Семинарский сад – сад пыток и казней.

Впечатления и наблюдения.

«Чудище обло, озорно, огромно, стозеван и лаяй.»

Толемахида, т. II, кн.  XVIII.

Большое казарменного вида здание духовной семинарии при советской власти пермякам всегда казалось хранилищем ужасов, а длинная высокая каменная стена, окружающая старый сад, таила за собой что-то, почему мы не раз слыхали, что жители, особенно по вечерам, избегали ходить около семинарии. С освобождением Перми от большевиков открылись и ворота семинарского двора. Народ начал робко, суеверно оглядываясь и вздрагивая, проникал в сад, а потом повалил целыми толпами. Зашли туда и мы.

Народ стоял кучками около отдельных трупов, разбросанных по саду и откопанных из снега. Картина была ужасная… Раздетые трупы лежали в различных позах, с  конвульсивно сжатыми и связанными руками то назади, то прижатыми к лицу, как будто убитые думали защититься от наносимых ударов. Разбитые черепа с вывалившимися у них мозгами, искаженные невыносимой мукой лица, вывернутые колесом ноги… лужи и брызги замерзшей крови. Ясно, что люди здесь умирали после долгих страданий и дьявольских издевательств.

Действительно, человека при взгляде на эту картину-работу «наркомов» нервно передергивает, и холодный ужас входит в его сознание… Господи! Да чего могли дойти в своей жестокости и зверстве коммунисты, убивавшие и мучившие людей без числа и, главное, без всякой вины, за слово правды, за просьбу лишнего куска хлеба для умирающих и пухнущих от голода детей. В то время, как сами коммисары объедались крупчаткой, сахаром и прочими, недоступными для народа продуктами… И это было в прославленной на весь мир «свободной, коммунистической Совдепии», в «единственной в мире по совершенным формам правления социалистической республике»!.. Непостижимо, но всегда поучительно.

Мы видели, как народ плакал, глядя на эти изуродованные трупы, и по мрачно блестевшим глазам, глубоко запавшим от продолжительного голодания и тревоги в орбиты, по судорожно подергивавшим лицам и  рукамможно было судить, какие мысли и чувства вызывали у народа по отношению к прест[у]пникам-коммунистам убитые ими невинные люди.  Тяжелые вздохи, слова молитвы и родственной участливости срывались у народа вместе с проклятиями, полные глубокой, затаенной ненависти… Я видел, как судорожно сжимались кулаки у рабочих и слышал от них слова мести… Народ, действительно почувствовал теперь всей натурой, пережив ужасное, первобытное «коммисаро-державие», что за благодетели представители коммунистической советской власти.

- Миленькие, упокой вас, Господи! Без вины пострадали, -плакали женщины, поправляя на трупе крестик.

- Палачи, одно слово – палачи! Будь они анафемой прокляты, твердил радом стоявший мужчина.

- Как не палачи, - подхватила его соседка. – Ведь, вот в Мотовилихе начальника Темникова убили… сначала руки отрубили, а через сутки только добили из ружья… Как, говорят, мучился-то несчастненький, скакал все, да на коленях просил прикончить его скорее.

Да, ужасная картина, но сколько еще трупов засыпано снегом и еще больше зарыто в этом несчастном семинарском саду! Ведь здесь творилось поистине нечто ужасное… Живущие по соседству с семинарией рассказывают, что приговоренных к казни не всегда расстреливали, а часто прямо убивали и добивали в автомобилях на улице, в ночные глухие часы. Мы слышали о рассказе одного из служащих военного комиссариата, как он решился однажды ночью посмотреть на расстрелы в семинарском саду. Расстреливали тогда семь человек, в том числе служащую из отдела снабжения… Выступил Окулов и, заявив, что ему хочется попробовать сейчас свой браунинг, убил первого из приговоренных. Затем вышел, кажется, Заякин и помахав своей шашкой. Отрубил в два приема голову другому приговоренному. Третий комисар, не зная чем бы отличиться от сових товарищей, приказал следующему из осужденных рыть могилу. Могила оказалась слишком короткой. Тогда, схватив топор, коммунист отрубил несчастному ноги по могиле… Раздались дикие,  нечеловеческие крики… Служащий бросился без памяти из сада и до сих пор дрожит при воспоминании…

Нам передавали еще, как один красноармеец, неоднократно принимавший участие в расстрелах, был однажды поражен мужеством 15 летнего белогвардейца, который по приказанию, отданному в последний момент, стал спокойно раздеваться, смело бросив шапку прямо в лицо комиссару. Удивительное спокойствие и убежденность юного белогвардейца так поразили красноармейца, что у него тут же явилось сомнение в правдивости кровавого большевизма и, наоборот, зародилась мысль в истинности белогвардейского движения.

Да, много ужасов, казней, пыток, издевательств и крови пришлось видеть семинарскому саду в царствование «рабоче-крестьянского правительства» - этого паразитического гнойника на гигантском мягкотелом русском народе.

?. Б.
Газета «Освобождение России», № 12, Пятница, 17 января 1919 г. стр. 3.

Там же:

Орудия пыток из Губернской Пермской чрезвычайной комиссии.

1. В кабинете у Воробцова железная гиря с фунт весом на двух звеньях толстой цепи, прикрепленная к концу толстой палки и железным наконечником. Этой палкой били.

2. В подвале. Прут железный длиною около 2 аршин, в диаметре 3/8 дюйма. Прижигали и били.

3. На квартире у комиссара Лукоянова. Резина в два дюйма толщины и четыре ширины. Избивал у себя в комнате.