Еще одно подозрительно – ненормально – жаркое утро. Стою в пробке. Хочется спать, клубники и почему-то любви…Кручу головой. Боже мой! Справа, слева, впереди, сзади автомобили с водителями – женщинами! Разговаривают, красят губы, крутят пальчиком локоны, общаются по телефону, глазеют по сторонам. Только я начала с ужасом представлять себе мир, где мужчины отсутствуют как вид – загорелся зеленый, поехали.
Стала выруливать на Садовое, звонок. Да? И тут на меня хлынул ну просто Ниагарский словесный водопад. «Ты узнала меня? Ты должна! Она меня не понимает! Она сошла с ума!» И т.д….Нет, я не узнала. Я всем должна. Меня тоже никто не понимает, и я тоже скоро сойду с ума.
Влившись в словесный поток, поняв кто это, обещала перезвонить.
…Несколько лет назад мы снимали дачу. Моя развеселая дочура повадилась лазить через дыру в заборе к соседям, таскать у них Ферри и мыть этим прекрасным средством окрестные дороги. Вот такая тимуровка. На фоне этого и познакомились с соседями. Вернее, соседками – мамой и дочкой. Высокая, с тяжелым серебристым пучком, прямая как корабельная мачта, мать (ее звали уж ну очень оригинально – Зельда), и дочка – Инка, которая, казалось состояла только из рук, ног и копны волос.
Зельде было за пятьдесят, дочь родила она очень поздно. К нашему семейству она поначалу отнеслась очень критично. Но, услышав, как, пытаясь уложить своего ребенка спать, я читаю ей не банальную «Репку», а шпарю на память «Онегина», а, узнав, что в дощатом ватерклозете у нас «для чтения» лежит «Роза мира», она смягчилась. И уже не запрещала Инке круглосуточно торчать на нашем участке.
Лето кончилось, мы съехали. С Зельдой и Инкой мы продолжали общаться, перезванивались, изредка встречались. Как-то Зельда позвонила мне в жутком смятении, попросила приехать. Выяснилось, что к тому времени уже шестнадцатилетняя Инна, вместо того, чтобы готовится к поступлению в университет, собралась…замуж. «Она делает все мне назло! Что у них может быть общего? Инна- девочка из интеллигентной семьи, знает два языка, каждую неделю мы ходили в консерваторию, в Пушкинском музее ее знают все билетерши! А этот, ее кавалер! Чемпион чего-то-там по гребле! Он все ест ложкой! Он думает, что агностика и диагностика одно и то же! Он называет мою дочь, МОЮ ДОЧЬ, матрешкой!»- восклицала ломая руки Зельда. А потом без перехода-«Ты должна ее отговорить! Она загубит свою жизнь, мою жизнь, жизнь своих детей и моих внуков! Она послушает тебя, ты сможешь ее убедить не совершать такой опрометчивый шаг!» Мне стало нехорошо. Я стараюсь никогда не вмешиваться в дела, которые не имеют ко мне прямого отношения. А уж тем более отговаривать влюбленную девочку. Но встретиться с Инной я обещала.
Инка прискакала ко мне в гости вместе со своим возлюбленным. Это оказался здоровый улыбчивый малый, незатейливый как катушка, и он действительно называл Инку матрешкой. Инна держалась вызывающе, затем, видя, что я не собираюсь влезать в ее личную жизнь, сдулась как шарик. Мне показалось, что ей самой ее кавалер уже давно наскучил, и с ним она только для того, чтобы насолить матери. Свои наблюдения и передала Зельде, и, впоследствии Инна замуж выходить передумала, поступила в университет.
И сегодня, через несколько лет после молчания, мне позвонила Инна. Зельда собралась замуж! Я не могла поверить своим ушам! По моим подсчетам, ей было около семидесяти лет! «Она делает все мне назло! Она не понимает, что это смешно, в ее-то возрасте! Что у них может быть общего? Моя мать – из старого дворянского рода! Она по-французски говорит, лучше французов! За ней сам Ефремов ухаживал, а Евтушенко посвятил стихи! А этот, ее жених! Владелец магазина в каком-то Мюнхене! Он вкуснее кровяной колбасы ничего ни ел! Он не знает, что второе имя Вильгельма Вагнера – Рихард!» - шумела в трубке Инка. «Она всегда к тебе прислушивалась, отговори ее! Она загубит свою жизнь, мою, и своих внуков – моих детей!»
Выяснилось, что Зельда ездила к родственникам в Германию, там и встретила свое позднее счастье. В конце мая она уезжает к мужу. Навсегда? Вот уж не знаю…
Было бы все таки ужасно, если бы наш мир состоял только из одних только женщин, в этом я теперь убеждена.