12.

       Отряду придавало сил то обстоятельство, что вечером на их пути должна была появиться деревня, в которой предполагалось отдохнуть хотя бы сутки, чтобы потом продолжить свой путь, уже минуя человеческое жилье. Путь в Северный замок никогда не был легким, даже в более раннее время, но сейчас он превращался в пытку, и от дня отдыха мог зависеть дальнейший путь отряда и то, дойдет ли он вообще до места с крепкими бревенчатыми стенами, за которыми уже будут не страшны ни кинжалы, ни стрелы.

   Иннар немилосердно гнал отряд  вперед еще и потому, что его торопило желание побыстрее достигнуть деревни, встать  на площади, ворваться в дом для постоя, велеть нагреть воды для купания, поесть чего-нибудь горячего и просто лечь на нормальную кровать в жарко натопленной комнате рядом с Алексом и более не сдерживать своих желаний. Он очень торопился, предыдущий день слишком ясно показал, насколько можно опоздать. Алекс сладко спал на руках принца, утихомирившись после совместной ночи, как бы ни были они ограничены в своих любовных играх. Казалось, и заснеженная дорога стала менее тяжелой в надежде на скорый отдых.  Люди торопились изо всех сил, гнали коней, свора гончих принца не всегда успевала за отрядом, то отставали, то вырывались вперед, верно охраняя воинов от нападения.

    Заснеженная колея становилась все шире, покорно  стелился под копытами плотный  от многих проехавших по нему полозьев снег, потянуло дымком, светлый ряд деревьев  по обочине дороги внезапно расступился, вдали уже появились первые домики, Иннар облегченно выдохнул:

- Доехали! – И тихо шепнул на ухо сонно зашевелившемуся человеку: - Кто-то обещал мне ночь любви на чистых простынях и в тепле. Помнишь?

   И удивленно взглянул в лицо Алекса, услышав почти беззвучный ответ:

- Я помню. И выполню свое обещание.

- С чего такая покорность?

   Человек засмеялся в ответ:

- Согласен на все, только сними меня поскорее с коня, сил уже нет никаких!

   Принцу не понравился ответ инопланетника, но разбираться толком было некогда: отряд уже втягивался в деревню, навстречу выходили люди, напряженно всматривались в лица юных рыцарей, и с почтительными поклонами отступали в сторону, Иннара и его отряд узнали и приветствовали со всем доступным почтением.

Алекс

   Это была странная сказка, моя и Иннара. Смешные низкие бревенчатые домики, маленькая площадь посреди деревеньки, с каменным колодцем посередине, видимо, сосредоточие всех новостей этого мирка, освещенная уже светом факелов, короткий зимний день кончился, и ночная тьма пала на землю, как мягкое меховое серебряно-черное покрывало, гасящее все звуки, гасящее все проявления живой жизни до утра, до самого рассвета. Усталые лица моих братьев, тихие переговоры с постоянно кланяющимся старостой, странный взгляд его, брошенный в мою сторону. Почтительно склоненные головы пришедших на площадь жителей. Все это более всего походило на декорацию к сказкам братьев Гримм. Да жизнь на Зои всего более и была похожа на сказку, но только страшную, да кровь и боль в этой сказке были настоящими.

  Сани вновь поставили кругом, теперь уже на площади, снаружи встало охранение, рыцари понемногу разъезжались по домам, Иннар осторожно опустил меня на руки спешившихся слуг возле одного из домиков, полностью занесенного снегом, только неясно поблескивали крошечные окошки да из трубы шел дымок. Меня внесли внутрь, преодолев полностью заснеженный дворик и чуть очищенное от снега крыльцо, похоже, снегопад тут закончился только что. Внутри оказалось очень тепло от жарко натопленной печки, домик, по сути, представлял одну большую комнату, в одной стен была расположена странная печь, обмазанная белой глиной, до самого потолка, с небольшой нишей возле трубы, там были брошены какие-то одеяла и меховые одежды, видимо, заменяющие постельное белье. Возле крошечного оконца, сплошь покрытого сложными ледяными узорами, стояла широкая кровать, судя по холоду, исходящему от нее, и снежинкам на белом мехе покрывала, только что принесенная откуда-то. Принц напомнил мне об обещании прошлой ночью и честно выполнял условия со своей стороны. Впрочем, чистого белого полотна не нашлось, с меховыми одеялами у них, судя по всему, было проще, чем с ткачеством. Меня осторожно усадили на лавку возле печи, накрыли курткой. Слуги сразу куда-то исчезли. Дом внезапно наполнился людьми…

    Я молча смотрел на разрумянившееся, полное оживления лицо Иннара, глаза загорелись хищным светом предвкушения, он торопливо отдавал приказания, да, ему надо было еще позаботиться об охране, смене караула, о плате за гостеприимство и относительную безопасность в течение будущих суток, да, все это было, но он горел, предвкушая совсем другое. Словно яростный свет сжигал его изнутри, заставляя торопиться. Более всего в этот момент он был похож на архангела со старинных гравюр Ивана, прекрасного юного воина света. Я видел его на протяжении этих двух месяцев постоянно, каждый день подолгу, в разных ситуациях, но только сейчас увидел ясный свет глаз, теплое свечение кожи лица и рук, тонкий правильный профиль, нос с легкой горбинкой. И внезапно усмехнулся про себя: он вырастет, достигнет возраста мужской зрелости и обретет ту же дикую своеобразную красоту, что и его отец. Мне нужно было увидеть это оживление его лица, свет его глаз, хищный и ожидающий взгляд, чтобы понять, что Иннар очень похож на своего отца, вот только цвет волос разный. Видимо, королева Мария смягчила резкую красоту своего супруга и дала своему сыну в наследство белые прямые волосы, нежную белоснежную кожу и синеву взгляда.

    Наконец, все ушли, Иннар подошел ко мне, наклонился и властно прикоснулся к моим губам, тихо шепнул:

- Не прогонишь?

- Нет. Боишься, что замерзну на кровати? Откуда ее притащили по морозу и что сказали хозяину?

- Притащили, старосте дали еды. Деньги тут не в ходу. Есть хочешь? И у нас сегодня есть вино…

- Есть хочу очень. Хочу вина. И хочу искупаться, не дело ложиться в постель пропахшим костром и в брызгах крови.

- Хорошо. Воду уже нагрели, сначала купание, а потом все остальное… - И улыбнулся немного смущенно и торжествующе. А мне захотелось его поцеловать.

- Иди сюда, свет мой…

  Мой принц растерянно взглянул, но осторожно присел рядом. Я просто прижал его к себе, заставляя повернуть голову, чтобы мне было удобнее, коснулся его губ, ловя взгляд. И был вознагражден изумлением и вспышкой нежности в разных глазах моей химеры. Он внезапно скользнул вниз, встал на колени передо мной, взял за руки и потянулся за следующим поцелуем сам. Мне пришлось склонить голову над ним и прижаться к его губам, юноша стоял тихо, не двигаясь, я чувствовал только его дыхание, касающееся моей щеки, да нежные раскрывшиеся в поцелуе губы. В сенках кто-то загрохотал, раздалось ругательство, Иннар мгновенно вскочил на ноги, взъерошенный, злой оттого, что прервали наш поцелуй.

- Какого черта надо?!!

  Торопливо забормотали слуги, они притащили несколько ведер с горячей водой, лохань и что-то свалили, заходя в дом.

- Пошли вон уже!..

  Перепуганные люди испарились.

- Зря ты их прогнал, мне все равно будет нужна помощь... – Признаваться в этом было неприятно, но сам до воды я просто не смогу дойти.

- Ну, в таком простом деле и я тебе смогу быть помощником!.. – Иннар в предвкушении облизнулся. Мне стало нехорошо. Ну, таить-то после моей болезни и сна в общей постели, да и после вчерашнего, было нечего, но принять самую простую помощь от принца королевской крови для меня показалось унизительным, не настолько же я беспомощен в этой жизни!

  Видимо, Иннар увидел раздражение на моем лице, примирительно сказал:

- Я не буду настаивать. Сейчас сниму лубки, унесу к лохани, а там ты сам как-нибудь. Пойми, тебя травили уже несколько раз во дворце, после вчерашнего покушения я просто боюсь повторения чего-либо подобного, боюсь чужих рук.

- Ты-то и боишься чего-либо?

- За себя – нет, за тебя – да. Ты даже вообразить не можешь, что собой представляет наш мир в действительности…

- Всего лишь страшная сказка…

- Если бы… Ну, все, давай-ка мы с тобой опробуем кровать, а то вдруг ножки отвалятся. И купаться!

  И он мгновенно подхватил меня на руки, прижал к груди так крепко, что вырываться было бесполезно, да и не хотелось совсем.

  И сегодня дурачился уже он, скрывая за шутками, прибаутками, поцелуйчиками в самые неожиданные места, например, в живот или в плечи, свою неуверенность, огромную радость, трепетное и сладкое ожидание.

  Кровать оказалась вполне устойчивой к нашим телам, лубки были сняты, снята и вся моя одежда, пропахшая потом, кровью, гарью костров, и отправилась она сразу в печь. На мой горестный вопль, а что я надену после купания, Иннар с удовольствием заржал и сообщил, что в обнаженном виде я ему нравлюсь значительно больше, завтра все равно мы еще ночуем здесь, а потом что-нибудь придумаем. Запасная одежда, конечно, была, лежала она в моей дорожной сумке, а вот уж где была эта самая сумочка, Бог весть, да еще, пожалуй, Фалько мог знать, Иннару такие вещи были всегда безразличны. Я пообещал отомстить подобным же образом, как только смогу ходить сам. Он лишь засмеялся в ответ и вполне серьезно ответил:

- Готов принять твою месть в полной мере, все, что ты только придумаешь для меня, только ты поскорее научись, ладно? А то я все время боюсь тебя слишком сильно прихватить, сделать больно.

- Больно ты мне можешь сделать лишь словами, к физической боли я привык и не боюсь ее, поэтому можешь сегодня творить, что твоей душеньке пожелается, я потерплю…

   Он в этот момент тащил меня на руках купаться, поэтому даже пошатнулся и обиженно ответил:

- Ты думаешь, я способен на такое, причинить тебе боль сознательно, как мой отец?!! И ты будешь только терпеть меня, так? Опять все по новой начинаешь?

- Слушай, угомонись уже! Уронишь на пол, я не смогу встать сам! И не мели чепухи в остальном! И прекращай ссориться снова, мало тебе было наших ссор, ведь чуть не погибли несколько раз.

- Дурак, а кто первый начинал!

  Иннара ощутимо начало трясти. Я понял, что предел его терпения пройден, ну не получается никак у меня быть покорным и терпеливым с ним, словно черт под руку толкает.

- Иннар, все, прости меня, если я что-то не так сказал. Прости, прошу…

- Ладно… - И он внезапно поцеловал, жестко и больно прижавшись к моим губам. И я ответил на его поцелуй, примиряясь в очередной раз, уступая своей химере, по праву старшего, уступая его любви ко мне, во много раз сильнее моей, которая только-только робко зарождалась и права голоса пока в нашей паре не имела.

Иннар

     Мы опять поссорились на пустом месте, я сорвался, когда Алекс сравнил меня с моим отцом и сказал, что привык терпеть боль, и я могу ему сколько угодно ее доставлять сегодня. Я начал орать в голос, он даже не потрудился понять, что в нашей паре господином может быть только он! Я не смогу, не сумею и не захочу, в конце концов! Он такой же безжалостный, как все инопланетники, которые охотятся на нас, как на диких зверей, из года в год, из зимы в зиму! И погибают, как загнанные звери, от оружия, от заостренных кольев внутри ловушек, от дубин озверевших от потерь моих подданных! Но для Алекса я такой судьбы не хотел! Меня в дрожь бросило, когда я лишь представил на минуту, что его рядом со мной нет!.. И услышал покаянный его шепот возле своей щеки и скрепил наше примирение поцелуем. И ощутил покорное легкое смуглое тело на своих руках и погрузил его в теплую воду. Я бы и искупаться помог, в этом нет ничего зазорного, тем более, мне хотелось рассмотреть его поближе, но Алекс стеснялся так, что на скулах заалели пятна румянца, мне стало смешно и неловко, и я отступился.

      А потом вспомнил вчерашнее его признание: «Никого не было никогда!» и мне стало страшно по-настоящему. Что я творю, куда лезу, хорошо, если он вообще сумеет меня принять хоть как-то и понять, что нужно делать. Ну ведь не буду же я ему, ровеснику отца, обьяснять, как творится любовь в однополой паре, связанной противоестественной, по выражению Его Величества, любовью. Или буду? Чтобы не искалечить нашу любовь и не превратить ее в ненависть? Что  мне-то делать сейчас? Я даже не могу показать ему свой страх и неуверенность, он просто откажется от меня. И его влюбленность быстро пройдет. И что мне тогда делать? Я-то ведь люблю. Надо было пройти через мучительное начало моего пути, через приторные ласки Лейси, его добрую и беззубую любовь, чтобы понять, кого я хочу в реальности… Его… Гордое красивое существо, убийцу, защитника, друга, союзника, переломанного, капризного, тщательно скрывающего что-то творящееся в его душе, чтобы не отвратить меня от себя, не напугать. Звездный свет мой, если бы ты знал, что таким меня давно не напугать. И крови я видел не меньше, чем ты. Намного больше, чем ты за свои тридцать лет… Или ты старше? Не знаю, даже спросить боюсь…

   Ладно, пора вытаскивать тебя из купели, вытирать и тащить на постель сушиться на белом мягком мехе, в домашнем тепле и безопасности. И заставить себя раздеться в твоем присутствии, вновь показать свою ободранную спину, ожог на бедре.

- Тебе надо будет после купания обработать ссадины и ожог, хорошо?

   Замечательно, а я-то рассчитывал на романтическую ночь.

- Ночь тоже будет. Но у меня не хватит совести валить тебя на израненную спину, а хочется…

- Ты издеваешься надо мной?

   Алекс, завернувшись в меховое одеяло с головой, чтобы хоть так спрятаться от моих жадных взглядов, отрицательно мотает головой:

- Нет. Я и сейчас вижу много для себя любопытного, правда, далековато. Но рассчитываю на более близкое знакомство.

    Да куда уж ближе-то!

- Мы не завершили с тобой одно важное дело вчера… - Он практически мурлычет это. Ладно, я! Но он-то… Он же не умеет соблазнять!

    Алекс в ответ тихо смеется:

- В данной ситуации важен результат, а уж кто кого соблазнил первым, уже неважно.  

- Ладно, обещаю, что скоро приду к тебе, и мы завершим все…А еще нам надо хотя бы немного поесть и выпить вина.

- Мне кажется, или кто-то пытается обставить все, как настоящую брачную ночь? Не многовато ли для инопланетника?

   Я медленно вылезаю из лохани, стряхиваю с тела капельки воды, скручиваю влажные волосы в узел, иначе облепят всего, будет надо долго возиться с ними, накидываю на плечи меховой плащ и подхожу ближе к нашему будущему совместному  ложу. И говорю очень серьезно, глядя в полные неуверенности глаза Алекса:

- Я не знаю, что нужно для инопланетника. Для моего возлюбленного мало, к сожалению, но это все, что могу пока предложить. Звезды с неба подарить не могу.

   Он смеется в ответ, и я слышу в его смехе смущение и неловкость. Мы это все преодолеем, я понимаю, что это наш первый раз, но мне, и правда, хочется, чтобы Алекс запомнил его как хорошие, нежные, сладкие мгновения нашей с ним любви, а не так, как это случилось у меня.  

   И, не одеваясь, приношу  на кровать припрятанный давно в глубине печи наш ужин, он еще теплый, немного мяса, каша, ну куда ж без нее, похлебка. По моему приказу выгребли закрома у жителей, и на подносе стоит небольшой туесок с кислыми болотными ягодами и плошка с диким медом. И два кубка согретого вина. А вот вино у нас… Да… Фалько сегодня на одном из перегонов тихо сунул мне в руку мешочек с травами, шепнул, боясь разбудить сладко спящего у меня на руках Алекса:

- Это от нас всех.  Травы для новобрачных. По обычаю… Не сердись, если что не так.    

- Все так, спасибо вам! – Мне в этот момент хотелось заплакать, братья сумели принять Алекса и понять суть наших с ним отношений. По обычаю, травы для новобрачных, усиливающие людскую любовь в первую ночь, дарили на свадьбе родители. Очень древний обычай, но у меня не было матери, а отец никогда бы не одобрил подобного. И вот… Братья взяли на себя право соблюсти обычай даже для меня, отверженного из-за своих склонностей, того, кто не будет править!

  Травы растворились в вине, когда оно было подогрето на огне, и придали пряный запах и странноватый терпкий вкус. Я чуть отхлебнул от края своего кубка, когда оно было готово. Ощущения были странными, я словно воспарил над землей и увидел, каким нежным и сладким было тело Алекса. А если выпить полный кубок… Пожалуй, тут хватит на всю ночь…

   Алекс чуть пригубил кубок:

- Необычный вкус…

- Терпкий и сладкий. У нас есть обычай, в первую ночь пьют из кубков друг друга, соединяют вместе свои жизни, свое дыхание, свою любовь.

- Для тебя это так серьезно?

- Да…

  Он снова отхлебнул чуть-чуть.

- И не предают потом?

- Бывает по-разному. Это ведь просто обычай.

- Хорошо. У нас всего лишь надевают кольцо на палец избранницы… - Лицо его темнеет. Что-то вспомнил…

- А если избран не женщина, а мужчина? Тоже кольца?

   Алекс чуть пожимает плечами:

- Не знаю, если честно, в моем окружении таких пар не было, наверное, тоже кольца. Хотя мужчине кольцо носить сложно, особенно, если оружие в руках или перчатки защитного скафандра.

- Но мы же носим перстни, и они не мешают в бою! – Я тихо беру кубок из его пальцев, отдаю свой. И прикасаюсь к краю, которого касался губами он, сливаю наши губы вот таким поцелуем через кубок.

- Боюсь, удар в бою твоим перстнем опаснее, чем удар кастетом. Утяжеляет руку.

- Ну, я же не простой латник, против меня может встать в бою только рыцарь, попробуй в поединок вмешаться смерд, свои же забьют, чтобы не лез, куда не надо. А рыцари не вступают в рукопашный бой…

- Всегда ли так?

- Нет… - Ему не надо знать, что такое Охота, и как против нее бьемся мы. Вечно Сущий, охрани его от подобного знания!

  Он отставляет кубок в сторону, неторопливо глотает кашу, грызет кусочек размоченного мяса. Да, трапеза у нас скудноватая, но что делать, зима есть зима, разносолов мало. Постепенно пустеют наши кубки и миски с едой, я осторожно придвигаюсь поближе, мне хочется добраться до меда и ягод. И допить вино. Алекс тихо улыбается, переставляет ягоды и мед поближе ко мне.

- Я давно заметил, что ты любишь сладкое. Даже когда отдавал зимние ягоды мне. Ешь...

    Я пытаюсь еще раз поменяться с ним кубком, лезть целоваться, пока человек ест, неприлично, но мне хочется почувствовать вкус его губ. Алекс согласно кивает, отдает свой кубок, а он оказывается почти полным, это я свой почти допил.

- Почему не захотел выпить вино?

- Есть очень хотел. Да ты допивай, оно сладкое как мед. И совсем не хмельное.

- Да, верно.

   Хмеля там мало, а вот одурманить оно может очень быстро. Алекс слишком мало выпил, чтобы чувствовать это, а вот я…

Алекс

   Странная наша с Иннаром сказка все длилась и длилась, даря чувство нежности и защищенности. Никогда бы не подумал, что химера может быть таким нежным и удивительно деликатным. Словно сошла шелуха ссор, его грубости, непонимания. Осталось только самое важное для нас, праздничный ужин в предвкушении нашей совместной ночи, его рассказ об их брачных обычаях. Мальчишка мой уж и не знал, как покрепче привязать меня к себе. А мне было достаточно того, что мы пережили вчера днем и ночью, чтобы дать самому себе слово его никогда не покидать. Любви в этом обещании было не меньше, чем верности, но только она была иного свойства, чем у Иннара. Он любил меня как мужчина женщину, даже не задумываясь о причинах наших непростых отношений и постоянных ссор, моя же любовь, и было глупо отрицать ее, была отцовской, разумной, немного ревнивой к его успехам. Но все равно, какого бы свойства она не была, мы должны были быть вместе и этой ночью, и во все другие ночи тоже. Уж в каком качестве, не могу сказать, не от меня это зависит, но оставить его по своей воле я точно не смогу, слишком наглядно мне было показано, чем может кончиться каждый наш день на этой планете.

     А сейчас я с удовольствием допивал вино из его кубка, касаясь там, где только что пил он, и смотрел, как мальчишка мой баловался ягодами и медом, губы его были алыми от сока ягод и перемазаны в липком меде. В глубине моего разума всплыло очень старое воспоминание о странном брачном обычае на одной из дальних планет. Новобрачной давали сладкие плоды одного из их деревьев за щеку, и она держала их на протяжении всего свадебного пира и ночью, чтобы первые поцелуи всегда были сладкими.

- Иди сюда! – Мне очень хотелось ощутить вкус его губ, перемазанных в меде и ягодах. Иннар попытался утереть рот ладонью, но я вовремя перехватил его руку, повалил к себе на колени, лубки меня этой ночью не связывали, и можно было это делать без страха уронить возлюбленного на дерево и лыко. И осторожно прикоснулся к сладким губам и прилип к ним, засмеявшись ему прямо в лицо. Иннар резко дернул головой, отлепляясь от меня, потом протянул руки, обхватил за шею, заставил пригнуть голову к его лицу и впился поцелуем мне в губы, словно всю кровь хотел выпить из меня. Я повалился на него сверху, не удержавшись, прижал его со всей силы к меху покрывала, и внезапно понял, что мальчишка мой выгнулся всем телом мне навстречу. О, Вечной Сущий, если я понял сейчас правильно, суть любви моего принца ко мне была иной. И это значительно облегчало мою задачу и давало надежду, что удастся справиться с неловкими моментами, которые всегда бывают, когда люди только -только открывают друг друга как возлюбленные.

- Иннар? – В моем голосе звучал и вопрос, и просьба. И он, судорожно облизнув сладкие губы, торопливо и доверчиво кивнул головой. Да, значит, я не ошибся. Стали понятными приступы его отчаяния и постоянной боли в наших отношениях. Не мужчины к женщине, нет, я грубо ошибался, чувства моей химеры были противоположными, в жестком и нежном одновременно теле жила любовь женщины к мужчине, со всем страхом и отчаянием непонимания, ревностью, закованная в доспехи долга, войны, боли. Вечно Сущий, зачем ты так наказал этого несчастного мальчишку? Вселил чувства, чуждые для его тела, в оболочку юноши, принца королевской крови? Ему ведь править! Как же он жить-то будет с этим?..  

Иннар

Он понял, наконец, все понял. И растерянно вопросил, пытаясь подтвердить свою догадку:

- Иннар?

   Я лишь кивнул согласно, заглядевшись в крыжовенно-зеленые глаза, полные печали и любви. Такой недоступной мне ранее. И увидел улыбку на его лице, внезапно коснувшуюся глаз. И ощутил тихий облегченный вздох. Он ведь тоже очень боялся, боялся  сдаваться на милость победителя со всей его мужской силой и мужественностью. А все оказалось совсем наоборот. Я сдавался раз и навсегда, безоговорочно, сдавал свои посты и бастионы, отводил войска, выбрасывал белый флаг со стен своих городов. И ощущал нежнейшие поцелуи по всему телу, тихий слабый шепот, полный нежных слов. Ласковые теплые руки прикасались ко мне без стеснения, осторожно обходили мои ожоги и ссадины на спине, мы забыли их полечить, и я чувствовал иногда сладкую боль от его прикосновений. Поцелуи спускались все ниже, и в этом не было ничего стыдного, так должно было быть. Он берег меня так, как только можно было беречь в усиливающемся любовном безумии, подхлестываемом нашим любовным вином, долгим воздержанием, наступившим, наконец, полном согласии между нами. Я бесстыдно обхватывал его ногами, прижимаясь всем телом, стараясь почувствовать его как можно лучше, глаза пришлось закрыть от страха, я боялся повторения боли и муки своего первого раза, и знал, что с ним этого не будет никогда, и все же боялся. А он тихо шепнул мне:

- Помоги мне, веди меня, я не хочу причинить тебе боль.

   И я шептал в ответ, зная, что никогда не смогу повести в нашей паре, хотя бы потому, что просто не захочу этого делать. И то, что было когда-то отдано в ненависти и боли, отдавалось добровольно и с радостью, потому что это был он. И вырванный им у меня отчаянный крик удовольствия, когда я бился под ним, сам себя не помня, вообще не понимая уже, где нахожусь, желая только одного, дать радость ему. И его осторожные ласки, вернувшие удовольствие мне. И внезапный его смех над моей головой:

- Знаешь, возлюбленный, я по-другому представлял нашу первую ночь, но того, что происходит сейчас, даже вообразить не мог…

   Я вдруг захотел обидеться, но не стал, и просто лег к нему на грудь, и начал целовать и покусывать жесткие губы, ведя дело к продолжению этой ночи совсем недвусмысленным образом. И было еще, и еще, и еще…

  А потом нам внезапно захотелось есть и пришлось искать что-то съедобное в моей сумке, прошлепав босыми ногами по заиндевевшим половицам избы, потому что печь, конечно, уже погасла. И Алекс сердито шипел на меня, боялся, что замерзну, сидя на развороченной постели, потому что сам за едой идти не мог. И мы ели, сидя напротив друг друга, грызли сухое мясо, делили завалявшиеся в туеске ягоды, слизывали остатки меда с плошки и ржали друг над другом без устали.

    И внезапно покрытое изморозью окно избы осветилось необыкновенным светом, розовым, фиолетовым, зеленым. Алекс встревоженно спросил:

- Что это? Пожар?

     Я внимательно вгляделся в сменяющие друг друга безумные краски на стекле, оживляющие  и заставляющие трепетать ледяные узоры, все эти фантастические листья и перья, нарисованные морозом, и засмеялся:

- Нет, нет! Это аврора, аврора! Это мой подарок тебе!

- Я не понимаю, что такое аврора?

- Сейчас увидишь!

   Я даже мечтать о таком не мог, чтобы аврора почтила нас своим благоволением именно сегодня! Она приходила в наш край зимой часто, достаточно было пережить день осеннего равноденствия, но такая яркая и в эту ночь, когда нужно было дарить подарки!

   В дверь застучали, раздался восторженный голос Миро, похоже, он дежурил:

- Ваше Высочество, аврора, идите смотреть!

- Иду. Одеваемся и идем!

   Алекс, ничего не понимая, только головой крутил, пока я торопливо натягивал штаны и рубашку, сапоги, хватал куртку и меховой плащ. С ним было все проще, я поднял с пола два белых наших меховых одеяла, совершенно бесстыдно уделанных, и просто завернул его в наименее измазанные части, как куклу. Все равно потом утром надо будет приказать нагреть воды и вымыться.

    И мы выбежали на улицу. Небо горело, звенело, светилось. Переливались огненные столбы, в каждое мгновение то меняя свой цвет, то застывая на несколько биений сердца, падали с небес огненные перья и не долетали до земли, вставали мощные утесы, переливаясь всеми оттенками зеленого, становясь внезапно фиолетовыми и красными, рассыпаясь в прах золотого цвета. Светилась корона со многими зубцами и переливалась зеленым и розовым. Аврора то застывала, то начинала свое царственное шествие вновь. Алекс молча лежал у меня на руках, прижимаясь к моей груди, тихо смотрел в небо, любуясь игрой света и тени. Рядом стояли братья, благоговейно наблюдая игры царственной красоты.

- Иннар, на нашем языке это называется Северное сияние. И я никогда его не видел.

- Подожди, на нашей планете аврора еще и поет. Возможно, она захочет это сделать сегодня ночью. Прислушайся…

   Алекс повернул голову, но пока мы все слышали только тихий гул, когда световые столбы сталкивались и исчезали, чтобы через мгновение возникнуть вновь. Яркое золотое свечение пало на лес и землю внезапно, пронизав нас всех буйством красок и безумной красоты, поднялось вверх, став зеленым, превратилось в облако, а потом встало утесом, переливающимся золотым и фиолетовым, пошло  прозеленью, стало  яркой короной с синими навершиями, и тогда раздался тихий мелодичный звон, словно в вышине зазвенели чистыми голосами синие бубенчики на короне. Звон становился все громче и громче, все ярче и ярче горели навершия в короне, потом внезапно вспыхнула и она, и распалась на множество изломанных граней и частей, звон постепенно стал затихать, а потом и истаяли дивные замки, утесы и переливы авроры. Она ушла, оставив нас в растерянности от пережитой красоты мира и в печали по невозвратно исчезнувшей красоте. Но я точно знал, что аврора еще не раз вернется в наш мир, в наш холодный, печальный, прекрасный мир.

- Ну вот, а теперь пора спать. Планета Зои подарила нам подарок в эту ночь.

   Алекс тихо ответил:

- Удивительный подарок, ранее никогда не виденный. Пора спать…