Это цитата сообщения Филофоб Оригинальное сообщение
[показать]Znowu więdną wszystkie zioła,
Tylko srebrne astry kwitną,
Zapatrzone w chłodną niebios
Toń błękitną.
Все поблекло. Только астры
Серебристые остались.
Под холодным синим небом
Размечтались.
(перевод Яна Бунина)
Аснык (Asnyk) Адам
(1838—1897)
Адам Аснык родился 11 ноября 1838 года в городе Калиш (ныне в Великопольском воеводстве Польши) в семье участника Польского восстания 1830-1831 годов.Учился в агрономическом институте, медико-хирургической академии (изучал медицинские науки в Варшаве и Бреславле), участвовал в подпольной студенческой организации социалистического толка.
За участие в демонстрациях протеста Адам Аснык был арестован. Лично принимал участие в польском восстании 1863 года. Осенью 1863 входил в состав повстанческого правительства, впоследствии входил в один из партизанских отрядов. Позже, в результате преследований со стороны властей, был вынужден эмигрировать в Германию. В университете Гейдельберга завершил высшее образование и получил степень доктора философии. В 1867 году Аснык переезжает во Львов, где проживал до 1870 года, после чего перехал в Краков.
В 1872 году вышел двухтомник его произведений, благодаря чему Адам Аснык быстро становится популярным. Помимо литературной деятельности аснык исполнял обязанности газетного редактора. Пьесы Асныка с успехом шли на любительских и профессиональных сценах.
Ведущее место в его раннем творчестве занимает лирика, проникнутая болью, вызванным поражением польского освободительного движения и личными разочарованиями («Сон могил», 1865, и др.). 1880-е годы ознаменовали новый этап в его творчестве; Аснык вновь выражает веру в общественный прогресс.
Адам Аснык автор исторических драм и бытовых комедий («Кола Риенци», 1873; «Кейстут», 1878; «Братья Лерхе», 1888, и др.).
Адам Аснык скончался 2 июля 1897 года в городе Кракове.
На стихи Асныка писали музыку Игнацы Падеревский, Чеслав Немен. Его лирику переводили на русский Изабелла Гриневская, Иван Бунин, Александр Ревич.
Польский поэт, до прихода в литературу Конопницкой бывший крупнейшим поэтом своей эпохи. Он прославился как певец печальных раздумий. У Асныка — автора фантастической поэмы «Сон могил» (1865), несущей следы влияния Данте, Словацкого и Гейне, — не было сомнений, что январское восстание, которому он отдал свою молодость, — это последняя вспышка уходящей героической эпохи. Но, в отличие от эпигонов романтизма, он верил в неотвратимость прогресса и понимал, что «надо с живыми идти вперед» («Тщетные жалобы», 1877). Именно эта позиция мыслителя, сердцем прикованного к прошлому, но разумом понимающего необходимость считаться с реальностью, не видящего в жизни движущих сил прогресса, но и не принимающего за благо мещанское благополучие, — эта позиция благородного и думающего человека обеспечила его поэзии в «век рационализма» огромный успех у читателей. Особой благосклонностью у современников Асныка пользовались его любовная и пейзажная лирика («В Татрах», 1880) и цикл философских сонетов «Над глубинами» (1894).
Мне в этой жизни нужно мало --
Сердца, что бы меня пожелало.
Я бы любил его тихо и смирно:
Сердце такое открыло бы мир мне.
Губ ярко-алых, откуда б годами
Я пил своё счастье хмельными губами.
Сердца и рук, что б меня обнимали,
И лёгкою лаской своей усыпляли.
Их нежность бы стала живою мечтою,
О той, чья любовь бесконечна, как небо...
Сердца всего лишь мне нужно, но нету
В мире огромнейшем сердца такого...
Jednego serca! tak mało! tak mało,
Jednego serca trzeba mi na ziemi!
Coby przy mojem miłością zadrżało:
A byłbym cichym pomiędzy cichemi...
Jedynych ust trzeba! skąd bym wieczność całą
Pił napój szczęścia ustami mojemi,
I oczu dwoje, gdzieby, patrzył śmiało,
Widząc się świętym pomiędzy świętemi.
Jednego serca i rąk białych dwoje!
Coby mi oczy zasłoniły moje,
Bym zasnął słodko, marząc o aniele,
Który mnie niesie w objęciach nieba...
Jednego serca! tak mało mi trzeba,
A jednak widzę, że żądam za wiele!
Лилии
Золотые кудри в косы
Панночка плетет;
Заплетаючи, в раздумье
Песенку поет:
Темной ночью белых лилий
Сон неясный тих.
Ветерок ночной прохладой
Обвевает их.
Ночь их чашечки закрыла,
Ночь хранит цветы
В одеянии невинной
Чистой красоты,
И сказала: спите, спите
В этот тихий час!
День настанет - солнца пламень
Сгубит, сгубит вас!
Дня не ждите, - бесконечен
Знойный день, а сон,
Счастья сон недолговечен,
И умчится он.
Но, таинственно впивая
Холодок ночной,
К солнцу тянутся, к востоку
Лилии с тоской.
Ждут, чтоб солнце блеском алым
И теплом своим
Нежно белые бокалы
Растворило им.
И напрасно ночь лелеет
Каждый лепесток -
Грезит девушка о милом,
Солнца ждет цветок!
Астры
Все поблекло... Только астры
Серебристые остались, -
Под холодным, синим небом
Замечтались...
Грустно я встречаю осень...
Ах, не так, как в дни былые!
Так же вянут, блекнут листья
Золотые,
Так же месячные ночи
Веют кроткой тишиною,
И шумит в аллеях ветер
Надо мною...
Но уж нет в душе печальной
Тех восторгов, тех волнений,
Что, как солнце, озаряли
День осенний.
Помню милый, бледный облик,
Локон нежный и волнистый,
В черных косах - венчик астры
Серебристый...
Помню очи... Вижу снова
Эти ласковые очи...
Все воскресло в лунном, блеске, -
В блеске ночи!
Zofia Asnykowa umarła w połogu 16 października 1876 roku zostawiając syna Włodzimierza.
"Włodzio urodził się w Poznaniu. Mój teść był doktorem, chciał nad córką czuwać podczas słabości, więc tam pojechała i w tydzień po przyjściu na świat dziecka umarła. Chore serce nie przetrwało ciężkiego przejścia. Była jedyną córką rodziców, którzy po stracie dziecka znienawidzili zięcia. Córka ich miała serce chore, ale oni snać mieli serca małe"
Wnuka zatrzymali u siebie wychowując w nienawiści do ojca. Po śmierci Franciszki Kaczorowskiej Włodzimierz zamieszkał z ojcem. Miał wówczas lat czternaście. Pamięci Zofii poświęcił Asnyk piękny wiersz zatytułowany "Astry"
Jakże smutna teraz jesień!
Ach, smutniejsza niż przed laty,
Choć tak samo żółkną liście
Więdną kwiaty
I tak samo noc miesięczna
Sieje jasność, smutek, ciszę
I tak samo drzew wierzchołki
Wiatr kołysze
Ale teraz braknie sercu
Tych upojeń i uniesień
Co swym czarem ożywiały
Smutna jesień
Dawniej miała noc jesienna
Dźwięk rozkoszy w swoim hymnie
Bo anielska, czysta postać
Stała przy mnie
Przypominam jeszcze teraz
Bladej twarzy alabastry,
Krucze włosy - a we włosach
Srebrne astry...
Widzę jeszcze ciemne oczy...
I pieszczotę w ich spojrzeniu
Widzę wszystko w księżycowym
Oświetleniu...
Portret zmarłej żony towarzyszył Asnykowi do końca życia. W jego krakowskim domu wisiał na ścianie między oknami, na drugiej zaś ścianie wisiał jego własny portret namalowany przez Strażyńskiego.
A syn?
Jak podaje Lucyna Kotarbińska "Syn ojca pochował. Korespondencję Asnyka z rodzicami, którą widziałam w swoim czasie leżącą, w jakimś zbożnym ładzie, ręką Asnyka przewiązaną - spalił.
Mnie przyniósł srebrną cukiernicę, używaną i lubianą przez Asnyka, bo była kaliskiego wyrobu, więc droga Mu (...)
(...) A potem? Potem spieniężył, co się dało. Gotówkę wszelką zabrał i według programu, który mi przed wyjazdem zwierzył pojechał do Paryża. Grał. A kiedy przegrał ostatniego franka palnął sobie w łeb"
* * *
Без слов мы навсегда простилися с тобою.
Все речи я берег в душевной глубине,
Я говорить не мог... Но сердца нет со мною -
Оно теперь с тобой в далекой стороне.
Белеет домик твой под крышею родною,
Поют там соловьи так звонко по весне...
Я отделен от вас страданьем и тоскою,
И дом мой далеко, и нет возврата мне...
Так больно было мне остаться без ответа!
Но все-таки я рад, что ясного рассвета,
Что жизнь твою, не буду омрачать, -
Она к тебе идет с улыбкой молодою,
А я прощаюся с последнею зарею.
Иду во тьму - и не вернусь опять!..
Две фазы
I
Когда, как солнце, мысль над миром загорится,
Людская сонная и мутная волна
В поток стремительный мгновенно заклубится
И в даль заветную уносится она.
Душа тогда, как вихрь, над бездной гордо мчится,
С надеждой ясною, беспечна и сильна,
И цель желанная всем близкой, близкой мнится,
И грудь у каждого отвагою полна.
Житейские валы все в искрах мощно плещут,
От чудного костра и старость всем светлей,
И крылья юности в огнях святых трепещут,
И даже смерть сама в венце златых лучей
Наградой кажется за подвиг жизни всей,
Обеты райские в глазах ее нам блещут.
II
Лишь только свет зари пурпурный угасает,
И мысль скрывается в далеких облаках -
Душа в смятении трепещет, изнывает,
Как птица вольная в раскинутых силках.
Людьми в тот мрачный час незримо управляет,
Как стадом немощным, один постыдный страх, -
Порок властительный коварно засевает
Гнилые семена в подавленных сердцах!
Весь Божий мир тогда нам кажется постылым;
А жизнь ненужною, бесцельной суетой,
Насильственным путем безрадостным, унылым,
К сырым и ждущим нас зияющим могилам,
И смерть нам кажется не кроткой и благой -
Жестоким призраком, нежданной карой злой.
Что же было между нами
Что же было между нами?
Что сковало нас цепями?
Ах, в любви и дружбе вечной
Клятвы громкой, бесконечной
Мы друг другу не давали.
Мы цепей других не знали
Кроме вешних грез коварных
И лучей зари янтарных,
Кроме песни соловьиной,
Шума леса над стремниной.
Ленты радуг, птичек хоры,
Запах роз, теней узоры,
Ручеек над старой ивой,
Тихий шепот боязливый.
В темных тучах блеск зарницы,
Блеск природы чаровницы,
Всё, что в бархат землю крыло,
Вот что между нами было.
Повилика над стеблями,
Вот что было между нами,
Что сковало нас цепями.
...Między nami nic nie było...
Między nami nic nie było!
Żadnych zwierzeń, wyznań żadnych,
Nic nas z sobą nie łączyło
Prócz wiosennych marzeń zdradnych;
Prócz tych woni, barw i blasków
Unoszących się w przestrzeni,
Prócz szumiących śpiewem lasków
I tej świeżej łąk zieleni;
Prócz tych kaskad i potoków
Zraszających każdy parów,
Prócz girlandy tęcz, obłoków,
Prócz natury słodkich czarów;
Prócz tych wspólnych, jasnych zdrojów,
Z których serce zachwyt piło,
Prócz pierwiosnków i powojów
Między nami nic nie było!
Цветы
О чувства первые, цветы весенних дней,
Свое ж чарует вас душистое дыханье,
Таитесь робко вы в тени густых ветвей
И мните, что далек час близкий увяданья.
Вот летние цветы, что радуги пестрей!
О близости конца исполнены сознанья,
Пьют жадно солнца свет, тепло его лучей,
Но вот еще цветы, цветы воспоминанья!
То астры грустные... С тревожною тоской
За жизнь ведут борьбу с дождями, бурей, мглой
Суровой осени безрадостной, унылой...
Вокруг всё отцвело! Лишь над холмом повис
Печали верный друг, зеленый кипарис -
Смиренья дерево, надежды над могилой.
Лишь сердца одного..
(еще один вариант перевода)
Лишь сердца одного, - так мало, ах, так мало, -
Лишь сердца одного на свете надо мне,
Чтоб близ меня оно любовью трепетало...
Меж тихими тогда я жил бы в тишине.
Мне надо уст таких, чтоб я, как из фиала,
Мог счастье вечно пить из них, как в райском сне,
И глаз, чтобы душа моя в них утопала,
В их чудной, в их святой блаженной глубине.
Лишь сердца одного, руки, чтоб веки нежно
Усталых глаз моих закрыла мне она,
И мне бы грезился мой ангел белоснежный,
И мне бы чудилась лазури глубина.
Лишь сердца одного всегда молил у Бога.
Так мало! Но и то, я вижу, слишком много.
Иду я с ношею...
Иду я с ношею... Трудна моя дорога,
И долго тянется безрадостная ночь.
Далеко мне идти до отчего порога...
И ношу волочить мне более невмочь.
О, бездна, расступись! глубокая, немая,
И в тайниках твоих навек меня зарой!
О, тьма, ночная тьма, моей мольбе внимая,
Заботливо меня ты пологом укрой!
Пусть ангел сумрачный, всеблагий и могучий
Мой след с лица земли крылом своим сметет...
Где я блуждал когда - пусть лес взойдет дремучий,
Река забвения пускай там потечет.
Напрасны все мечты. Напрасно все моленья
Несутся к небесам из трепетной груди -
Из дали слышится мне слово повеленья:
"Вперед, вперед иди..."
Мне жаль
Мне жаль цветов живых
По кручам скал;
Над бездной темной их никто
Не отыскал!
Жемчужин жаль, что красоту
Таят в волне,
И одиноких гордых чувств
Так жалко мне!
И жалко тающих во мгле
Весенних грез.
И жаль без меры жертв людских,
Невинных слез;
Желаний скованной души
Мне жаль! Мне жаль
Без эха песен, что летят
В глухую даль.
Отваги жаль, что вечных дел
Напрасно ждет.
И жизни жаль, что без любви
Как сон уйдет.
О, люди жалкие
О, люди жалкие, земли ничтожной племя!
Проклятье следует за вами по пятам.
Где б вы ни встретились - вражды упорной семя
Войдет в богатую мгновенно жатву там.
Кипите местью вы, как древние Атриды;
За зло вы платите друг другу тем же злом!
Но каждая рука, несущая обиды,
Обиды соберет сторицею кругом.
Ах, всяк из вас палач и жертва в то ж мгновенье;
Недолго над врагом ваш торжествует взгляд!
С блестящей высоты грозит и вам паденье...
В безумии побед жестокий зреет яд.
Но в мире что-то есть не ведомое вами,
Что вас влечет туда, в неведомую даль,
Что из лучей венец плетет вам над челами
И сеет вам в сердца небесную печаль.
Счастливая юность
Счастливая юность! Ей кажется кроток
И вихря сурового буйный полет,
Миг радости длинен, страданья - короток
И легким несчастия тягостный гнет!
Счастливая юность! Сердечные боли
Залечит в целебном источнике слез,
В оковах неволи, в тумане недоли
Найдет утешение в радости грез.
Реки имеют русла
И знают моря границы
Набегам волн –
И горы, что тонут в небе,
Пределов своих достигают –
Дальше им путь запрещён.
И лишь человека сердце
Стремится всё в бесконечность,
Сквозь муки, тоску и печаль,
И верит, что в свои глубины
Вместит пространство и вечность
И поднебесную даль.
Bez granic
Potoki maja swe loza -
I maja granice morza
Dla swojej fali –
I gory, co tona w niebie,
Maja kres dany dla siebie,
Nie pojda dalej!
Lecz serce, serce czlowieka,
Wciaz w nieskonczonosc ucieka
Przez lzy, tesknoty, meczarnie
I wierzy, ze w swoim lonie
Przestrzen i wiecznosc pochlonie
I niebo cale ogarnie.
Костёл Паулинов на Скалке (Краков). В подземелье костела находится Национальный пантеон
Гробница Адама Асныка в Национальном пантеоне
А музыка-то какая знакомая. "Он говорил мне: "Будь ты моею, И стану жить я, страстью сгорая; ... "
И этому идиотизму несть конца..
Тексты Асныка так и просятся на музыку. Они очень романсовые. А романс, прежде всего, русский- величайшая драгоценность нашей культуры. Голос души. Русско-польско-еврейско-цыганской-....далее везде
Приложение.
Отечественные продолжатели дела и НАСТРОЕНИЯ Асныка, ИМХО.