Сегодня, я, впервые, хочу себя судить.
Нет, не за мелкие и глупые ошибки,
Что целый воз собрал я на дороге жизни,
И наслаждался тем, и жаждал снова их,
Терял, искал, и вновь терял все это,
Но более второе. Мои хоромы созданы из них.
Да что там, целый замок, с огромными полями,
Что в низу, у шумных вод,
Построен на соблазнах только мною.
Это – правда. Но вот который год
Я каюсь, каюсь, каюсь.
Давно скупил я все грехи вокруг, и в этом я живу,
Вернее, там я жил, а ныне - маюсь.
До сей поры не мог себе признаться
Кто я такой, пора ли мне бояться,
Года сначала шли, потом помчались.
Иль пожиратель я плохого, иль ответчик? Я решил,
Нет больше сил, и буду отвечать, прости меня мой Бог!
Теперь печалюсь, страшно, страшно.
Неумолимый Рок, неумолимый Рок!
Морской песок грехов, у океана бытия,
Сгребал я жадно, он играл на солнце радугой всех чувств.
И теплым мне казался, как молоко парное,
Приятен, что там говорить, и сладок, и желанен.
Но нынче знаю - я смертельно ранен.
Что такое?
Пойди, найди мне равного делами!
Хотя, постой, не трать напрасно время.
Без всякого малейшего сомненья
Мое количество, так скрытно, не заметно,
Как вор способный, и готовый все отдать
За легкие, неслышные движенья,
Перерастало в качество, и богатело тяжестью вины.
А мне казалось, что я добрый-добрый,
Все впереди, и годы так длинны!
Тогда пришли они – грехи потяжелее,
За ними самые ужасные грехи.
И вот я отрезвел. Как будто пил годами, до омерзенья,
Тошноты, и тяжкое похмелье меня скрутило,
Душу вывернуло наружу, на Божий свет, средь бела-бела дня!
И не дает теперь поднять лица на небо
Мне совесть. Горесть, горесть, горесть!
И я сужу себя, и я себе судья!
Куда теперь меня? А может быть по глубже?
Иль нет, сейчас я Богу, может, нужен?
Ведь я себе судья. И я себе палач.
Ах, совесть, ты спасешь меня?
Душа, раскройся, плачь!