Он садится с нею рядом, он берёт её за плечи,
И причудливым узором засверкает его речь...

Слушай! Там далеко-далеко есть земля,
Там Новый Год, ты не поверишь, там Новый Год два раза в год, вот...
Там снег, там столько снега, что если б я там не был сам,
Я б не поверил, что бывает столько снега, что земля не видит неба,
И звёздам не видать с вершин,
Как посреди огней вечерних и гудков машин мчится
Тихий огонёк моей души.

Тихо-тихо-тихо, там Нью-Йорк говорит с Москвой:
"Москва, Москва, забери меня домой!"
Долгою упрямою строкой бежит дорога подо мной...
Ещё чуть-чуть - и распрощаемся с землёй,
А ей клянётся, что вернётся: "Совру - так с места не сойду!"
Врёт. Сойдёт...


Посреди огней вечерних и гудков машин мчится
Тихий огонёк моей души.

Посреди огней вечерних и гудков машин мчится
Тихий огонёк его души.

Какая глупость, право верить его словам, а не поверить - грех,
Тому, который веселее и светлее их всех, эх,
Она молчит и улыбается ему, тому,
Который возвращается...

Посреди огней вечерних и гудков машин мчится
Тихий огонёк его души.
Посреди огней вечерних и гудков машин мчится
Тихий огонёк моей души.

Посреди огней вечерних и гудков машин мчится
Тихий огонёк моей души.
Тихий огонёк моей души.