Бочком белея сморщенным чуть-чуть,
Лежит в траве замызганое тело –
Антоновка, кислятина. Без дела
Шатаюсь, отчего бы и не пнуть.

Башку электризует капюшон,
В карманах руки, нос истек соплями,
А носовой платок как оригами
Сложить могу – обледенелый он.

Комками смерзлась на ботинках грязь,
Подмышкой только плюс-температура.
А мимо в школу маленькая дура
В лосинах чешет, радостно смеясь.

Родная, ты ж подхватишь менингит,
Межножие ко всем чертям простудишь.
Потом лежи, моли врачей о чуде –
В промежности все смерзлось и болит.

Не слышит, ускакала, ну и пусть.
Вон дворник, что по-русски ни бельмеса,
Метет дорожку, как свершает мессу,
Задумчиво и твердо гонит грусть.

Но не мою – с моей-то что теперь?!
Останется и лазит под рубашкой,
Пригреется комичной чебурашкой.
Потом уже не выставишь за дверь.

По наледи, по свежей с ней иди,
Верней, скользи и некрасиво падай,
Дрожи, как огонек плохой лампады.
И ни просвета в сраном впереди.

Там впереди – зима, мороз, моржи…
Потом весна, говно с водою талой…
Меня уже и осень заебала,
До лета можно вовсе не дожить.