Настоящий отрывок из записной книжки Достоевского не вошел ни в одно Собрание его сочинений.
Он написан для себя, как интимнейшая медитация в трагический момент жизни: в момент смерти его первой жены.
Ведь момент смерти есть момент жизни, и, быть может, самый значительный и загадочный.
Значительный — потому, что ставит под вопрос значение всех других моментов жизни, начиная с момента рождения.
Рождение оставляет открытым вопрос о смысле и значении жизни; но смерть со всей силой ставит этот вопрос.
Мысль о смерти каждого делает философом и мистиком.
В этом отрывке заключена потусторонняя разгадка великой психологической загадки одной любви.
Весь роман Достоевского с Марией де Констан (по мужу Исаевой) был сплошным взаимомучительством.
И однако, он писал о ней после ее смерти своему другу Врангелю: «О, мой друг, она любила меня беспредельно, и я любил ее без меры, но мы жили не счастливо. Но если мы были положительно несчастны вместе, в силу ее странного, подозрительного, болезненно-фантастического характера, то все же мы никогда не переставали любить друг друга, и даже, чем более мы были несчастны, тем более мы привязывались друг к другу.
Это была женщина самая благородная, самая честная, самая великодушная из всех, каких я знал в моей жизни...»
В них было какое-то взаимное притяжение, даже сходство (разве нельзя сказать о самом Достоевском, что у него характер «странный, подозрительный, болезненно-фантастический?»), — и вместе с тем принципиальная несовместимость и дисгармония.
В их романе была какая-то трудно понимаемая правда и ценность и какая-то очевидная уродливость.
Но меня заинтересовало не то, кто была первая жена Достоевского, и ни странности этого брака. Нет.
Меня поразило в самое сердце всё, что написано после "16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли я с Машей? ".
Конечно отрывок слишком длинен для интернет-читателя, да и просто для сегодняшнего читателя, но для меня совершенно парадоксален, феноменален, и важен сегодня.
Я была очарована в очередной раз парадоксальности неземной логики его мыслей, выражаемой человеческим языком. И эта космическая логика, втиснутая в форму земного языка убедила меня согласиться с выводом Достоевского:
"следственно, человек есть на земле существо только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переходное".
И вот эта мысль мне тоже интересна:
"...Семейство, то есть закон природы, но все-таки ненормальное, эгоистическое в полном смысле состояние от человека... "
Почему то, именно сейчас, мне важно осознать смысл человеческой жизни. Наверное, всегда это происходит, когда жизнь близкого человека заканчивается на Земле. Когда он уже наполовину ушел, и осталось только тело. Куда же он уходит? Куда???...
Вот этот отрывок:
«16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли я с Машей?
Возлюбить человека, как самого себя, но заповеди Христовой — невозможно.
Закон личности на земле связывает. Я препятствует.
Один Христос мог, но Христос был вековечный, от века идеал, к которому стремится, и по закону природы должен стремиться человек.
Между тем после появления Христа как идеала человека во плоти стало ясно как день, что высочайшее, последнее развитие
личности именно и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтобы человек нашел,
сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может делать человек из своей личности,
из полноты развития своего Я, — это как бы уничтожить это Я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно.
И это величайшее счастье.
Таким образом, закон Я сливается с законом гуманизма, и в слитии оба, и Я и все (по-видимому, две крайние противоположности), взаимно уничтожаясь друг для друга, в то же самое время достигают и высшей цели своего индивидуального развития каждый особо.
Это и есть рай Христов.
Вся история как человечества, так отчасти и каждого отдельно есть только развитие, борьба, стремление и достижение этой цели.
Но если это цель окончательная человечества (достигнув которой, ему не надо будет развиваться, то есть достигать,
бороться, прозревать при всех падениях своих идеал и вечно стремиться к нему, — стало быть, не надо будет жить) — то,
следственно, человек есть на земле существо только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переходное.
Но достигать такой великой цели, по моему рассуждению, совершенно бессмысленно, если при достижении цели все угасает и
исчезает, то есть если не будет жизни у человека и по достижении цели.
Следственно, есть будущая, райская жизнь.
Какая она, где она, на какой планете, в каком центре, в окончательном ли центре, то есть в лоне общего синтеза, то есть
Бога? — Мы не знаем.
Мы знаем только одну черту будущей природы будущего существа, который вряд ли будет и называться человеком (следовательно, и понятия мы не имеем, какими будем существовать).
Эта черта предсказана Христом, — великим и конечным идеалом развития всего человечества, представшим нам, по закону нашей истории, во плоти; эта черта:
— «Не женятся и не посягают, а живут, как ангелы Божий», — черта глубоко знаменательная.
1) Не женятся и не посягают, ибо не для чего: развиваться, достигать цели посредством смены поколений уже не надо и
2) Женитьба и посягновение на женщину есть как бы величайшее отталкивание от гуманизма, совершенное обособление пары от всех. (Мало остается для всех.)
Семейство, то есть закон природы, но все-таки ненормальное, эгоистическое в полном смысле состояние от человека.
Семейство — это высочайшая святыня человека на земле, ибо посредством этого закона природы человек достигает развитием (то есть сменой поколений) цели.
Но в то же время человек по закону же природы, во имя окончательного идеала своей цели должен беспрерывно отрицать его. (Двойственность.)
Антихристы ошибаются, опровергая христианство следующим основным пунктом опровержения:
«Отчего же христианство не царит на земле, если оно истинно; отчего же человек до сих пор страдает, а не делается братом друг другу?»
Да очень понятно, почему: потому что это идеал будущей окончательной жизни человека, а на земле человек в состоянии переходном.
Это будет, но будет после достижения цели, когда человек переродится по законам природы окончательно в другую натуру, которая не женится и не посягает и
3) Сам Христос проповедовал свое учение как идеал, сам предрек, что до конца мира будет борьба и развитие (учение), ибо это закон природы, потому что на земле жизнь развивается, а там — бытие полное синтетически, наслаждающееся и наполненное, для которого, стало быть, «времени не будет».
Атеисты, отрицающие Бога и будущую жизнь, ужасно наклонны представлять все это в человеческом виде, тем и грешат.
Натура Бога прямо противоположна натуре человека.
Человек, по великому результату науки, идет от многоразличия к синтезу, от фактов к обобщению их и познанию.
А натура Бога другая.
Это полный синтез всего бытия, саморассматривающий себя в многоразличии, в анализе.
Но если человек не человек — какова же будет его природа?
Понять нельзя на земле, но закон ее может представляться и всем человечеством в непосредственных эманациях (Прудон. «Происхождение Бога») и каждым частным лицом.
Это слитие полного Я, то есть знания и синтеза, со всем.
«Возлюби все, как себя».