5. БОЛЬШОЙ ТЕАТР

Мы едем в машине по центру Москвы. Сплошные пробки, до дома ещё далеко, и я пытаюсь реанимировать засыпающую на заднем сиденье молодежь.
- Ребята, ребята! - неестественно громко кричу я. - Вот это - Большой театр. Видите, на крыше колесница бога Аполлона с лошадками? Когда вы подрастёте, мы попросим у гостей нашей столицы несколько лишних билетиков и всей семьёй сюда придём.
- Женька, - удивленно обращается наша пятилетняя дочь к своему младшему брату, - ты не знаешь, почему мамочка так странно говорит? Мы же здесь бываем каждую неделю!
Я оборачиваюсь, а она поясняет:
- Ну конечно! Мы с папой после садика часто ходим в этот Большой театр и смотрим, как бегают лошадки.
Лицо нашего водителя - моего мужа и их отца - меняло цвет от пурпурно-красного до серо-белого, а в моей голове наконец-то всё вставало на свои места. Их позднее возвращение из садика по средам объяснялось вовсе не пробками на дорогах, а тем, что садик находился в непосредственной близости от старейшего в России Центрального московского ипподрома на Беговой улице, и конные скульптуры над зданием Бегов действительно похожи на квадригу Аполлона, украшающую портик колоннады Большого театра.

6. ЗАМЕНА (грустная флэшка)

Мне пришлось подменять заболевшую учительницу. Ольги не было долго, и за два месяца замены я привязалась к её второклашкам так же, как к своему классу. В тот день по плану у нас шло изложение.
- Ребята, - провозгласила я. - Сегодня мы будем писать изложение. Возьмите листочки бумаги и ручки.
Тридцать два ученика, не обменявшись ни словом, встали, собрали учебники с парт, положили их на стульчики, уселись на них своими попками и молча уставились на меня, ожидая следующей команды.
- Что это вы делаете? - с любопытством спросила я.
- А это чтобы мы не подглядывали! - весело сообщили они хором.
Я онемела. Больше всего поразило не то, ЧТО они сделали, а то, КАК они это сделали: без тени смущения или обиды, совершенно спокойно, как само собой разумеющееся, будто это совершенно естественный ритуал - убрать предмет соблазна от греха подальше, тогда уж точно останешься вне подозрений.
Обыденность их объяснения - чтобы мы не подглядывали - вызвала в моей душе бурю протеста. Придя в себя, я отменила изложение и вообще всё, что было запланировано на тот день. Пока не прозвенел звонок с последнего урока, мы говорили с маленькими зомби о самоуважении, доверии и презумпции невиновности. Мы наперебой рассказывали всякие истории, замешанные на чувстве человеческого достоинства. Не сразу, но всё же удалось убедить их в том, что мне даже в голову не могло прийти подозревать их в списывании. И если бы даже кто-то и подглядел, в этом тоже ничего страшного нет, человек бы сам себя наказал: все излагают свои мысли, а он списывает чужие. Не могла же я им признаться, что всю школьную и институтскую жизнь пользовалась шпаргалками!
Мои восьмилетние собеседники всё поняли. Мы ни разу не упомянули имени их заболевшей учительницы, я не хотела усложнять их жизнь, ведь им предстояло еще три года учиться под её началом.
К вечеру я заболела сама. Не было ни кашля, ни насморка, но поднялась высоченная температура, сопровождаемая ужасной головной болью. Никто из домашних не мог ничего понять, но я знала: это от потрясения. Каких же бед можно наворотить, - пылая жаром думала я, - внушая этим пока еще пластилиновым созданиям мысль об их потенциальной нечестности! Какие же не любящие себя личности вырастут из малышей, которых с детства научили, что не уважать самоё себя и подозревать других без каких бы то ни было оснований - это нормальное явление.
Ольга вернулась через два месяца и забрала моих приёмышей. А Сашка, самый младший и мой любимчик, долгие годы присылал мне к 6-му июня открытки с бесчисленными восклицательными знаками и надписью: "Дорогая! Елена Юрьевна! Поздравляю Вас с днём рождения А.С. Пушкина!!!"
 

(с)  Елена НИКОЛАЕВА