное множество таких колец. Это был первый неразрешимый вопрос в моей жизни. Почти сразу после осознания бесконечности в моей голове родился первый страх, который нельзя было перебороть, неизбежный и неизлечимый. Страх смерти. Не моей смерти, вовсе нет, о ней я как-то не задумывалась. Я боялась, что мама умрёт. Поэтому постоянно заставляла её обещать мне, что она всегда будет рядом. А мама терпеливо объясняла мне, что ничто не бывает вечным. Так я поняла ещё одну истину-у всего есть конец, всё и все рано или поздно умирают, значит, и я не исключение. Но моя смерть всё равно не тревожила меня, потому что я не представляла ничего за ней. Гораздо чётче и ярче я представляла смерть мамы. Если мама умрёт, никто не будет рисовать со мной по вечерам, клеить из разноцветной бумаги с пандой на обложке гирлянды перед новым годом, вырезать из белой бумаги изящные снежинки... Никто не будет утешать меня, когда я разобью коленку или поругаюсь с кем-то во дворе. Вот так в неполные пять лет я стала бояться смерти близких мне людей. А вскоре я стала бояться родов. Когда у мамы вырос большой живот и она не смогла больше поднимать меня и крутить так же, как прежде, она рассказала мне, что у меня скоро появится сестрёнка, которая сейчас находится в животике и выйдет оттуда через дверку, которая откроется в назначенный срок. Сперва это объяснение показалось мне вполне логичным, но когда маму забрали в больницу, я стала в этом сомневаться, а затем кто-то сообщил мне, что роды-это на самом деле больно. Тогда  я решила, что новые люди не стоят такой боли и начала бояться беременности, потому что думала, что это-что-то вроде болезни, которая может появиться у каждого, независимо от возраста. Но в этом возрасте я делала и приятные открытия. Например, шпроты. Их я попробовала у тёти Иры-она присматривала за мной, пока мама лежала в больнице. В её залитой солнцем квартире на огромном блюде лежала целая куча маленьких рыбок. И она дала мне одну. Я не любила рыбу, но решил съесть из вежливости. После этого на протяжении долгих лет я терроризировала родителей и обожала шпроты со страшной силой. Охладела я к ним только пару лет назад.

Сейчас, сидя в гринхаузе на жёлтом кожаном диване и ожидая смс, я вспоминаю эти дни с лёгкой грустью.  Тогда многое было впервые, для счастья было достаточно подставить ладошку под широкий шершавый язык соседского бычка и потом бежать домой со всех ног через всю деревню и кричать: "Мама, мама, меня лизнул бычок!" Счастье было простым и многогранным, оно основывалось не на деньгах, а на простых детских радостях, на милкивее, принесённом бабушкой, на подарках ко дню рождения, на поездке в зоопарк... Для того, чтобы стать счастливой, можно было всего лишь купить новую игрушку или дождаться приезда Машиной крёстной или бабушкиной ночёвки... Куда же делисьэти дни, когда я зачитывалась книгами Астрид Линдгрен, кидалась в бабушку игрушечными ящерицами, смеялась от радости, совершив что-то запретное, например, наступив на хвост кошке Мусе, стойко терпевшей все мои выходки? Эти дни ушли. А я растеряла почти все воспоминания. И если их дае удаётся оживить, они почему-то теряют всю свою детскую прелесть и цветастость. Когда мне было четыре года, я раскапывала в деревне около каких-то ступенечек восхитительно красивые витраж. Так мне тогда казалось. Спустя восемь лет я вернулась и после нескольких часов поисков нашла наконец то место. Витраж оказался старым кафелем, разбитым и брошенным прямо около входа в дом. И не переливалось в нём солнце разноцветными огнями,  не сверкало утро яркими лучами. А в детстве я была уверена, что это волшебство. 

Мне 18. Почти всё волшебство вокруг растворилось, оказалось всего лишь старой плиткой из обшарпанной ванной. А я всё сижу на жёлтом диване и жду смс, как последняя дура. Завтра я возвращаюсь домой. Чудес не бывает. Смерть реальна. Жизнь реальна. Чудеса-нет.