Посвящается моим подругам Ксении, Ольге и Валентине

Лучи садящегося солнца ярко осветили небольшую, но уютную комнату на самом верхнем этаже новой многоэтажки, стоящей на окраине деревни, которую упорно называют городом. Та комната обита деревянными панелями, на истертом деревянном полу лежит теплый бордовый ковер, а на окнах весит старый, но все еще красивый белый тюль. Напротив входа стоит небольшое трюмо, на котором в беспорядке лежат разнообразные баночки и тюбики, рядом с трюмо маленький пуфик, обитый потертым темно-вишневым плюшем. По правой стене стоит полутора местная высокая кровать, около которой расположена низкая тумбочка. На тумбочке в беспорядке лежат лекарства и стоят стаканы с разноцветной жидкостью. Около окна, чуть отведя в сторону тюлевую занавеску, стоит высокая женщина. Она тяжело дышит, периодически начиная тяжело кашлять. Дверь открылась, и в комнату вошел седовласый мужчина. Он прошел к женщине и обнял ее за плечи:
- Зачем ты встала? Ляг – отдохни, - едва слышно проговорил он.
- Отдохну на том свете, - ответила женщина и закашлялась, и, опершись на руку мужа, все же вернулась в постель. Он пододвинул к кровати пуфик и взял ее за руку. Солнце садилось, озаряя ярким светом сидящую фигуру на фоне окна.
- Где девочка? – с трудом разомкнув веки, через некоторое время спросила она.
- В коридоре. Ждет разрешения войти.
- Я хочу ее видеть, - выдохнула женщина и отвернула лицо к стене, показывая, что не хочет разговаривать с мужем сейчас.
Мужчина встал, отпустил руку жены и тихо вышел из комнаты. Он вернулся очень быстро, ведя за плечо перед собой одиннадцатилетнюю девочку – их дочь. Девочка высвободилась из-под тяжелой руки отца и сделала пару шагов к кровати.
- Мама! – позвала девочка, и слезы вновь побежали из ее глаз.
Женщина повернула голову и, прокашлявшись, сказала:
- Подойди… - она приподняла руку в сторону дочери. Девочка взяла маму за руку и прижалась к ее руке мокрой от слез щекой. – Уйди! – тихо, но властно сказала женщина, смотря на мужа. Он кивнул и немедля вышел.
- Не плач, солнышко! Не плач, доченька! Ты же ничего не изменишь. Только мне станет хуже уходить.
- Нет! Нет! Нет, мамочка! – девочка уперлась лицом ей в ноги, закутанные в одеяло. – Этого не будет! – шептала девочка. А мама, плача сама, гладила голову дочери.
Дверь открылась. На пороге стоял отец.
- К тебе, - просто сказал он и, не дожидаясь разрешения жены, сделал широкий шаг в комнату и за ним вошли двое. Мужчина и женщина. Мужчина был средних лет, в черной, с серебристой искрой, рясе. Это все что было возможно сказать о нем, так как войдя в комнату он сразу оказался в тени, пропуская за собой женщину. Она же оказалась пожилой дамой, с четко очерченными чертами лица и приятными голубыми глазами. Ее темно-синие закрытое платье отражало блики от последних лучей заходящего солнца, а на углах золотой заколки в седых волосах, плотно затянутых в пучок на затылке, играли резкие блики от светильников в коридоре.
- Пора отдавать долги, - войдя, сообщил мужчина, сурово смотря туда, где должно было находиться лицо умирающей. – Ты умираешь, а ребенок твой нигде. Ты обещала.
Девочка подняла голову, и, вместо того, чтоб уйти, сильнее вцепилась в руку матери.
- Я еще жива, - прохрипела она и растянула сухие губы в улыбке.
- Это не надолго, - беспристрастно сказал вошедший, - когда солнце сядет – ты умрешь.
- Нет! – вскрикнула девочка и всхлипнула.
- Да, – ответил мужчина и глазами нашел маленькую фигурку, сидевшую у кровати. – Да, девочка! – он неприятно улыбнулся.
- Отец Серафим, - вступила в разговор седовласая женщина, - ее зовут Сэм. И разве вы не видите, что семья подавлена случившимся?
Она посмотрела на умирающую женщину, на прижавшуюся к ней девочку и остановила взгляд на мужчине, чьи широкие ладони лежали на плечах у девочки.
- Мать Ксаандра, вы не правы. Долг платежом красен, как говориться, - он в очередной раз неприятно улыбнулся, - а у нас не принято перекладывать свой долг на плечи других людей…
- Я прекрасно знаю законы нашего народа, - сдержано ответила мать Ксаандра и обратилась к умирающей: - Что вы скажите, милая?
- Отдавай долг, - холодно, без улыбки настаивал отец Серафим.
- Никогда… - закашлялась женщина и чуть приподняла голову, чтобы видеть незваного гостя, - слышите, никогда моя дочь не… - она продолжала кашлять, и вылетали только отдельные слова, - не… не будет...! будет… - женщина в последний раз сильно закашлялась и ее голова упала на подушку. Рука, гладившая маленькую Сэмми по голове, бессильно опустилась девочке на голову и соскользнула по гладко заплетенным волосам.
Догорел последний луч заходящего солнца. Комната погрузилась во мрак. Лишь одинокая полоска света из коридора просачивалась сквозь щель в двери. Тишина наступила мгновенно. Казалось все остановилось. Даже часы перестали тикать. Первой голос подала Сэм:
- Нет! Нет! – закричала она и в голос разревелась. Часы пошли. Все начали дышать. Кроме одной, лежавшей на постели.
- Умница! – хмуро усмехнулся отец Серафим. – Дотянула! Теперь девочка должна сама решать, - он развернулся к вошедшей вместе с ним женщине, - что может решить маленький ребенок!?
Мать Ксаандра загадочно улыбнулась:
- Гораздо больше, чем вы думаете.
- Как вы можете? – подняла голову и прошипела девочка. – Да как вы можете говорить тут? При маме? Она умерла из-за вас! – Сэмми соскочила с пуфика, подскочила к пожилой женщине и посмотрела ей в глаза. – Из-за вас ушло спасительное солнце!.. – внезапно девочка поняла, что помощи ей тут негде искать. Отец стоял и смотрел только на лицо своей мертвой жены, не обращая внимания на происходящее. А эти чужие люди… Сэмми попятилась к кровати, встала спиной к телу матери и с испугом смотрела на окружающих.
- А вы говорите, что она может что-то решить! – усмехнулся отец Серафим, - она даже вас обвиняет, ее защитницу! Что же с ней будет?
- Дочка, - хрипло позвал отец, - пойдем отсюда. Тебе здесь делать нечего.
Он подошел, взял девочку за руку и вместе с ней вышел из комнаты мертвой. (14.09.2008)
Вслед за ними вышли и недавно вошедшие люди. Женщина негромко говорила:
- Она не меня обвиняет. Она обвиняет нас. И вас, дрожайший отец Серафим, в первую очередь, – она остановилась, повернулась лицом к собеседнику и холодно на него посмотрела.
- Прошу заметить, милая мать Ксаандра, - в тон ей ответил мужчина, - что она обращалась к вам, а не ко мне.
- Вы так никогда ничего и не поняли, отец-настоятель Рокфренского монастыря, – мать Ксаандра тяжело вздохнула и, отвернувшись, направилась по длинному коридору в след за мужчиной с девочкой. – Она вас боится, – закончила она и свернула в комнату, за дверью которой скрылись шедшие впереди.
Отец Серафим остановился, глядя, как уходит за дверь соперница, и поднял голову к лампе. Его бледное лицо, порядком заросшее грубой светлой щетиной, отразило все муки. Все, кроме совести. Ему было не жалко только что умершую женщину и ее маленькую дочь. Он достал очки с фиолетовыми стеклами очки, нацепил их на нос и, поймав свое отражение в зеркале на соседней двери, криво усмехнулся, поправил единственную длинную упавшую прядь светлых волос и вошел в комнату, где сидели все те же лица.
Маленькая комнатка, но просторнее, чем спальня была заставлена мебелью, как будто из разных эпох: по голым деревянным стенам тянулись полки, иногда перемежаясь с черными буфетами и гарнитуром белого дерева. Посреди комнаты стоял стол, покрытый истертым зеленым сукном, а вокруг стола стоял низкий диван, против него высокая, на точеных ножках, кушетка, а спинкой к единственному маленькому окну стояло широкое кресло, где спокойно могли поместиться двое. Девочка с прямой спиной сидела в углу низкого дивана, чей цвет давно перестал читаться и отдаленно напоминал, что когда-то был горчичного цвета, поближе к окну. Отец ее сидел в другом углу, скрестив пальцы и смотря куда-то в угол. Мать Ксаандра сидела в кресле и неотрывно следила за дверью, глядя поверх прямоугольных очков в едва видимой тонкой золотистой оправе.
Из-за того, что дверь скрипнула внезапно, мужчина резко дернулся, расцепил пальцы и включил настольную лампу под бледно-зеленым абажуром с бахромой по краю. Зеленые блики отразились на фиолетовых непрозрачных стеклах, что придало виду отца Стефана угрожающий и беспощадный вид.
- Ну? – он оглядел собравшихся и, не найдя свободного места, кроме высокой кушетки, сел на нее, чуть подтянув на коленях брюки.
Наступило долгое молчание, которое прервал робкий детский вопрос-обращение:
- Отец?
Мужчина резко встал и резко ответил своей дочери:
- Решай сама! Мать твоя все всегда решала сама!
- Отец? – девочка непонимающе смотрела на отца. А тот развернулся и ушел. В коридоре еще несколько мгновений были слышны его шаги, а потом и они смолкли. – Папа! – срывая голос, закричала девочка и громко всхлипнула, а потом расплакалась, глубоко и шумно вдыхая затхлый воздух давно непроветриваемой комнаты.
А взрослые молчали. Никто не нарушил молчание, пока Сэм, уткнувшись лицом в подлокотник дивана, рыдала.
«Помощи ждать не откуда» - эта мысль резко и четко появилось в ее сознании. Успокаиваясь, она еще раз осмотрела пришедших в последние минуты жизни ее матери.
- Значит, - чуть дрогнувшим голосом начала она, - я должна выбрать с кем пойти, – люди синхронно кивнули, - с вами, - она кивнула мужчине, - или с вами, - она кивнула женщине и оба человека в ответ ей кивнули. – От моего решения уже не зависит не чья жизнь… – в слух размышляла она. – Тогда, - девочка резко, но с заметным усилием встала с дивана, - я иду с вами. – Она сделала шаг к женщине и упрямо посмотрела в насмешливо блистающие фиолетовые стекла очков отца Серафима.
- Зря, – только и сказал он, вставая. – Мать Ксаандра, я вас жду в машине.
Женщина склонила голову в знак благодарности и, дождавшись пока отец Серафим покинет комнату, встала.
- Пойдем, – она взяла Сэм за плечо и безошибочно пошла вместе с ней в комнату девочки.
В комнате было темно. Сквозь плотно задернутые тяжелые шторы не проникал свет фонарей с улицы, а единственная лампа в комнате, на столе, стояла выключенной. Мать Ксаандра резко и безошибочно нашла на столе выключатель, посадила девочку на кровать и достала из шкафа огромную сумку, с которой отец часто ездил.
- Это ты носишь? Это тебе нужно? Зачем это здесь… Это не понадобиться… - спрашивала или утверждала женщина, поглядывая на кивающую Сэмми. В сумку летели не сложенные вещи, книжки, тетрадки, головоломки, карандаши… Наконец, сумка оказалась заполнена на половину.
- Пойдем, – повторила в очередной раз настоятельница и взяла в одну руку сумку, а другой потянулась к девочке.
- Нет! – воскликнула девочка и, ловко увернувшись от морщинистой руки, подбежала к кровати. Из-под подушки она извлекла небольшого ежика – мягкую игрушку, подаренную матерью.
- Милая… - воздохнула женщина и потянула раскрытую руку ладонью вверх девочке. Девочка схватилась за теплую сухую руку и не отпускала ее до самой машины.
У машины стояли отец девочки и отец Серафим. Они не разговаривали. Они смотрели, как из подъезда выходят женщина с девочкой. Отец Серафим молча открыл багажник, отец девочка молча забрал сумку с вещами Сэм из рук матери-настоятельницы и поставил ее в багажник. Отец-настоятель Рокфренского монастыря уже сидел за рулем, мать Ксаандра садилась на соседнее сидение, а девочка стояла у открытой задней двери, прижимая к себе ежика. Холодный ветер дул ей в лицо, осушая постоянно наворачивающиеся на глаза слезы.
- Ты даже мне ничего не скажешь, отец? даже не обнимешь? – тихо спросила она у мужчины.
- Осторожно, - тихо сказал он, подошел и крепко обнял дочь.
- Я вернусь папа. Я скоро. Не волнуйся! – это девочка уже кричала, высовываясь из окна машины. Когда, отец перестал быть отличимым от дороги, девочка устроилась по-удобнее на заднем сидении и крепко обняла игрушечного зверька. «Я вернусь. Я обязательно вернусь. Я пойму смысл, как просила моя мама»…
***