Наконец-то, меня покупают. Вон тот седой мужчина. Оформляет в кредит. Для внучки.
Её приняли в музыкальную школу. Как я рад, что выбрали меня. Я называюсь «Ростов-Дон». Последней современной модели. Многие трогают, гладят, открывают мои клавиши, пробуют. Издаю соответствующие звуки. Покупают других, они дешевле. Ну, а мой звук…. А что звук? Он для большинства покупателей одинаков. У меня и цвет красивый. Тёмный каштан. Я весь полированный. А клавиши мои так и просят коснуться, обещая одарить красивым звучанием.

И вот я стою в самой большой комнате квартиры. Называется зал. Каждый день в определённое время ко мне подходит девочка. Садится. Открывает крышку, ставит на полочку ноты и начинает мучить и себя, и меня. Она хорошая. Прилежная. Аккуратная. Прежде, чем подойти ко мне, обязательно моет руки. Но я слышу и чувствую, что воспроизводить на мне звуки ей не доставляет удовольствия. Ей бы лишний раз задачки по математике решить. Это ей нравится больше.
Но надо. Мама велит.
А мне нравится, когда ко мне тайно приходит её братишка. Нажав одну мою клавишу, он долго слушает звук. Улыбается. Нажимает вторую. Пробует две одновременно. Замирает.
Входит мама. Прогоняет его.
Входит незнакомец. Наверно гость. Подходит. Надеюсь, что, наконец, кто-то сыграет на мне что-нибудь стоящее. Хочу услышать своё звучание в полонезе Огинского к примеру.
Не суждено видать. Собачий вальс. Как он мне надоел. Ещё в магазине. Каждый, кто умел
играть его, считал своим долгом продемонстрировать.

Девочка выросла. После ухода из музыкальной школы, ко мне не подходит. Только ухаживает за мной. Вытирает пыль. Наводит блеск.
Её давно не видно. Учится в университете. В другом городе. Будущий прикладник-математик. Молодец. Добилась своего. Я не в обиде.

Мальчик продолжает играть на мне уже вполне определённые мелодии. Тихо поёт. Мне нравится. Стесняется всех кроме меня.
Теперь и его не видно. Служит в армии. Вернулся с гитарой. Но и меня не забыл. Иногда грустно перебирает клавиши, едва их касаясь, извлекая из меня печальные звуки, будто разговаривает со мной. Может, вспоминает детство, тайные наши свидания и жалеет о несостоявшейся мечте. Грущу вместе с ним.

Женился. Родился сын. Подрос. Мной не интересуется.
Родился второй. Плакса. Но однажды, чтобы отвлечь его, открыли меня, нажали на клавиши. Малыш резко прекратил плакать. На лице ещё не остыла гримаса плача, а на меня уже смотрел с явным интересом. Протянул ручки. Какие нежные пальчики!
Улыбается. В глазах радостное удивление.
Подрос. Ходит в садик. Пытается со мной подружиться, подбирая знакомые мотивы. Получается. Подпевает. Слух отменный. Удивлены родители. И в кого это он?

Только пианино знало в кого и облегчённо вздохнуло: значит, ещё сыграю с ним полонез Огинского.

СКАЗКА В НОЧИ

Ночной звонок звучал настойчиво.

- Междугородний, - определила Аля, соскакивая с постели и хватаясь за трубку. Часы показывали половину второго. Может, с родителями что…. Не совсем старые, но всё же…Сердце учащённо забилось. Мысленно она повторяла: лишь бы ничего не случилось.

- Алло, слушаю…

- Тётя Аля, это я Ромбик, - послышался голос девятилетнего племянника.

- Что случилось? Почему звонишь так поздно? Ты почему не спишь? Где родители? -
от неожиданности и охватившей тревоги, она засыпала племянника вопросами.

- Меня мама разбудила, она очень громко звала: «скорая», «скорая» и говорила, что у папы какое-то давление, и просила кого-то быстрее приехать. Уже много времени прошло, а никто не едет. Тётя Аля, а что такое давление?

- При давлении голова болит.

- А почему никто не едет?

- Что сейчас делает мама? – вопросом на вопрос ответила разволновавшаяся Аля.

- Она выглядывает с лоджии. Я подсмотрел. А то они меня отправляют спать. Я сейчас под одеялом, и меня не слышно. Вы не выдавайте меня. Бабушке с дедушкой я не стал звонить. Они же старые. Могут тоже заболеть. Когда со мной кто-то разговаривает, мне не страшно.

- Успокойся, малыш. Я с тобой, - как можно спокойнее говорила Аля, – расскажи, как дела в школе.

- А папа лежит, и руками зачем-то накрыл уши, - не унимался племянник, - когда у меня голова болела, мне давали лекарство. Почему мама ему не даёт?

- Не волнуйся, мама наверняка уже дала, скоро приедет врач и поможет папе, - ответила Аля, стараясь говорить уверенно.

С каждой минутой в ней росло беспокойство. Настойчиво лезли воспоминания. Детство. Братишка. Вот мама даёт ему два яблока и просит одно отнести мне. Протягивает оба и спрашивает: какую возьмёшь? Я выбираю большее. Не долго думая, откусывает от него огромный кусок, оставшийся отдаёт мне, приговаривая: теперь одинаковые.

Никогда брат не жаловался на здоровье и вот…. И высокое давление обычно подстерегает старших по возрасту. Что же случилось? Может, племянник выдумал? Фантазёр он ещё тот. У него и НЛО во двор садятся, и динозавры оживают, и бабушку в плен захватывают чудовища, а он её спасает.
Но вроде в этот раз не шутит. Голос почти жалобный, испуганный. Молодец. Сообразил, что дедушку с бабушкой не стоит волновать среди ночи.
Ей как никогда стало жалко брата, его маленького сынишку, который, переживая за отца, искал по-своему выход. Жили бы в одном городе, прилетела бы, примчалась.

- Ромбик, ты меня слышишь? Ты только не плачь. Сейчас папу повезут в больницу, а ты, пожалуйста, постарайся заснуть. Если ты не заснёшь, маме придётся остаться с тобой.

- А папа? – испуганно спросил малыш.

- А папе придётся одному ехать в больницу.

- У меня глаза не закрываются! Я их закрываю, а они не спят.

- Я расскажу тебе сказку, и ты сможешь уснуть.

Аля стала перебирать в голове подзабытые сказки. Волнение и чувство досады, что она так далека от них и не может помочь, мешали вспоминать. И рассказывать стала, придумывая на ходу.

По проводам, объединившим ночью двоих, взрослого и ребёнка, находящихся в далёких друг от друга городах, неторопливо лилась сказка. Два сердца: одно большое, другое маленькое вместе переживали за одного дорогого им человека. Слушая, Ромбик понимал, что в книгах такой сказки нет, но ему было уже не так страшно. С ним была тётя Аля.
 

(c)  РОЗА ИСЕЕВА