Несмотря на то, что я вчера так самозабвенно материлась по дороге домой, я вполне довольна собой. Я даже немножечко горжусь.

Чем я занимаюсь постоянно? Я исправляю ошибки. В речи своих друзей, маминых, папиных, в речи телеведущих, преподавателей, ошибки в конспектах статей и лекций, иногда даже ошибки в книгах. Поэтому мне очень даже нравится быть репетитором. Правда, теперь я наконец поняла, до чего, должно быть, сложно учителям. Голос садится моментально. Столько воды я не выпиваю даже в жару. Горло отказывается слушаться, язык не хочет выговаривать слоги и слова. А я диктую моей девочке словосочетания на о и ё после шипящих. Я хочу, чтобы она поступила. Мне это необходимо. Надо натаскивать, монотонно, постепенно натаскивать этого ребёнка. Осталось чуть больше недели. Завтра у меня не будет никакого выходного. Завтра мы опять будем заниматься. Тогда у меня будет ещё 6 заданий до экзамена. Прошло 3. Мы до сих пор плаваем и тонем в море спряжений глаголов. В море первого спряжения и в океане второго спряжения. Зато интуитивные ъ и ь меня чрезмерно обрадовали. Но табличку всё равно надо нарисовать. 

В жизни каждого человека обязательно наступает момент, когда ему приходится выучить одиннадцать исключений для второго спряжения. Вчера я лежала на жёлтом диване, который в действительности оказался синим, и учила. Гнать, дышать, держать, обидеть, слышать, видеть, ненавидеть... Егор смеялся. Мне было не до смеха. Вчерашний позор с незнанием элементарного правила научил меня тому, то надо лучше готвоиться к занятиям. 

На самом деле, я уже имею право гордиться. Я научила её составять схемы предложений. Она стала лучше разбирать предложения. И слова по составу. Мы бьёмся с шипящими, но всё получится. И спряжения выучатся. И склонения туда же. 

Ночью долго и страшно гремело, а я ждала на террасе, когда же пойдёт дождь. Мы сидели на последнем этаже, который я называю чердаком, под самой крышей. Из открытого окна сочился прохладный ночной воздух, а на дорогу со стеклянным звоном падали крупные капли воды. В свете фонаря я видела, какие они крупные и пунктирные. Стеклянный дождь разбивался об дорогу, шуршал хрустальным хвостом по прозрачному навесу, взъерошивал неаккуратную причёску газона. Я не спала. Потом тихонечко проскользнула в свою комнату и долго смотрела в потолок. В этом доме я впервые за долгое время начала спать без музыки.

По утрам я вдыхаю тот необычайный чистый воздух, мне совершенно не хочется ни в какую душную Москву. Завтра последний рабочий денёк, потом отдых, затем ещё 5 или 6 дней, потом отдых, один день и экзамен. Ох. Но гринхауз, который на самом деле не грин ни по цвету, ни по хозяину, лечит меня. Я впервые за это лето чувствую себя такой отдохнувшей, хотя отдыхаю там только по вечерам и провела лишь один день, не выезжая в город. 

Почему-то всякий раз, открывая письмо от маковой девочки, я думаю, что там написана какая-нибудь гадость про меня. Иногда мне становится горько. Потому что я отталкиваю от себя людей, особенно в последнее время. И абсолютно идеально комфортно ощущаю себя в вечернем гринхаузе в компании 2-4 взрослых мужчин. Я читаю книги, мы смотрим фильмы, пьём чай, все мои проблемы сами собой разрулились, поэтому у меня нет ни малейшего желания думать о том, что у кого-то что-то может быть плохо, и я должна бы принимать в этом участие. Нет, не хочется. Сейчас меня отсюда заберут. И будет гринхауз. Я буду лежать на диване и читать Довлатова. Слушать Alai Oli, пить апельсиновый сок и отдыхать.