Больше всего в музыке люблю отзвук, плывущий в тишине от нажатой педали.
Фортепиано было моим голосом. Я в это верила.
Теперь оно - как больная собака, верная мне, которую я скверно кормлю и не ласкаю.
Расстроились струны, а настроить некому. Теперь, когда сажусь и открываю клавиши, я понимаю, как много я забыла. Осталось две-три пьесы, в которых я уже путаюсь и сбиваюсь.
И я все говорю себе: ничего, ничего, ты ведь уже все, что нужно, знаешь. Теперь ты можешь сочинять. Только возьмись.
Только возьмись...
Возьмусь. Да только больно смотреть, как эти клавиши, которые я целовала, теперь покрываются пылью и нет-нет и раздастся, когда я играю, нечистый жужжащий звук расстроенной струны.
Теперь на твое место, моя милая хрупкая пианинка, пришли грязные железные гантели и штанги.
И я их тоже всем сердцем люблю.
Ты ведь помнишь (как такое забыть), как мучилась я от своей слабости и дикого страха, так, что у меня дрожали пальцы и брали неправильные аккорды.
Я всегда жестоко жаждала покончить со всем этим страхом - стать сильной, решительной, смелой. Так, чтобы в моих руках и в мыслях была сила.
Я ненавидела этот "слабый пол" за его тщедушность, глупость, хилость, расхлябанность, развинченность.
Мне нужно было родиться мужчиной.
И я разными способами хотела это продемонстрировать, но выходило все не то.
Выходило криво и ненатурально, наигранно и глупо.
Мне всегда нужно было чувствовать себя сильной.
Последний путь, который я выбрала, - таскать железо.
Жизнь опять ставит мне подножки на этом пути, но я все равно буду идти вперед. Я научусь обходить препятствия.

Я люблю тебя, все люблю, и не перестану любить! Милая пианинка, я тебя все время люблю, ни на секунду не забываю любить.

Ты мой голос. По-прежнему.