В этот мой благословенный вечер

                           Собрались ко мне мои друзья,

                           Все, которых я очеловечил,

                           Выведя их небытия.

                                                   Николай Гумилёв

 

 

                       Персонажи неизменно выше своего творца.

                       Хотя уже потому, что не он ими распоряжается.

                       Напротив, они – им командуют.

Сергей Довлатов.

 

 

Ох, и злая была ночь... Бесноватая.

А началось всё с бессонницы. Я долго не могла уснуть. И всё ворочалась с боку на бок, пока не поняла – бесполезно.

Что-то тревожило моё сознание. Что-то беспокоило меня.

За окнами рвался и метался южный ветер. В трубах гудело. Казалось, вся нечисть веселится сегодня в своих подземных чертогах.

Потом всё стихло.

Я встала, вышла на кухню.

Подошла к окну.

За белыми шторами стояла странная, какая-то неземная тьма.

 

***

 

Дело в том, что окна моей квартиры выходят на сады. Домиков в зелени почти не видно. К тому же, лето кончилось, дачники собрали свой урожай. И осенью здесь никого из них уже не было видно.

Тьма заливала всё пространство вокруг.

Боже, как мне стало страшно. И невыносимо беспокойно.

Я взяла сигарету, чтобы как-то отогнать эту непонятную мне тревогу. Такое состояние было мне незнакомо.

Конечно, и раньше бывали какие-то тяжёлые периоды жизни, когда я металась, не находила себе место по той или иной причине. Но сейчас  всё было хорошо. Сейчас не было причин для беспокойства и тревоги.

В доме всё в порядке. Близкие мои живы и здоровы. Налаженный быт. Уютная квартира. Относительный достаток.

Что же это со мной?

Может, я схожу с ума?

Или что-то произошло сегодня в мире?

Упала с небес волшебная звезда?

Разбилась вдребезги неведомая планета?

Рассыпался на мелкие кусочки старый астероид?

Прошелестела новая комета?

Изменился состав атмосферы?

И тут я услышала за спиной какие-то звуки.

Кто-то был рядом.

Кто? Господи?

Конечно, в доме я была не одна. Но я знала точно, что все спят.

И тут я услышала сухое покашливание.

И в груди стало холодно. Нет, даже не холодно.

Ледяной огонь охватил меня – и я запылала в этом ужасе.

И кажется, остановилось сердце.

Я замерла.

И обернулась.

За моим столом сидел незнакомый старик. Впрочем, не совсем незнакомый.

В его лице стали проступать черты, которые я уже когда-то видела.

Боже мой! Этого не может быть.

Я отмахнулась. Но старик не исчез.

И мне страшно было в это поверить – передо мной сидел Вентус. Мой Вентус, которого придумала я сама. – Герой сказки «Незабвенная Лета».

И тут страх сразу прошёл.

В конце концов, чего мне бояться моего собственного персонажа? Это же я его породила собственным воображением, фантазией, наитием.

Что дурного мог он мне сделать, если само появление его на свет зависело от моего желания? Если сам факт его существования был моей прихотью? Если вся его судьба придумана мною? – Один росчерк пера – и вот он – герой – живёт на белой странице.

И в данном случае Я была его Богом, сотворившим его.

Но как смог он воплотиться в столь зримый земной образ?

Я ведь ясно видела его серую и пыльную замшевую куртку. Мягкие светлые, кажется, драповые брюки.

Наружность его мне понравилась.

Он был точь-в-точь такой, каким я его придумала. И в руке даже появилась его неизменная сигарета.

Вентус улыбнулся.

– Вы разрешите, я закурю? – спросил он после приветствия.

– Да, конечно, конечно, я и сама с удовольствием выкурю с вами сигаретку. Что вы, кстати, курите?

– О, этот табак вам незнаком наверняка...

– Вот как? Конечно, я курю не так часто. И только хорошие дамские сигареты. С сортами табака я незнакома совершенно. Но меня поразило ваше вольное суждение об этом. Вы же – мой персонаж. И должны говорить только то, что я вложила вам в уста.

– Ах, Господи, – воскликнул он. – Сколько слов из-за пустяка. Я только допустил, что эти сигареты вам незнакомы. Но я же старый волшебник, придуманный вами. Ветер. Смерч. Где только я не побывал за свою долгую жизнь.

– Вы меня упрекнули в многословии. Это непозволительная вольность, Вентус. Ваша судьба – в моих руках.

– Была – в ваших руках, – возразил он.

– Как вас прикажете понимать? – удивилась я. – Что значит «была»? Вы существуете только в моём воображении. Я могу переписать сказку и легко изменить сюжет. – И ваша судьба станет совсем другой.

– Эх-хе-хе...– усмехнулся Вентус. – Что верно, то верно. Потому я и пришёл к вам. – Поговорить.

– Любопытно. А скажите, Вентус, почему вы называете меня на «вы»? Ведь я значительно моложе вас.

– Наверное, потому что я просто вежливый персонаж.

Что касается возраста – вот тут вы ошибаетесь. Смею вас уверить – это вы значительно старше меня.

Я удивилась.

– Растолкуйте мне это, – сказала я.

– Вспомните, когда вы родились.

– Ну и что?

– А я родился позже. И в моём рождении, уж извините, повинны вы.

– Да, верно, логика в этом есть. И престранная, надо сказать, логика. Значит, вы – глубокий старик – по сравнению со мной – дитя?

Моя голова перестала соображать. Я разговаривала с собственным персонажем. Господи, что же это? Я была в отчаянии.

Да, да, я сошла с ума. Спятила. Чересчур много писала в последнее время. Голова раскалывалась от постоянного напряжения. Мысли опережали друг друга – так велика была жажда высказаться. И такая была переполненность души, что слова просто рвались на бумагу. Требовали немедленного воплощения.

Погоди, – подумала я, – надо успокоиться. И привести чувства в порядок. У меня мелькнула догадка.

Сон. Верно. Это сон.

Но какой же это был сон, если я держала в руке сигарету, слышала приятный запах дыма, видела перед собой... человека. – Перо не поднимается написать «живого» человека. И если бы кто-то со стороны сейчас наблюдал за нами, он бы подумал, что сидят на кухне двое старых знакомых и разговаривают по душам. У нас ведь в России так приняты эти полночные беседы на извечные темы – жизнь и смерть, любовь и верность, добродетели и пороки.

Нет, это не сон.

Тогда что же? Игра моего воображения? Чересчур вошла в образ? Да нет же, уж о ком о ком, а о Вентусе я в последнее время не думала. Сказка написана несколько лет тому назад. Я ею уже «переболела». Она легла на бумагу. И теперь у неё была своя судьба.

Ах, стой, погоди-ка... Такое уже было в нашей русской литературе. Гоголю являлись его персонажи. Да, да, и Достоевскому, кажется, тоже. Ах, как я невежественна.

Но я-то думала, что это обычный художественный приём. Авторский вымысел. Собственно, я тогда и не думала об этом ничего. А тут вдруг у самой случилось подобное.

Но чего он хочет – мой Вентус?

В «Незабвенной Лете» он – хороший, добрый, милый старичок, волшебник Смерч. Даже имя его переводится с латинского как «ветер».

Конечно, я не буду пересказывать сейчас сюжет сказки. Я писала её на одном дыхании и с такой любовью ко всем героям, что даже полюбила так называемых отрицательных.

Так с чем явился ко мне этот милый персонаж?

 

***

 

Вентус хитро щурился сквозь дымок.

– Вы хотите знать, с чем я пожаловал?

– Да, конечно, друг мой. Меня весьма занимает этот вопрос. Занимает меня и то, насколько вообще возможно ваше появление здесь, в этом земном мире. Ведь вы же – выдуманный герой. Вас никогда не было.

– Вы говорите верно. Раньше – до того, как вы меня придумали – меня, действительно, не было. Но с тех пор, как вы облекли меня в плоть и кровь, дали мне имя и судьбу – я есть. Вы же видите сами. Вот он я. Теперь я живу.

– Где, Господи? Ведь вы же ограничены строгими рамками сюжета.

– О, моя добрая душа, вы, оказывается, ещё этого не знаете.

– Чего я не знаю?

– Того, что вызванные вами к жизни персонажи начинают жить самостоятельной жизнью.

– Где? Как?

– В том самом отражённом мире, в котором живёте вы сами. Вы – наш автор.

– Что вы имеете в виду?

– Напомните мне, пожалуйста, ваше стихотворение «Мой мир».

– Вы и это знаете? Но ведь стихотворение написано много позже вашего появления на свет. И к вашей сказке не имеет никакого отношения. Вы что, – следите и за моей судьбой?

– Вы догадливы.

– Скажите, Вентус, а я не сошла с ума? Это не галлюцинации? Не бред? Не психическое расстройство?

– Ни в коем случае. Скажу вам больше. Мы – ваши герои – не просто следим за судьбой своего автора. Но и пытаемся повлиять на вас. Если можно – помочь. Уберечь вас от неверного шага.

– Может, вы меня и счастливой сделаете?

– Может, и сделаем.

– Так что же медлите, – сказала я с иронией. – Меня вот даже не печатают.

– О, это не беда, мой друг. Главное для вас – писать.

– Почему?

– Вы – на своём пути. За вами следят. Вас ведут. Остальное – пустяки, право. Ведь для писателя нет ничего важнее его творчества. Истинный творец с легкостью может отказаться от того, что другие называют земными благами. Вы же прекрасно знаете, что это химеры.

– Догадываюсь...

– Но вы не прочитали стихотворение, – перебил он меня.

– Да, да, конечно...

 

Я вижу отражённый мир,

я в нём живу и в нём царую.

Здесь небо – из огромных дыр –

меня ведет в страну другую.

 

Туда, где святы небеса,

где облака – моя опора.

Там замолкают голоса,

и слышно только пенье хора.

 

Там свет неведомый слепит

и рифмы точные, как ноты.

Там слово старое «пиит»

своей не стёрло позолоты.

 

Ночь снизошла. А я не сплю.

Пишу в тени от абажура.

Храни его, Господь, молю.

Зовётся он – Литература.

 

– Ну, вот видите, вы же сами живёте не в этом – реальном мире, а в другом – отражённом. А ваша реальная жизнь есть не что иное, как материал для жизни отражённой. Вы же сами, добровольно уходите туда – в Запределье. И там творите наши судьбы.

– А этот уход в Запределье не опасен?

– Конечно, опасен.

– Почему?

– Вам ли это объяснять? Ведь это погружение в творчество стоит жизни. Автор каждый раз приносит себя в жертву. Потому что рискует не вернуться назад – в мир земной.

– Вентус, мне страшно.

– Я вас понимаю. Но дело в том, что настоящий писатель по-другому не может. И если он не будет рисковать собой – он ничего талантливого не напишет. Он ничего не создаст. Многие знали эту страшную тайну. И потому возвращение в мир земных ценностей давался им мучительно. Кто-то спивался. Кто-то играл в карты. Кто-то доводил до абсурда свои отношения с людьми.

– А кто-то вешался, стрелялся, да?

– Да, к сожалению.

– Как я поняла – пьянство, карты, загулы были для многих просто спасительны?

– Да, как это ни странно.

– Но ведь были талантливые писатели, которые в период творческого бездействия вели спокойную, что называется, нормальную жизнь? – спросила я.

– Что вы называете «периодом творческого бездействия»? – откликнулся Вентус.

– Это время, когда не пишется.

– Зато много думается. Это не бездействие. Это медленный подъём в гору. Необходимое условие, чтобы увидеть вершину. И если писатель ведёт внешне спокойную жизнь – это ничего не значит. Ведь никто не знает, чем жива его душа. А внутри – противоречия, конфликты, драмы, интриги и Бог знает что ещё. Уж лучше бы, может, и пьянствовал, чем жил с таким внутренним надрывом. Но кто это видит? Кто об этом знает? А я вам скажу, кто. Его персонажи. Потому что они живут в Запределье.

– И вы там остаётесь всегда?

– Как видите.

– И значит, все мои герои... живы?

– Да, конечно.

– Погодите, и колдунья Цида жива?

– И она.

– И Одиоза, и Ривус, и Лета? И все остальные – из других рассказов?

– Да, да, именно так, – снисходительно заверил Вентус.

– Но я ведь создала их такими разными... И у многих такие незавидные судьбы.

Вентус окутался голубоватым облачком дыма. И на какой-то миг его черты стали расплываться. Я думала – он сейчас растворится, исчезнет, растает. И наш разговор прервётся. А мне уже захотелось кое-что выпытать у него.

Но облачко рассеялось. Вентус по-прежнему сидел передо мной – невредимый и... чуть опять не сказала «живой».

– Вентус, – обратилась я к нему. – Окажите, а вы их всех... видели? Вы с ними... знакомы?

– Конечно. Ведь у нас у всех много общего – как-никак родитель, то есть, автор-то у нас один. – Вы.

– Господи, как странно. А, скажите, я могу с ними встретиться? – спросила я не без робости.

– К великому вашему изумлению – можете. Не каждому пишущему выпадает такое счастье – воочию встретиться со своими героями.

Вентус усмехнулся и добавил:

– При жизни.

И продолжил речь:

– Я вам даже завидую. И кланяюсь одновременно.

– Почему?

– Мне тоже выпало счастье – сообщить вам об этом. И первым из всех многочисленных героев появиться перед вами.

Я смутилась. Это была тонкая похвала. Но мне стало грустно. А потом я осмелела.

– А когда и где я увижусь с ними, то есть... с вами?

– Именно там, в Нашем отражённом мире, где вы так часто, если не почти всегда, пребываете сами. Но должен вас предупредить – эта встреча не будет для вас лёгкой. Хотя, может, я и ошибаюсь.

– Почему, Вентус? Вы же говорите – это счастье.

– Но вы же сами только что сказали, что судьбы многих героев далеко незавидные.

– И чт