Алекс

      Иннар долго метался во сне, спал глубоко, но все время то порывался бежать куда-то, то вырывался из моих обьятий и сползал на самый край кровати, и мне приходилось его ловить и подтаскивать к себе, чтобы не слетел на ледяной пол. В печи все давно прогорело, заслонку мы не сообразили закрыть, да и не уверен, что она была, все-таки это Зои, а не старинный дом Ивана среди дикого соснового и елового леса, там, на его родной планете. Видимо, возбуждение и счастье, пережитые сегодня, во сне продолжали его беспокоить, и он продолжал воевать. В конце концов, я просто поймал его в очередной раз на краю, замотал в одеяло, как ребенка, прижал к себе, и начал укачивать, напевая тихо смешную песенку, когда-то так же я укачивал на руках Альку, совсем еще маленького, еще до беды, еще до войны. И мой принц, наконец, затих, прижавшись головой к моей груди, мышцы расслабились, он начал уходить в свои сладкие детские сны. Ну, вот и все, война закончилась, в его сне начался мир, могу и я немного расслабиться и поспать.

    Поспать удалось совсем немного, я почувствовал осторожное прикосновение к руке, открыл глаза. Иннар тихо сопел рядом, я опять прижал его со всей силы к ложу, накрыв сверху своим телом, одеяла мы, конечно, оба сбросили на пол, и теперь мальчишку моего согревал я, а вот моя спина крепко мерзла в этом их кукольном домике. Рядом стоял слуга, вопросительно глядя мне в глаза. Ну, в общем-то, не его дело, как спит его возлюбленный господин ночью и с кем.

- Пожалуйста, затопите печь снова, холодно.

  Он кивнул и тихо отступил в сторону, я потерял его из виду. Так же бесшумно появился второй, громко грохнули сброшенные на пол поленья, Иннар мучительно вздрогнул, я зло прошипел ругательство на Всеобщем, они его знали, да и тон был недоброжелательным. Дайте мальчишке отоспаться, наконец, завтра-то опять в седло и на шесть суток в дорогу. Даже страшно представить, как мы будем это все вместе переживать!

   Но в печи начали весело потрескивать угольки, белый широкий бок ее начал нагреваться, в домике заметно потеплело.

- Спасибо!

   Они что-то невнятно пробормотали в ответ и исчезли. Можно было еще немного подремать, заиндевевшее окошко оставалось темным, значит, еще раннее утро, самая пора для сна.

   Проснулся я через пару часов, от осторожного прикосновения к моим губам. Открыл глаза, Иннар уже стоял надо мной, кое-как одетый, в стороне дымилось ведро с горячей водой.

- Я уже отмылся, тебе помогут слуги. Мне нужно уйти, там… Ладно, вернусь, расскажу. И что тебе принести на завтрак вкусного?

- Хочу зимних ягод. И поцелуй! И сказку! – Все это я выдал капризным тоном, копируя речи моего принца.

- Хорошо, вернусь, будет и поцелуй, и сказка, и сладкие ягоды! Может, еще букетик цветов на подносе, чтобы уж точно все соблюсти?

- Да где ж их взять-то…

- Ладно, иногда и на нашей земле бывают чудеса…

- Наверное…

   Слуг я прогнал сразу, мне совершенно не хотелось, чтобы они пересчитали на моем теле отметины, которые мне оставил Иннар, прихватывая во время любовной игры кожу, и вообще не хотел, чтобы меня касались чужие руки, чтобы кто-то потом обсуждал, что происходило этой ночью между мной и ним. Это было только наше с ним, наша странная сказка зимней холодной ночью, с удивительным, никогда не виданным мной подарком в виде Северного сияния и звона хрусталя в вышине неба Зои. А значит, мне надо было сделать свой первый шаг… Все равно ждать еще неделю, как велел его лекарь, смысла не было, я вставал даже на едва схватившиеся переломы, а сейчас-то уже все должно было срастись полностью.

 Встать-то я встал. И даже сделал несколько шагов в сторону лохани с горячей водой. И позорно упал, ноги не выдержали такой нагрузки, подвернулись, я осел на ледяной пол. И снова встал, подтянувшись за лавку, и снова сделал шаг. И взлетел неожиданно вверх, а Иннар уже опять орал в голос:

- Ты совсем сошел с ума! Кто тебе разрешил вставать на ноги, Черный Лекарь велел снять лубки после нашего возвращения в Северный замок! Еще неделя осталась! Почему меня не дождался, почему слугам не приказал помочь?!!

- Не хотел, чтобы они видели…

  Иннар заговорил уже тише:

- Стыдишься того, что произошло ночью?

- Нет. Не хочу лишней болтовни по этому поводу. Тебе править, зачем тебе еще и досужая болтовня…

- Это дело мое и Его Величества, буду я править или нет после него. А тебе надо беречь свое драгоценное тело для другого, я не хочу тебя лишиться из-за твоей глупости…

- Ну, вот, спасибо тебе!

 Вся радость куда-то улетучилась, нежный мой возлюбленный опять превратился в принца королевской крови, разноглазого, со всеми его неожиданными вывертами и тяжелым характером.

     Иннар широко прошагал по избе, донес меня до лохани, сунул в теплую воду, сердито спросил:

- Помочь, конечно, ты мне не разрешишь?

- В чем? Отмыться я смогу и сам…

  Почему-то было обидно, что он так на меня накричал. Хотя, конечно, я немного переоценил свои силы, просто надо было не сразу делать несколько шагов. Мне почему-то показалось, что раз нет лубков, стягивающих ноги, я сразу смогу пойти. Не получилось.

  Мне не хотелось встречаться с ним взглядом, поэтому я тихо отмывал следы нашего ночного безумства, припоминая некоторые неожиданные моменты и тихо хмыкая про себя. Честно говоря, скажи  кто мне пару месяцев назад, что мы будем творить на меховых одеялах в маленьком деревенском домике, в Бог весть  какой глуши, я бы точно счел говорившего безумцем. Да и свой ответ Иннару: « Не дождешься, сдохну раньше!», я тоже не забыл. А мальчишка мой сумел переупрямить не только меня, но и мою несчастливую судьбу, и добиться своего! Да и моего тоже! Если уж быть честным, то сегодня ночью я ведь почувствовал, кроме телесной близости, еще и духовную, как бы глупо это не звучало, он ведь отдавался весь, искренне отдавал в мое владение и свое тело, и свою душу. Я чувствовал это и ошибиться не мог. Впрочем, в чувствах своей химеры я никогда толком разобраться не умел…

    За спиной у меня было слышно какое-то шуршание, звон стекла, в какое-то мгновение мне показалось, что Иннар что-то напевает. Было очень интересно, что он делает, но я захотел выдержать характер и показать, что обиделся на его крик.

- Ты там до дырок-то не домойся, пора уже заканчивать, чище уже точно не будешь, а то станешь таким сияющим от чистоты, что вороны унесут!..

- Ну, тогда помоги мне подняться из воды, пожалуйста.

- Да с превеликим удовольствием!

   Быстрые шаги, сильные руки поднимают меня, его высочество быстро заматывает меня в какое-то полотно, закрывает лицо, быстро ерошит мне волосы, вытирая их.

- Эй, не задуши, убери тряпку с лица!

- Ах, какие капризы! Хорошо…

  Он доносит меня до кровати, стаскивает полотно, заматывает в мех, похоже, одеяла пришлось сменить после того, что с ними произошло вчера. А я тихо ахаю. Передо мной на деревянной доске стоят сказочные яства: две  чашки с дымящимся бульоном, прозрачный графинчик с алым вином, два стеклянных кубка, серебряный кубок, наполненный зимними ягодами, плошка с медом. И… Я не мог этого даже ожидать. Плоская стеклянная чаша с цветком. И ничего, что листья и стебель цветка были из серебра, а чашечка была выточена из какого-то прозрачного синего камня, но это все-таки был цветок.

- Иннар, откуда такое богатство?

- Ты про еду? Бульон из сурка, удалось поймать сегодня утром своими собственными белыми ручками принца королевской крови, ты ведь так насмехаешься надо мной? Ягоды братья принесли, лазили на дерево за ними, нашли вот. Вино осталось со вчерашнего пира.

- А серебряный цветок откуда?

- Из королевской сокровищницы…

  Я осторожно протягиваю руку, беру цветок, хочется рассмотреть его поближе. Иннар выжидает чего-то, молчит. Это оказывает брошью, достаточно массивной, явно не женской, с грубой иглой сзади. Но цветок?..

-  Иннар, что это?..

- Одна из драгоценностей короны. Очень старая вещь. Фибула для коронационной мантии. Королевская корона Зои представляет собой обруч с треугольными зубцами и цветами  васильков на вершине их. Обруч сделан из  небесного металла. А фибула повторяет рисунок навершия.

- Это очень красивая вещь. – Я с восхищением поворачиваю цветок, он начинает переливаться синим и багровым светом, отражая свет огня в печи и свечей в подсвечнике. Уже темнеет, как-то быстро прошел день.

- Живых цветов, к сожалению, не будет еще очень долго, да и они здесь не настолько красивы, как этот. Я хочу, чтобы ты принял мой дар. Кольцо на палец я тебе не смогу надеть, у нас нет подобного обычая. А вот королевскую драгоценность подарить могу.

- Я…- Мне удается уловить его взгляд, и я тут же сжимаю губы, чтобы не выпалить обидную гадость про плату за нашу ночь. Это не плата, это что-то совсем другое, для него очень важен этот подарок. Может быть, потом, позже, когда он научится мне доверять больше, расскажет, в чем дело. А сейчас мне надо этот подарок принять. В глазах моего принца странное ожидание и просьба. – Я благодарен. Я принимаю твой дар и буду его носить… Отдариться, правда, мне нечем.

- Достаточно того, что ты вообще есть…

- Когда-нибудь я завоюю для тебя королевство. И отдарюсь.

- Ну да. Откроешь в Поиске целый мир и назовешь моим именем…

   Меня словно в грудь ударили. Была уже у меня такая мечта. Поиск-то мы завершили, а вот мир желаемым именем назвать не пришлось. Ладно, ему этого знать совсем не надо.

- Или так. Как только пожелаешь… И я хочу есть…

   Нежный серебряный цветок снова возвращается на свое ложе из прозрачного стекла, а мы начинаем свою праздничную трапезу, путаем чашки с бульоном, Иннар пытается подсунуть мне ту, где побольше мяса, я сержусь притворно, поскольку уже давно здоров. И мы умудряемся целоваться между глотками теплого бульона, и потом, запивая вином сладкие ягоды, честно поделенные поровну, только почему-то у него в ладони их оказывается меньше, чем у меня. А потом в какой-то момент возникает странное чувство неловкости, словно не было вчерашней ночи и откровенных признаний, и сладкой боли, и всего-всего, что доставляло нам и радость, и боль одновременно.

- Иди сюда, мой свет!

  Иннар внимательно вглядывается в мое лицо. Что он там хочет прочесть? Что разума в моей любви больше, чем чувства? Да, это так, но пока нам обоим придется с этим мириться, я просто не умею по-другому, мне тоже надо будет учиться подобному. А пока его нежной чувственной любви хватит на нас обоих. Что я готов за него загрызть кого угодно? Но это и так явно было мною доказано позапрошлой ночью. И я просто притягиваю его к себе и прикасаюсь к его губам, заставляя сдаваться на милость победителя. Впрочем, кто тут еще победитель, трудно сказать. Мальчишка, поставивший перед собой невыполнимую задачу и сумевший скрутить меня своей нежностью и любовью словно тенетами, да так, что и не вырваться сейчас. И то, что я старше… Не имеет значения, он оказался мудрее и опытней в делах любви.

- Иди сюда…

   И он приходит. Ко мне. Со своими прикосновениями, с жесткими обветренным губами, с мгновенно сброшенной одеждой, израненной спиной, ведь опять носился по лесу, не жалея себя. С отчаянной своей верой, что я не оттолкну и не обижу, хотя вчера я чувствовал попервоначалу страх и отчаяние в его поцелуях и обьятиях, которые потом истаяли, сгорели в огне соития…

                                                     Иннар

    Я почти ничего не мог ему дать. За нашу первую ночь, оказавшуюся такой сладкой, за его неожиданную растерянную любовь, за  исполнение моей мечты, за надежду на счастье с ним. Только попытаться привязать его покрепче к себе соблюдением наших обычаев, дав ему одну из коронационных драгоценностей. Если я смогу все-таки короноваться, то он гордо будет нести на себе знак королевской милости. Фибула давно уже была не украшением, а знаком высокого отличия, знаком рыцарского достоинства. Приедем в замок, и я повелю ему встать на колени в рыцарском зале и коснусь своим мечом его плеча, и он произнесет древнюю, как земля Зои, рыцарскую клятву и станет равным нам, моим братьям, мне, моему отцу, ярлам и баронам Севера. Не было еще на нашей земле такого, чтобы чужак надел рыцарскую цепь и носил королевскую фибулу, но он это заслужил как мой защитник, как мой брат, как мой друг и союзник. А на остальное мне глубоко наплевать, не их дело. Наша постель это только наша постель, и посторонние в ней мне не нужны.

- Иди сюда…

   И я иду, словно зачарованный малыш из старинной сказки про Крысолова, подчиняясь простой песенке любви, магии свечения его глаз, ставших сейчас глубоко зелеными, словно два драгоценных изумруда, гримасе желания на лице, такого сильного, что искажает его прекрасные черты, словно он испытывает боль. И пропадаю в кольце сильных рук, в слабых прикосновениях шершавых искусанных губ, тихом шепоте на его родном языке, который я не понимаю, а лишь улавливаю нежную интонацию, полную чувства вины, страха, боли. Что ты таишь в глубине своего сердца, возлюбленный, какую тайну боишься мне поведать? У меня ведь тоже есть тайна, раскрытие которой разведет нас по разным нашим мирам навсегда. И я буду молчать, так же, как и ты утаиваешь в своей груди воспоминание о чем-то тяжелом и горьком, чтобы не потревожить моей юности. Свет мой звездный, иногда мне кажется, что я старше тебя на много лет, поскольку знаю, что представляет собой наш мир в действительности, а не в той странной снежной сказке, в которую мы с тобой оказались заключены, словно запертые в магическом хрустальном шаре, защищающем нас от всего плохого, что только может с нами случиться…

   А потом остаются только прикосновения, жесткие уверенные движения Алекса, так не похожие на вчерашние ласки, очередное преодоление моего страха, воспоминаний о первом моем опыте, его запрокинутое вверх лицо, покрытое капельками пота, изогнутая неестественно спина, он ограничен в своих движениях переломанными ногами, и мне приходится тоже учитывать это, чтобы не покалечить его. Он доводит меня до невменяемого состояния так быстро и уверенно, словно не было вчера растерянного: «Веди меня!..» А потом уже все становится неважным, кроме его осторожного вторжения в мое тело, его ускоряющихся движений, сладкой боли, муки ожидания разрядки. И белого света, одновременно связывающего нас на меховых одеялах в крошечном бревенчатом домике, нашей опочивальне, нашем дворце… И тихого его смеха над моим ухом, он умудрился разлить драгоценное масло с тонким цитрусовым запахом на постель и теперь мы оба обречены благоухать им до скончания века. И мой печальный вздох в ответ, поскольку за это масло в столице был отдан хороший конь, а больше подобную смазку в этом захолустье взять негде. И его полный раскаяния поцелуй, и коварное движение в сторону нежно защищаемого моего тыла, которому, между прочим, завтра громоздиться в седло и ехать почти восемь часов по бездорожью. И его предложение между чередой сладких поцелуев завтра взять меня на ручки и везти весь день в седле на коленях. И наша игра-сражение, в которой побеждает, конечно, он, поскольку я могу лишь следовать за его желаниями, хотя никогда в жизни не признаюсь в этом.

  И синеватая пленка рассвета, вползающая в крошечное окошко, покрытое сказочными рисунками, сотворенными фантазией мороза. Черный мерзлый ночной  морок уходит, наша сказка кончилась, там, за стенами дома, наступает морозное утро, и нам надо будет покинуть наше пристанище, наш общий дом, наш дворец и снова двинуться в путь в поисках места, где мы все сможем оказаться под защитой и в безопасности.

   И усталое лицо Алекса с ввалившимися глазами, потому что мы не спали оба всю ночь, словно она была последней в нашей жизни, и мы никак не могли насладиться своей любовью, напиться нежностью друг друга, и  отчаяние и осознаваемое ясно чувство опасности заставляло нас врастать друг в друга, словно  деревья в  танцующем лесу. 

  Отряд выехал рано утром, как только первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, покрыв их, словно острые шпили  храмов, золотой пыльцой утреннего света. Принц все-таки сумел освободить возок Алекса и уложить его туда. Жуткое приключение с путешествием на руках братьев и Иннара закончилось. Рыцари ехали молча, только иногда инопланетник ловил любопытные взгляды юношей. Да, конечно, утаить  что-либо от братьев было невозможно. И Иннар, постоянно подъезжавший поближе, чтобы посмотреть, все ли в порядке с его возлюбленным, не особо что-то и скрывал. Тихое прикосновение к зарумянившейся щеке, мягкое поглаживание теплого капюшона там, где выбились темные волосы, ложащиеся мягкой волной. Алекс почти сразу сладко заснул, повинуясь действию трав и снадобий своего принца, тот облегчал ему путь, как только мог. Его же королевское высочество вертелся без конца в седле, потому что усидеть сегодня ровно было невозможно. И скрыть счастливую улыбку, пробивающуюся, словно солнечный луч, было тоже нереально. Юный принц был счастлив, светясь от счастья принятой и подаренной любви, оказавшейся взаимной.

    Отряд встал внезапно, повинуясь команде разведки. Иннар рванулся вперед, за ним двинулся Фалько, потом начали подтягиваться братья. Принц только показал рукой слугам на спящего Алекса:

- Случится что с ним – не помилую!..

   И увидел склоненные в поклоне головы и руки, сжавшие привычно оружие.

   Поперек дороги был сделан завал, несколько деревьев было повалено так, что миновать его не представлялось возможным. Надо было спешиваться и растаскивать деревья. Смерть ждала за каждым деревом, каждым кустом. Впрочем, гончие были спокойны, завал был покрыт снегом, значит, сделали его, скорее всего, вчера вечером и благополучно отправились греться, зная, что на разбор тяжеленных стволов понадобится много времени. А теперь враги таились где-то рядом, хотя псы их не чуяли еще.

   Иннар с отчаянием смотрел, как бойцы растаскивали завал. Отряд стоял, чутко прислушиваясь к каждому звуку, но пока все было тихо. Люди уже стали надеяться, что это была случайная беда, произошедшая во время зимней бури в лесу. Рядом, охраняя бойцов, стояли его рыцари, сжимая судорожно оружие, изо всех сил стараясь не показать страха. Завал уже удалось растащить и отряд собирался выходить, когда гончие с бешеным лаем бросили по заснеженной дороге куда-то вперед, и буквально грудь в грудь с конями принца и рыцарей встал внезапно появившийся из-за снежной круговерти метели отряд оборванных людей на конях с обнаженными мечами и наведенными арбалетами. Принц смертельно побледнел, оглянулся, кивнул своим братьям и медленно двинулся вперед навстречу неизвестности. Они не смогли бы разъехаться на узкой дороге, даже если бы захотели, но эти-то явились по их души и не собирались уступать дорогу. Оставался единственный путь – попытаться прорубиться сквозь отряд и уничтожить его. Бежать было некуда, да и невозможно, с сотней-то людей, с санями с поклажей.

    Лицо принца исказилось безобразной гримасой ненависти, когда он подъехал поближе и склонил голову в приветственном поклоне. И увидел ответный поклон одного из всадников.

- Чего вы хотите от нас? Это королевский обоз! – Иннар говорил спокойно, обращаясь к приветствовавшему его, и тихо направляя коня все ближе и ближе. Только бы хватило времени и сил вцепиться в вожака, а там уже как выйдет. Если встреченная ватага будет потрусливее, то они, скорее всего, отступят, исчезнут в лесу, нет, значит, будет бойня. Вооружены разбойники не хуже, чем братья Иннара, одна надежда, что менее обучены. Выбора нет.

- Нам нужны ваши сани и поклажа на них. Вы нам не нужны. Если отдадите все, то сможете уйти живыми. Иначе…

  Да было понятно и так, что иначе. И то, что живыми не отпустят, тоже.

- Что ж, давайте обсудим условия… - Иннар сближался с главарем банды все ближе. Еще немного, еще полкорпуса, еще чуть-чуть… И жестоко уязвив шпорами, поднять боевого коня на дыбы, чтобы мечом достать противника сверху, выбить из седла под копыта коней. Дикий визг сшибающихся на узкой дороге коней, крики людей, яростный лай гончих, рвавших коней банды за ноги, вгрызавшихся в упавших на снег врагов и полное ужаса молчание остального обоза, наблюдавшего за схваткой со стороны. Алекс очнулся от сна и так же, как все, молча наблюдал за круговертью смерти совсем рядом, там погибал Иннар, его братья, его бойцы. Он не мог ничем им помочь. Слуги держались рядом, готовые унести его в лес, спасая себя и его, если королевские рыцари проиграют.

   Крики стихли, медленно оседал снег, поднятый в бою, обнажая кровавые пятна на снегу, трупы коней, трупы людей, трупы гончих, полностью выполнивших свой долг перед отрядом. Из снежной круговерти возник окровавленный Иннар, его поддерживал за плечо израненный Миро. Молча и неторопливо спешившиеся рыцари переворачивали тела врагов, иногда раздавался предсмертный вопль, добивали выживших. Тут не было места милосердию к поверженному врагу и рыцарской чести. Здесь была власть кинжала и меча. Путь к выживанию. Надежда на возвращение в свой дом.

     Иннар, наконец, подошел к возку Алекса, человек с тревогой взглянул ему в лицо. Почерневшее от гнева, перемазанное кровью лицо, окровавленные спутанные белые волосы. Его вида можно было бы испугаться, если бы он не вышел только что из смертельного боя победителем.

- Ты ранен?

- Не знаю. Серьезных ранений нет, так, царапины.

- Братья?

- Ранены. Погибло несколько бойцов. Вожака я прикончил, часть отступила в лес, остальные…

   Сухие, покрытые глубокими трещинами губы принца мерзко покривились. Надменно дрогнула бровь на окровавленном лице.

- Сейчас растащут трупы, мы продолжим движение.

- А если снова?..

- Вряд ли. Они оказались довольно трусливы, наш отряд оказался им не по зубам.

   Алекс только кивнул. Он не мог ничем помочь, кроме как не задавать лишних вопросов и молча подчиняться решениям принца.

   Подошел  перевязанный уже Фалько, кивнул, увидев, что Алекс цел.

- Милорд Брайан, что произошло? Кто эти люди?

- Охотники за нашей драгоценной поклажей. Скорее всего, из деревни сообщили им об отряде. Да они всегда так делали, только раньше на нас боялись нападать.

- А почему напали сегодня?

- От голода. – Губы Фалько неприятно сжались, он не захотел продолжить разговор, быстро исчез в ледяной поземке. Ветер усиливался, вздымая окровавленный снег. Лужи крови быстро застывали в алые льдинки, мело все сильнее.

- Уходим, быстро, быстро!..

   Иннар уже не орал, а хрипел. Но люди, понимая, что на месте оставаться смертельно опасно, повиновались мгновенно, отряд двинулся. Алекс еще успел рассмотреть сброшенные на обочину трупы разбойников, несколько больших снежных сугробов возле огромной сосны с грубой белой зарубкой, видимо, зарыли погибших отряда.

- Вернемся весной, похороним, как положено…

   Алекс обернулся. Рыженький Яро скорбно сжал побелелые губы. Мирослав окликнул его, юноша кивнул Алексу и двинулся за братом в голову обоза. Опять первым принимать смерть в любом бою.

   Тьма упала на лес мгновенно, отряд еще двигался по заснеженной дороге и встал, не видя более пути из-за темноты и все усиливающейся метели. Пришлось отгонять сани на снежную целину обочины, снова сбивать их кругом, ставить оцепление, разжигать костры. Можно было бы и поостеречься, но ветер крутил снег так, что за пределами лагеря ни зги не было видно, тьма и вихри кружащегося снега закрывали все. По приказу принца ставили палатки, ночевать в санях во время метели никто не рисковал, полотнища парусины вырывало ветром у людей из рук, засыпало снегом. Костры защищали изо всех сил, иначе ночь могла кончиться смертью. Грели воду, поили коней теплой водой, те тоже мерзли, жались друг к другу, даже накрытые теплыми попонами. Ночь, судя по всему, должна была быть холодной и метельной. Север показывал свой крутой нрав.

   Алекса давно уже перенесли в палатку, но Иннар еще где-то носился, устраивая лагерь. Человек то проваливался в сон, то просыпался. Хотелось есть, было холодно, хотя костер горел внутри палатки в круге камней, хоть немного согревая ледяной полог.

   Принц ввалился в палатку заснеженный, в сосульках на меховой оторочке капюшона плаща, со снегом на ресницах и бровях. Отряхнулся, забрызгав капельками воды проснувшегося человека, быстро спросил:

- Соскучился?

- Да.

- Ладно, сейчас поедим и спать!

   Алекс благоразумно промолчал. Иннар был как-то странно весел. Повозился в ведре с водой, отмывая кровь и грязь с лица, сбросил с плеч окровавленную рубашку. Алекс глухо спросил:

- Ты же сказал, что не ранен? У тебя разрублено плечо и глубокий порез на шее…

- Чепуха! Совсем не больно!

   Человек внимательно всмотрелся в широкие глубоко черные зрачки юноши, он был чем-то явно одурманен.

- Ну, погрыз корешок, и что?

- Ничего. Давай обработаю и перевяжу.

  Юноша смирно терпел прикосновения Алекса к своему телу, а тот молча перевязывал плечо и шею принца, бесцеремонно приспустил его штаны, брызнул аэрозолем на ожог на бедре, на спину в заживающих ссадинах.

   Иннар присмотрелся, потом осторожно протянул руку, коснулся драгоценной фибулы, висящей на шнурке на шее Алекса.

- Придумал, как ее сохранить?

- Очень боюсь ее потерять, не смог придумать ничего, кроме этого.

- Хорошо. Давай есть, нам похлебку дали, похоже, остыла, пока лечились.

   Похлебка оказалась еще горячей, принц только довольно усмехался, глядя, как Алекс торопливо уплетает почти безвкусное варево. Иннар почти засыпал во время еды, он отогрелся с мороза, безумно хотелось спать после бессонной ночи. Но только позже, позже…

   Внезапно юноша прижался на мгновение к плечу  Алекса, отодвинулся в сторону, быстро стянул  с себя штаны, и просто лег спиной на ледяной мех на земле, оставшись полностью обнаженным, протянул руки к человеку.

- Иди сюда!

Алекс

     Я никак не мог ожидать, что после всего Иннар захочет любви сегодняшней ночью. А он совершенно бесстыдно разделся передо мной и потянулся ко мне руками, выгибаясь в ожидании ласк.

- Иди сюда!

  Мне хватило одного жадного взгляда на израненное нежное тело моего возлюбленного, чтобы понять, что я вновь хочу его безумно, как и прошлой бессонной ночью. Снова пришлось склониться над ним, оперевшись на скованные лубками ноги, вглядеться в сумасшедшие разные глаза и рухнуть на него внезапно, будучи притянутым к его груди сильными безжалостными руками. И почувствовать грубые покусывания губ, он не хотел быть нежным. Впрочем, после того, что он пережил сегодня в бою, ему нужно было кому-то отдать свой страх и отчаяние, испытанные в той снежной круговерти. И он изо всех сил давал мне понять, что нежности сегодня излишни. Но мне приходилось быть осторожным просто для того, чтобы поберечь его плечо и шею, было страшно, он изранен весь. А юноша грубо и бесстыже прикасался ко мне, прикусывал кожу на груди, заставляя отвечать не менее грубо. И выгнулся, вырываясь из моих обьятий, прошипел что-то обидное. Почему-то мне тоже захотелось доставить ему боль и дать понять, кто господин в нашей паре. Я рванул его за длинные волосы, заставляя перевернуться на живот, ткнул лицом в подушку, коленом больно ударил между бедер, заставляя раздвинуть их так, как мне было нужно и как хотелось. Это было полное безумие, так обращаться с моим возлюбленным, но он хотел подобного, и я следовал за ним. Благо, что все-таки сообразил, что калечить его нельзя и нужно найти остатки смазки. Прижав его сверху, чтобы не сбежал, полез в сумку, нашел какой-то резко пахнущий травой флакон, один флакон смазки я сумел разлить прошлой ночью, будем надеяться, что этого нам хватит надолго.

   Он вырывался из-под меня, не видя, что я делаю с ним, из губ вылетали грубые ругательства, нежный принц сказочной страны исчез, остался циничный ублюдок, убийца людей. И я ворвался в его тело, пытаясь заставить его побыстрее закричать от удовольствия и прекратить изрыгать грязь из прекрасных губ. Иннар изогнулся всем телом, волосы хлестнули меня по лицу, он уже хрипел, задыхаясь, не удерживая мою тяжесть на спине, свалился на подушку, заорал в голос и начал содрогаться, продолжая и продолжая изрыгать непотребнейшие ругательства. Почти сразу упал и я, захлебываясь в волнах удовольствия, чувствуя скотское наслаждение…

- Я думал, что все, меня зарубят сегодня… - Иннар лежит на моей груди, обняв рукой.

- Я ничем не мог помочь.

- Никто не мог. Но все-таки обошлось.

- Кто так тебя ненавидит, что пытается убить день за днем?

- Лора, канцлер, отец…

- Но…

   Иннар резко поворачивает голову, приподнимается, смотрит мне в глаза.

- Неужели ты еще не понял, что я такой позор для моего отца, что лучше бы был мертвым? Он ведь и о нас уже знает, я уверен. Доносят каждый день!

- Этого быть не может! Твои братья преданы тебе!

- Преданы, да… Но, чтобы заставить человека совершить предательство, существует множество способов.

- Как ты живешь с этим знанием, мой принц?!!

- У меня есть ты, этого достаточно, чтобы пережить все остальное.

- Спать пора. Спи, горностаюшка мой…

- Я сплю. Не сердись, если сделал больно.

- Я думаю, тебе это было нужно, и не сержусь.

   Я целую белую макушку. Там, за ледяным пологом палатки завывает безумный северный ветер, обжигающий холодом, замораживающий тело и душу, выхолащивающий чувства. Но мы – дома, защищены от него своей любовью.