 [400x550]
В переходе возле станции метро сидит женщина неопределенного возраста.
Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два.
Волосы у женщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби.
Перед женщиной на заплеванном полу перехода лежит кулек.
В кулек сердобольные граждане бросают деньги.
И не бросали бы, да на руках женщина держит весомый «аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы.
На руках у женщины спит ребенок лет двух.
Он в грязной шапочке, бывшей когда-то белой, в спортивном костюмчике.
Переход – место достаточно оживленное.
И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в кульке, и шуршат купюры.
Я ходил мимо женщины около месяца.
Я догадывался, кому уходят деньги, жертвуемые многочисленными прохожими.
Уж сколько говорено, сколько написано, но народ наш такой – жалостливый.
Жалостливый, до слез.
Готов народ наш отдать последнюю рубашку свою, последние копейки из кармана вытряхнуть.
Подал такому «несчастному» – и чувствуешь, что у тебя все еще не так плохо.
Помог, вроде бы как.
Хорошее дело сделал…
Я ходил мимо попрошайки месяц.
Не подавал, так как не хотел, чтобы на мои деньги какой-нибудь негодяй купил себе кирпича одну штуку, да вставил в стену нового дома-дворца своего.
Пускай будет дыра у него в стене, у негодяя этого.
Не будет кирпича от меня.
Но, судя по тому, как попрошайке подавали, хозяин ее имел уже несколько домов-дворцов.
Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно.
Бутылка водки на вечер, да шаурма.
Хозяева таких «точек» попрошайничества имеют немало, но отличаются жадностью.
И жестокостью.
На том и держится их супердоходный бизнес.
На деньгах да на страхе.
Никто из опускающих монетку в кулечек не знает, что «встать» на место возле Владимирского собора невозможно, а хождение по вагонам метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас обращаюся» стоит от 20 долларов в день.
Или – знает?
В таком случае – знает, но подает?
Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не задумывается над еще одним вопросом.
Над одним несоответствием, буквально бросающимся в глаза.
Спустя месяц хождения мимо попрошайки меня вдруг как током ударило, и я, остановившись в многолюдном переходе, уставился на малыша, одетого в неизменно-грязный спортивный костюмчик.
Я понял, что именно казалось мне «неправильным», если можно назвать «правильным» уже само нахождение ребенка в грязном подземном переходе с утра до вечера.
Ребенок спал.
Ни всхлипа, ни вскрика.
Спал, уткнувшись личиком в колено той, кто представлялась его мамой.
Попрошайка подняла на меня глаза.
Наши взгляды встретились.
Бьюсь об заклад, она поняла то, что понял я…
У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети?
Вспомните, как часто они спали в возрасте 1-2-3-х лет?
Час, два, максимум три (не подряд) дневного сна, и снова – движение.
За весь месяц каждодневного моего хождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим!
Я смотрел на маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое подозрение постепенно формировалось в твердую уверенность.
– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.
Попрошайка сделала вид, что не расслышала.
Она опустила глаза и закуталась в воротник потертой куртки.
Я повторил вопрос.
Женщина вновь подняла глаза.
Она посмотрела куда-то за мою спину.
Во взгляде ее явственно читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшей отрешенностью.
Я впервые видел подобный взгляд.
Взгляд существа с другой планеты.
- Пошел на… – произнесла она одними губами.
– Почему он спит?! – я почти кричал…
Сзади кто-то положил руку мне на плечо.
Я оглянулся.
Мужчина с типичным лицом рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови: – Ты чего к ней пристал?
Видишь – и так жизнь у нее…
Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.
Попрошайка перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую скорбь.
Мужик убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода.
Дома он расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную женщину от негодяя в дорогой дубленке.
Милиционер, подошедший ко мне в переходе на следующий день, выразился почти так же, как и его «подопечная» попрошайка.
И на свой вопрос я получил исчерпывающее:
– Пошел в…
А ребенок спал…
Я позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек с глазами-маслинами.
Он с горем пополам окончил три класса, и читает с трудом.
Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться по улицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленным количеством окон, башенок и балкончиков.
Знакомый был весьма удивлен моей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнес контролируют представители его национальности.
Я узнал, что в Киеве попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы.
Причем, первые специализируются, в основном, на «инвалидах войны».
Мы часто видим их на переходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин.
Мнимые афганцы «работают» также и в метрополитене.
Всевозможными «больными», хромыми и «приехавшими делать операцию» заведуют с равным успехом как украинцы, так и цыгане.
Бизнес этот, несмотря на кажущуюся стихийность, четко организован.
Курируется попрошайничество организованными преступными группировками, и деньги, брошенные полунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида», уходят «наверх».
Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом сердобольный прохожий, он потерял бы сознание от удивления.
Детей берут в «аренду» у семей алкоголиков, или попросту воруют.
Но это все, что говорится, цветочки.
Мне нужно было получить ответ на вопрос – почему спит ребенок?
И я его получил.
Причем, мой знакомый цыган произнес фразу, повергнувшую меня в шок, вполне обыденно, спокойным голосом.
Как о погоде сказал:
– Или под героином, или под водкой…
Я остолбенел.
«Кто под героином? Кто – под водкой?!»
– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал.
Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?
Для того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой.
Или – наркотиками.
Разумеется, что детский организм не способен справляться с таким шоком.
И дети часто умирают.
Самое страшное – иногда умирают днем, среди «рабочего дня».
И мнимая мать должна досидеть с мертвым ребенком на руках до вечера.
Таковы правила.
И идут мимо прохожие, и бросают мелочь в кулек, и считают, что поступают благородно.
Помогают «матери-одиночке»… …
На следующий день я стоял в переходе возле станции метро Л.
Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, не было видно.
Я запасся журналистским удостоверением, и был готов к серьезному разговору.
Но разговора не получилось.
А получилось следующее…
У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок.
Мои вопросы попрошайка попросту игнорировала с отрешенным лицом.
Меня интересовали документы на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?
Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки, стоявшие рядом.
От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мне следует, мягко говоря, удалиться из перехода.
К возгласам торговки подключились ее негодующие соседки по ремеслу.
Следом за ними – прохожие преклонных лет.
В общем, я был с позором выдворен из перехода.
Оставалось одно – звонить 02 или искать милицейский патруль.
Но милиция нашла меня сама.
Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и спросил документы.
Я документы предоставил, и высказал свое мнение по поводу нахождения женщины с ребенком в переходе.
Сержант со мною согласился, и… отправился звонить кому-то.
Я стоял перед переходом, с полным ощущением того, что пытаюсь бороться с ветряными мельницами.
Спустя несколько минут в переходе не было уже ни торговок, ни попрошайки со спящим ребенком…
Когда вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми, просящих милостыню, задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет за деньгами.
Подумайте о том, что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, и бизнес этот умер бы.
Умер бы бизнес, а не дети, накачанные водкой или наркотиками.
Не смотрите на спящего ребенка с умилением.
Смотрите с ужасом.
Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спит ребенок.
P.S. Если вы скопируете эту статью себе на стену или просто нажмете "Рассказать друзьям", ваши друзья тоже ее прочтут.
И, когда в очередной раз откроют кошелек, чтобы кинуть монетку нищему, вспомнят, что эта благотворительность может стоить очередной детской жизни.
 |
|
|
|
|
|