— Что же касается истории Франции, то он может пересказать ее с начала до конца.
— До конца? Какого конца?! Что, уже предвидится конец?!

* * *

Я живу в обществе совершенно сумасшедшей матери, отца, который может поставить на кон Польшу, и сестры, считающей правду своим личным врагом.

* * *

— Когда нибудь Бруно получит в консерватории первую премию за игру на рояле. Он мне обещал. Он будет знаменитым. Впрочем, через несколько лет мы все будем знаменитыми. Тад будет великим путешественником, Бруно будут аплодировать во всех концертных залах, я буду второй Гарбо, а ты...
С минуту она изучала меня.
— Ну ничего, — сказала она.

* * *

Я ничего не знал об искусстве блистать в обществе, но страстно желал тут же на глазах у Лилы доказать какое нибудь своё неоспоримое превосходство, которое бы всех посрамило. Но всё, что я мог сделать, это спросить:
— Какой будет квадратный корень из 273 678?

* * *

— Я тебя люблю. Жаль, что ты мне сестра!
— Но я только её кузен, так что, может быть, у меня есть шанс!

* * *

Бруно складывал свои партитуры в ящик.
— Пропал рояль, — сказал он мне.
— Святой эгоизм, — проворчал Тад. — Посмотри на этого типа! Мир может рухнуть — а для него единственное, что имеет значение, это ещё немножко музыки.

* * *

Я сделал несколько шагов по песчаной дорожке, усыпанной зелёными иголками, и вышел на пляж. Слева от себя я увидел рояль под большой сосной, сгорбившейся, как свойственно очень старым деревьям, чьи вершины как бы грезят о прошлом. Бруно сидел за клавишами в двадцати шагах от меня; я видел сбоку его профиль, и в морском воздухе лицо его казалось мне почти призрачно бледным — предвечерний свет скорее приглушал, чем выделял краски; чайки пронзительно кричали.

* * *

Мы не были ни Руссо, ни Дидро, ни Вольтером — мы были Муссолини, Гитлером и Сталиным.

* * *

Тад будет великим исследователем, найдёт гробницы скифских воинов и храмы ацтеков, Бруно будет так же знаменит, как Менухин и Рубинштейн, Ханс захватит власть в Германии и убьёт Гитлера, а ты будешь любить меня.

* * *

Надежда — живучая тварь.

* * *

Просто не могу понять, как это тебя не взяли в армию, раз ты такой идиот.

* * *

— Франция не может проиграть войну. Это невозможно.
— Для французов нет ничего невозможного.

* * *

Есть выздоровления, которые разрушают больше, чем болезнь.

* * *

- Ты меня любишь, да или нет?
- Я тебя люблю, но это ещё не всё. Я не хочу стать твоей половиной. Знаешь это ужасное выражение? "Где моя половина?" "Вы не видели мою половину?" Я хочу, встретив тебя через пять, через десять лет, почувствовать удар в сердце. Но если ты будешь возвращаться домой каждый вечер целые годы, удара в сердце не будет, будут только звонки в дверь...

* * *

- Хорошо, молчу. Я не могу давать тебе советы. Я любил только одну женщину в своей жизни, и так как ничего не получилось...
- Почему не получилось? Она вас не любила?
- Не получилось, потому что я её так и не встретил. Я хорошо представлял её, я представлял её каждый день в течение тридцати лет, но она не появилась. Воображение иногда может сыгрвть с нами свинскую шутку. Это касается женщин, идей и стран. Ты любишь идею, она кажется тебе самой прекрасной из всех, а потом, когда она материализуется, она совсем на себя не похожа или даже оказывается прямо дерьмовой. Или ты так любишь свою страну, что в конце концов не можешь больше её выносить, поому что никогда она не может быть так хороша... И тогда делаешь из своей жизни, своих идей и своей мечты...воздушных змеев.

* * *

- Любовь - вещь гениальная, и у неё есть дар всё переваривать. Что касается тебя, ты думал, что живёшь памятью, но больше всего ты жил воображением.
Он усмехнулся:
- Воображение - неверный подход к женщине, Людо.

[159x248]

LibClub