Глава 19. Раскаяние. Часть1.
«Сколько же человеку надо носить масок, чтобы не жалили удары по лицу?..» (с)
Настоящее.
Уже глубокая ночь. День, полный борьбы, ненависти, разочарований, страха и боли прошел. Эри сидит напротив, возле открытого окна, затянутого сеткой от незваных гостей размерами до псевдольва… Если не сплю я, он не позволяет себе ложиться. Не могу сказать, что мне нравятся подобные его идеи, но сегодня ночью я не так одинок наедине со своими мыслями. Говорить с ним у меня нет необходимости, он и так все отлично понимает. А я терзаю свой разум невысказанным укором. Если бы Эрик не был наполовину куклой, настолько бы рьяно я взялся защищать Свена, а? Опять сработал подсознательный механизм ненависти и страха. Вроде бы, казалось, все намертво забыто, десять лет прошло с подписания мира, куклы близко не подходят к границам наших миров. И вот… При малейшей угрозе жизни человека у меня сработал защитный инстинкт, я повел себя, как в настоящем бою. Подняв оружие против безоружного! Болезненный стыд и жгучая боль в груди. Я совершил серьезную ошибку, встав во время драки на сторону человека… Против человека…
Словно удар по лицу: ну, я и хорош! Отправил Свена домой, не сообразив, что возле него просто некому сейчас побыть… Дельвез шляется по джунглям, залечивая раны и изодранное в клочья самолюбие, а вот что со Свеном?!
− Эри, мне нужно будет отлучиться на ночь. Свен… Он не отвечает на вызов коммуникатора.
Эри молча пожимает плечами. Очень давно я не видел у Эри потемневшего в одно мгновение лица, взгляда, полного сдержанного раздражения. Он тоже очень устал за сегодняшний вечер. Ладно, завтра разберемся, а сейчас мне надо собрать свою разломанную гордость и придавить злость: в психе по джунглям недалеко уедешь, тем более глубокой ночью.
Звук двигателя вездехода, как скрежет железных колес, проворачивающихся у меня в душе. Ощущение огромной ошибки, интуитивно прочувствованной, не дающей спокойно жить. И отсутствие правильного решения. Пока, по крайней мере, пока.
Бархатная тишина ночи Эсперансы, яркий свет неназванных ее звезд, легкая прохлада гибких ветвей деревьев. Призрачные тени ночных обитателей, возникающие внезапно в свете прожектора моей коняшки и мгновенно скрывающиеся во тьме. Моя земля вновь за меня! Вездеход, недовольно ворча, пробирается по корням и звериным тропам. Меня не пропускают, но и не пытаются помешать. Давным-давно я понял, что незримые глаза смотрят вслед всем нам на этой планете, так же как когда-то на земле Дельвеза, и на невесомых весах чуждого разума взвешивается вся наша жизнь. И страсти, сжигающие людей под яростным солнцем Эсперансы, недоступны миру, объединяющему жизнь и смерть. Он – иной…
Дом Свена был виден издали, ибо горел всеми возможными для зажжения огнями, вплоть до праздничного прошлогоднего освещения, развешанного на деревьях и практически уже скрытого разросшимися ветвями. Я резче сжал рычаги, прибавляя скорость. Одурев от обезболивания и имея еще какие-то силы, старый черт попытался рассеять мрак, окутавший его душу. Другого объяснения я придумать просто не смог…
Защита на входе не стояла, заходи, зверь и птица! Я вломился в дом со всего маху и споткнулся о мертво лежащее у самого порога тело. В далеко откинутой правой руке, затянутой в лубки искусственного сращивания, черной гадиной блеснула старинная механика, револьвер был привезен Свеном лет двадцать назад с какой-то богом забытой планетки. Черт!
− Свен, мать твою так, ты что удумал, ублюдок?!
Только через несколько секунд я понял, что оружие мой лейтенант применить не смог. Ворочая каменно-тяжелое тело, я не нашел ни следов крови, ни пулевого отверстия. Зато смрад перегара висел повсюду, отравляя легкое дыхание ночи. Видимо, он просто не сумел спустить курок, хмель и обезболивающее свалили его раньше, чем парень сумел определиться со своей жизнью. Черт, черт, черт бы тебя подрал, скотина ты рыжая! Он был закручен в какие-то конструкции таким образом, что в одиночку я не мог поднять его с пола, не повредив их. Да еще полностью расслабленные алкоголем мышцы. Дьявол бы тебя побрал, Свен, с твоей несчастной любовью! Нашел с кем меряться силой, придурок рыжий!
− Эрик, помоги мне!
Почему это пришло мне в голову: позвать сына, которого явно не могло быть в доме после всего, что произошло между ним и Свеном, а вот, поди ж ты! Вырвалось против воли и логики…
Огромное тело вздрогнуло, как от прикосновения каленого железа, и Свен внезапно трезвым голосом совершенно ясно произнес:
− Его нет… И не было каждую ночь… Он всегда с ней, с ней!..
− Чтооо?!!
− Каждую ночь… С ней…
Серо-черные глаза померкли, Свен снова начал уходить в беспамятство. Но, видимо, что-то удерживало его в зыбком сознании, не давая провалиться полностью в милосердное забытье. Он ловил мой взгляд, явно что-то пытаясь сказать.
Я встал на колени, стараясь встретиться с ним глазами.
− Свен, что?..
− Трибунал… Я виноват… Дезертир…
Меня словно сунули в ледяной котел. Я понял…
− Свен, я сделаю все, чтобы этого не было. Только ты-то не рвись в Ад прежде меня, а?..
Он еще успел услышать мою дурацкую шутку, губы скривились в уродливой усмешке. Я едва не переломал ему и себе спину, ухитрившись все-таки поднять его и дотащить хотя бы до ковра в комнате, ну, не как псу же ему было валяться возле порога! Датчики слежения, дистанционное управление функциями дома. Блокировка оружейной комнаты вплоть до моего приказа. Время уходило с отчаянной быстротой, просачиваясь между ладонями, как морской песок. До утра оставалось очень мало времени.
Последний взгляд на изуродованное отекшее лицо Свена. Я сделал пока все, чтобы защитить седо-рыжую скотину от самого себя. Пара часов беспамятного сна и тяжелое мучительное похмельное пробуждение ему гарантировано. Моя задача за эти часы найти Эрика.
Свен не зря заглянул в ствол револьвера. Эрик покинул расположение части без моего приказа, самовольно, и явно возвращаться не собирался. А это дезертирство. За подобные штучки взыскивалось всегда очень строго, без учета обстоятельств и причин. То, что на Эсперансе расположена База, находящаяся по-прежнему на боевом дежурстве, никто никогда не оспаривал. И очень немного было нужно, чтобы сделать из моего сына изгоя, бешеного пса, которого нужно уничтожить.
«Он всегда… С ней!» − Горячечные бредовые слова Свена жгли мой разум. Прекраснодушный идиот, купился на внешние признаки покорности! А Эрик просто уходил ночь за ночью в джунгли, чтобы хотя бы пару часов побыть вместе с Солнышком! Часа четыре туда, часа четыре обратно, чтобы успеть явиться на утреннее построение, немного времени вместе. Вот и вся история на протяжении всех этих месяцев. У меня даже сомнения не возникало, что встречались где-то вблизи Городка, ну не дал бы ей Эрик рисковать, пробираясь по ночным джунглям. Это было по-настоящему опасно, и он это отлично понимал. Это при том, что местные леса побаивались и без необходимости за периметр не выходили!
Вездеход отчаянно подвывал, периодически зарываясь глубоко между корнями деревьев, жалостно верещали гусеницы, не справляюшиеся с нагрузкой. Не хватало еще, чтобы машина предала меня в самый отчаянный момент. То, что я могу просто не найти Эрика, он может отказаться подчиняться мне, тогда в голову просто не лезло. Он был таким же, как я, для него не существовало запретов…
Прошлое…
Для предателей был сужден круг Ада, состоящий из кровавого льда, не дающего согреться, без надежды на покаяние и спасение. Бесконечный, пронизывающий до костей холод пыльных ветров Чертовой Пустоши недалеко ушел от хрестоматийного образа. Холодно было везде: в доме, в казарме, в шахтах, куда иногда мне приходилось спускаться, лед был во взглядах окружающих меня людей. И гордыня Эри меня тоже не могла согреть.
В то время единственно настоящим в этом вечном холоде был бешеный взгляд моего полковника. Каждый раз на утренней поверке безликий обращал ко мне золотые горячечно блестящие глаза, и меня словно бросали на раскаленную сковородку, под взглядом безумных светящихся ненавистью глаз мне хотелось корчиться, как последнему червю. Это был даже не страх смерти, а ужас крошечной букашки, над которой занесли подошву десантного ботинка. Пожалуй, золотоглазому нравилось терзать меня пронизывающим взлядом ежедневно. Через пару месяцев после начала моей службы он совершенно хладнокровно расстрелял перед строем одного из офицеров, в пьяной драке тот стал невольным убийцей такого же ублюдка, как и он сам. Суд и приговор были недолгими. Полковник Чертовой Пустоши обладал единолично правами военного трибунала и мог выносить смертный приговор без согласования с вышестоящим начальством. В момент, когда яростно выкрикивающий проклятия осужденный рухнул на землю, хватая в смертной судороге губами ледяную пыль Пустоши, я вновь уловил взгляд безликого. Золотые глаза смотрели испытующе. Я ответил вызывающим взглядом, терять мне уже было просто нечего…
− Зайди ко мне… − Металлический голос коммуникатора преображал клокочущий голос полковника в более-менее приемлемый для человеческого слуха звук. Мой напарник смерил меня оценивающим взглядом, на обветренных, синих от холода губах появилась подленькая ухмылка, но он благополучно промолчал, хотя, видимо, догадался о цели вызова.
− По вашему приказанию… − Я не успел сказать «явился». Слова накрепко приросли к губам. Приподнявшись над хрупко-стеклянной поверхностью рабочего стола, золотоглазый пытался улыбнуться сожженными губами. Это было пострашнее всего, что я видел. Пылающие ненавистью глаза и узкая щель на отсутствующем лице, долженствующая означать приветственную улыбку.
− Проходи. − И негромко, продолжая глядеть мне в глаза: − Хочешь выпить?
– Нет.
Тишина, повисшая в кабинете после произнесенных мной слов, обволакивала ужасом. Что еще для меня придумал неживущий?
Неуловимое движение грузного тела и золотоглазый оказался прямо передо мной, ротовая щель по-прежнему пыталась имитировать улыбку. Чуть дрогнул выступ над безумными золотыми глазами, в прошлом это движение означало, скорее всего, легкое движение бровью. Просто сейчас… Лица не было. Похоже, он ощутил мой страх. Изуродованная келоидами рука легла мне на плечо. Чуть скользнула ближе к шее, легла на грудь, там, где заполошным зайцем билось мое сердце. В глубине глаз по-прежнему горел бешеный огонь. Единственный огонь в месте, где жизнь замирает под слоем льда и пыли.
И мне захотелось согреться возле этого безумного огня. Только посреди бесконечно и безнадежно страшной ледяной зимы можно сжечь свой дом, чтобы согреться на мгновение, просто вспомнить, что помимо льда и снега, есть еще что-то… Видимо, хозяин Чертовой Пустоши почувствовал это, толчком в грудь он опрокинул меня на пол, навис сверху. Я молча ждал. Просто ждал решения своей судьбы. После всего, что произошло с нами на Пустоши, мне было уже, по большому счету, все равно, что он сделает со мной сейчас, все же это было проявлением хоть каких-то эмоций по отношению ко мне, а не бесконечного абсолютного игнорирования.
Золотоглазый очень хорошо подготовил нашу встречу, сейчас я понял, почему нас с Эри не трогали, почему меня охраняли. Но что он хотел получить от нашей близости? Он мог предложить подобное любому на Базе, в конце концов, своему молоденькому адъютанту, но я-то… Привлек его своей неописуемой красотой? Сексуальным опытом? Необычностью? Что он хочет получить от меня?
Плоское изуродованное лицо оказалось совсем близко, и я, наконец, сумел уловить его взгляд. Страшная пустота под прогоревшими угольями… Ни одного просверка тепла. Не костер. Золото. Металл, не дающий тепла. Не могущий согреть зимой. Это было пострашнее постоянного льда в глазах Эри.
Он, видимо, уловил что-то не то в моем взгляде, кривая щель его рта чуть приоткрылась, выталкивая слова:
– Что, по-прежнему не нравлюсь?..
Он не ждал ответа, жестокие руки уже тянули вниз застежку моего комбинезона, он был холоден и настойчив. На этой Базе ему никто не отказывал. Но… Если это произойдет, как я смогу придти обратно к Эри? Даже говорить будет необязательно, он и так все поймет. И… Ну не орать же мне благим матом, вырываясь из лап золотоглазого дьявола?
Я оттолкнул жаждущие руки и сел:
– Мой командир, я ведь по-прежнему партнер куклы. Вам не противно будет после…
Дальше пошли матерные формулировки, которые даже в брани считались самыми оскорбительными. Но уж лучше его гнев, чем подобное…
Он мгновенно встал. Что-то дрогнуло в золотых глазах, жуткое, нечеловеческое. Но он сумел сдержаться.
– Пошел на…!
Собственно, именно туда я и пошел. От поганого чувства гадливости и похабства ситуации было только одно избавление: нажраться до полного бесчувствия. Что и я благополучно осуществлял в полном одиночестве в баре для офицеров. Такие вот поминки по подонку… Ко мне и так никто никогда не подходил, когда я проводил себе душевную анестезию, но сегодня за спиной даже перешептываний не было, похоже, все уже были в курсе, что произошло. И я благополучно надирался, пока внезапный удар по плечу не заставил меня вернуться в действительность.
– Какого черта! – В скорости реакции можно было не сомневаться, мне очень хотелось придавить какого-нибудь ублюдка из местного гарнизона. От второго удара по морде я благополучно пролетел вдоль стойки бара и только потом сумел извернуться и встать лицом к противнику.
– Он мой, слышишь, мой, за каким… ты полез к нему? – В голосе нападавшего дрожали слезы. Я охренело смотрел на хрупенького полковничьего адьютантика, который крайне редко и из приемной-то выходил. Хотя нашивки были десантуры. Впрочем, и писари их могут налепить.
– Кто твой?.. – От изумления мне расхотелось размазывать нахала по стенке, невелика честь вломить молодому. За что мне вполне профессионально могло снова прилететь по морде, если бы я в последний момент не уклонился. Поскольку мое миролюбие на этой планете явно не способствовало здоровью и жизни, я просто скрутил отчаянно брыкавшегося парня, чтобы продолжить интересный диалог. Помимо этого, мне еще нужно было резво оглядываться по сторонам, чтобы не пропустить удар в спину. Все-таки адъютант полковника, могли и вступиться. Но в баре царила мирная тишина, на помощь никто не спешил, даже бармен тихо слился куда-то в подсобку.
– Объясни...
Неожиданным движением лейтенантик высвободился из моего захвата, оказался снова со мной лицом к лицу. Лицо сладенького мальчишки от ненависти перекосилось так, что стало безобразной маской.
– Он всех офицеров к себе перетаскал, ни одного не пропустил, я думал, хоть тобой пробрезгует…
Я, наконец, понял, о ком или о чем речь.
– Если он твой, так пойди и возьми его!
Парень мгновенно обмяк, словно я дал ему реальную пощечину.
– Завтра за час до побудки на северном посту. На ножах.
Я отупело смотрел на мальчишку. Похоже, меня вызывали на дуэль. Вот так. В честь прекрасных глаз нашего полковника. И попробуй откажись. Бежавших с поля боя в десанте просто убивают. И адъютант это тоже знал. Поэтому среди сброда, служившего на Чертовой пустоши, дезертиров с нашивками десантуры не было. Просто среди нас дезертиров не бывает. Не дают им продолжать свое существование, и неписаный закон никто не отменял.
– Ладно.
Мальчишка криво усмехнулся побелевшими губами. Через мгновение я увидел его напряженную спину, он уже уходил. Мне тоже надо было идти, чтобы к утру хоть как-то протрезветь. Этому нечего было терять, а я не мог позволить, чтобы меня убили…
Эри молча подвинулся в дверном проеме, когда я вломился в модуль на ослабевших ногах. Мозги-то протрезвели по пути из бара на холодине ночи Чертовой пустоши, а вот ноги не слушались. По-прежнему ничего не говоря, поставил на стол разогретые консервы из сухпая. Я хотел было гавкнуть на него, что ему-то это есть нельзя, и тут до меня доперло, что после всех событий дня я просто забыл купить ему нормальной еды. Да и денег до очередного жалования тоже было… Ну вот как-то так получилось.
– Извини. – По-моему, это первое человеческое слово, которое я произнес за весь день. – Бар уже закрылся, а я забыл, что у тебя все кончилось.
– Ничего. – Похоже, кукле совсем не хотелось ссориться. – Что-то случилось?
– Нет…
Бровь Эри иронично дернулась, а я ощутил слабое прикосновение к своему разуму. Ну уж нет, выдавать, что происходило со мной сегодня, я совсем не хотел.
– Слушай, завтра очень рано вставать, кончай свои ментальные упражнения…
– Страх, но не за себя… Что это?
– Слушай, кончай допрос, я хочу спать.
Мгновенное перемещение его я не успел заметить, ощутил только выкрученную за спину руку и захват за шею. Так, а вот теперь мне надо притихнуть, он провоцирует меня только тогда, когда не может понять, что происходит в моих мозгах, от ярости я обычно выкрикиваю намного больше, чем хотел бы сказать.
– Успокойся, а? Все, хватит…
Меня шарахнуло со всей силы, Эри не счел нужным сдерживать ментальный удар. И держал он меня достаточно крепко. Но я уже отучился бояться его захватов, ничего он мне не сделает. Да даже если и …
– Эри, я не хочу врать и не могу ничего объяснить. Все.
Он молча отпустил меня. Похоже, мне сегодня удалось наврать умной честной машине, и кукла не понял, что произошло.
– Мне надо будет встать за два часа до побудки.
– Хорошо…
Я проворочался всю оставшуюся часть ночи возле каменно-неподвижного тела Эри. Кукле удалось заснуть, или он искусно притворялся, я же пытался вообще понять, что делать завтра. При любом раскладе, ситуация была смертельно опасной. Дело не в том, что я боялся одуревшего от безответной любви адьютанта, нет, конечно, но за такие вещи, если возникнет огласка, меня вполне могут засадить на рудники почище Чертовой Пустоши. Ладно, мне уже, по большому счету, все равно, но вот что сделают с Эри… Я не могу оставить его в неведении, это уж совсем подло будет.
Рассвет на Чертовой Пустоши…А вот не было его. Ровный слой черных облаков и пыли затмевал жалкие лучи восходящего светила, что касалось этого ада среди Вселенной. Только к середине дня, когда утренняя дымка рассеивалась, можно было понять, что и этот мир освещается солнцем, одним из тех, что светили нам на каждом рубеже. Тихо пискнул сигнал пробуждения, Эри привычно заворочался, готовясь встать. Он, как хорошая жена, всегда утром толкал в меня пару бутербродов, если были деньги на нормальную еду для нас обоих или грел сухпай для меня. Чем он занимался весь день, пока я захлебывался ненавистью Чертовой Пустоши, не могу знать, но я старался притянуть ему какие-то информпластины, пусть хотя бы почитает и посмотрит про нормальную человеческую жизнь… Но не сегодня. На дуэль лучше всего являться голодным. Давным-давно наши медицинские машины научились справляться с последствиями ранений в живот, а предрассудки по поводу голодного желудка остались.
- Эри, спи еще. Я не буду есть… Я… У меня поединок через час. Ничего серьезного, меня вызвал глупый мальчишка.
- Ну да, страх не за себя. Будь осторожнее, слабый, доведенный до отчаяния, не менее опасен, чем равный по силе.
- Буду, обещаю. Спи.
Эри покорно отворачивается к стенке, но разум его не спит, я отчетливо чувствую его метальное прикосновение, он пытается понять. Честно говоря, не знаю даже, существует ли подобные дуэли у кукол с их прагматичным и бесстрастным разумом, но в данный момент мне не до этнографических изысканий. Мне отчаянно не хочется убивать или калечить юного забияку по причине правоты его вызова. Странно, однако, что вызвал, похоже, только меня, хотя полковник перетаскал в постель всех своих подчиненных ублюдков. Или было что-то такое, что заставило проявить ревность именно ко мне? Ну да, мои незабываемые золотые волосы Рапунцель и синие глаза Белоснежки...
Когда я немного побаиваюсь, всегда в голову лезут какие-то ернические мысли. Тем не менее, причина для вызова была и мне придется в этом поединке однозначно выжить. Угробить еще и Эри я просто не имею права.
Я приперся на место дуэли чуть раньше сладенького мальчишки полковника. Просто потому, что душа совсем не на месте была. Собственно говоря, я не хотел оскорбить тихого писаря, мирно сидевшего в приемной и платонически, видимо, влюбленного в того, у кого не было лица. А тот развлекался с ублюдками, видимо, едва не у адьютанта на глазах, с этого безумца станется. Пытался таким образом согреться в ледяном аду Чертовой Пустоши? Или получал удовольствие от страха и отвращения, написанных на лицах его одноразовых любовников? Скорее, второе… Вряд ли в его жизни вообще существовали границы дозволенного. И я тут вписался со своей худой мордой в ряд любовников золотоглазого.
- Давно ждешь? – Адьютантик с нарисованными десантными нашивками был зол и собран.
- Тебе какая, на хрен, разница?
Парень немного неловко повел плечами:
- Да, собственно, никакой. Ножи к осмотру!
Я молча протянул свой. И тихо вздохнул про себя: они были похожи как близнецы братья. Одной длины, сталь одной марки, даже канавки для стока крови были одинаковой глубины.
- Оружие принято. К бою!
Я молча чуть отступил в сторону. По правилам этой дуэли секундантов не будет. И она будет на выживание. Это не другие рода войск. У нас оскорбления смываются только кровью. *…Должно было пройти семнадцать лет, включая десять лет мира с куклами, чтобы у меня хватило ума покаянно склонить голову перед моим сыном и просить прощения у мальчишки- сосунка, не боясь презрительной усмешки с его стороны по поводу моей бабьей слабости. Все- таки мир вокруг нас меняется…*
Подготовка у адьютантика оказалась отменной, лишь в первые несколько секунд поединка я позволил себе снисходительно улыбнуться в душе на яростные выпады мальчика с картонными погонами. Нашивки и погоны оказались самыми настоящими, судя по жесткой технике нападения. Он повисал на мне, как волкодав на загривке волка, не давая ни минуты расслабиться, казалось, одновременно нападал со всех сторон сразу, использовал малознакомые мне приемы боя. Через пару минут бесконечной круговерти я понял, что противник меня превосходит по технике многократно. Уж не знаю, где он на Пустоши нашел учителя, но я бы не отказался поучиться у него всем тем приемам, которые раз за разом приводили к опасным порезам на моем теле. И только минут через десять я понял, что мальчишка убивать меня не хочет. Опозорить, заставить истекать кровью и ослабеть от ее потери, возможно, рассчитывает, что я вскоре от слабости из-за кровопотери рухну под подошвы его сапог, все, что угодно, но не смерть противника.
- Что, так боишься своего полковника, что даже напасть нормально не можешь?
В ответ тихое ругательство и очередной болезненный укол, кровь ручьем течет по незащищенной правой руке, заливает лицо, он сумел достать меня возле виска совершенно невероятным движением. Ладно, похоже, мальчик мнит себя великим воином. Ну, теперь-то моя очередь!
Навязать более высокий темп движений, чем у него, грубый звериный стиль боя. Это не его тончайшая вышивка, где каждое движение имеет точное название, начало и логическое завершение. Эд учил меня переть напролом в случае неудачи, как медведь на рогатину. Я чуть повыше, значительно тяжелее, за меня мой боевой опыт и опыт бесконечной войны с Эри, а он тоже никогда не терялся, если мог напасть. В какой-то момент хрупенький мальчишка не выдерживает моего грубого натиска и летит от неожиданного удара в пепел Чертовой Пустоши, пытается встать и внезапно замирает, с ужасом глядя куда-то мне за спину. Сильнейший удар сбивает меня с ног, на какое-то мгновение мир вокруг гаснет.
Прихожу я в себя мордой на земле, рот забит ледяной пылью, я пытаюсь проплеваться, чтобы просто сделать нормальный вздох, и слышу даже не человеческий голос, а какое-то безумное рычание:
- Как ты посмел ввязаться в дуэль?!! Жить надоело? Обоих расстреляю за нарушение дисциплины! Я угробил почти сотню ребят, мой партнер погиб, чтобы тебя вытащить живым, а ты решил по-другому? Ингвар, сука ты!
- Пошел ты, колонель! Думаешь, спас меня? А я просил такого спасения? Такой ценой?!!
Я полностью охреневаю. И тихо собираю в горсть свою разбитую гордость и распластанные после удара и падения руки-ноги. Смирно сижу на каменистой земле и с безмолвным ужасом смотрю в искаженное яростью лицо начальника Чертовой Пустоши. Он посмел нарушить нерушимые правила и вмешался в дуэль. И что теперь делать, совершенно непонятно, не было до этого подобных прецедентов в дуэльном кодексе. Впрочем, и его жизнь прецедентов не имела. Только теперь я понял, кто командовал мной на протяжении этих месяцев. Самый молодой маршал в истории десанта, вечно уходящий то в безнадежный поиск и привозящий из него найденные новые звезды для расселения людей, то высаживающий десанты на планеты кукол и вполне успешно вытесняющий их оттуда, выжигая огнем, искореняя мечом. Веселый рыжий красавец, разбивший неисчислимое количество женских и мужских сердец. Исчезнувший из сводок новостей два года назад. Я думал, что он погиб в очередной авантюре, а вот что, оказывается, произошло. А теперь он трясет своего адьютантика за плечи с такой силой, что у того стучат зубы. Парень даже не пытается сопротивляться. А потом в какой-то момент просто затихает, прислонившись к искалеченному плечу своего колонеля… Замолкает и хозяин Дьяволовой Пустоши, прижимая широкой ладонью растрепанную и окровавленную голову дурной дитынки к своей груди.
Больше всего мне хочется в данный момент незаметно телепортироваться подальше от этих двоих. Что касается Ингвара, все кристально понятно, но золотоглазый не потерпит проникновения в их жизнь такого козла, как я. Телепортироваться не успеваю, золотоглазый находит меня взглядом, с ненавистью говорит:
- На построение немедленно! Вякнешь кому о произошедшем, пристрелю на месте!
Остальные эпитеты, похоже, замирают у него на губах. Поскольку Ингвар продолжает прижиматься к искалеченному и опозоренному своему начальнику, и видимо, дошел до последней черты, когда уже ничего не страшно…
Утренний развод состоялся как всегда, только приветствовали мы сегодня заместителя командира, полковник Чертовой Пустоши на построение не явился. Я честно тянул лямку очередного опостылевшего своим однообразием дня, а в конце меня внезапно вызвали в штаб. Взгляды, которыми меня проводили мои сослуживцы, были недоуменными и любопытными, похоже, постоянными вызовами на почве сексуальных утех полковник своих подчиненных не баловал.
Адьютанта на входе не было, доложить о моем прибытии было некому, и я решил войти без доклада. В конце концов, не Императорский дворец, политеса не требуется.
Едва я откинул полог палатки, как почувствовал запах табака. При постоянном кислородном голодании людей на Пустоши, это было просто наглое расходование очень ограниченных ресурсов. Впрочем… Нарушитель обнаружился сразу, стоял, повернувшись спиной ко входу, пялился в окно на наступающие уже сумерки, на Пустоши темнело рано, и курил, осторожно зажав сигарету между искалеченными пальцами. Комбинезон был небрежно приспущен до бедер, я увидел крепкие плечи, жестко напряженную спину, грубо перепаханную глубокими поперечными белесыми рубцами. И онемел от неожиданности. Подобное наказание, с применением бича, использовалось крайне редко, считалось самым позорным, что могло вообще произойти с офицером, многие приговоренные просто кончали свою жизнь самоубийством, лишь бы избежать подобного позора. И не тюремный палач это совершал, свои, по решению офицерского суда чести… Значит, был суд чести, был беспредельный позор и жизнь после всего…
- Колонель! – Вырвалось у меня совсем непроизвольно. Он медленно повернулся, взгляд был очень усталым и, пожалуй, впервые за все это время человеческим. Кривая усмешка заставила дрогнуть безгубый рот. Надменно дрогнул келоидный рубец над глазами без ресниц.
- Надо же, как я вырос в твоих глазах с утра… Приобрел новое звание… - Горькая ирония в голосе. Ну да, я от неожиданности и какой-то отчаянной жалости обратился к нему на старом языке Земли, просто так обращались к своим начальникам только тогда, когда любили и побаивались бешеного нрава, и знали, что сам поведет в любое пламя, и, если уцелеет, вытянет и всех остальных.
- По вашему…- договорить я не успел, он мгновенно переместился за стол, торопливо натянул комбинезон на плечи, скрывая следы мучений и позора, зло прошипел:
- Почему без доклада?..
И внезапно усмехнулся, опять по-человечески, золотые глаза вдруг потеплели. Похоже, Ингвару сегодня пришлось очень несладко…
- Пиши заявление о переводе с Пустоши в отряд подавления Сектора. Я поддержу…
Я обалдел, к чему такое благоволение? Вырваться с Пустоши в человеческую жизнь, туда, где светит нормальное солнце, где нет едкой ядовитой дымки по утрам, где можно не экономить воду и еду…
- Тэм? – Голос его адьютанта прозвучал из-за хлипкой перегородки, похоже, там колонель и жил все это время. – Тэм?!! – В голосе мальчишки внезапно прорезался страх и отчаяние.
- Я здесь…
Золотоглазый швырнул мне в руки кусок бумаги и быстро шагнул в темный проем. Мне могло, конечно, показаться, но там сначала раздалось тихое успокаивающее бормотание, а потом и звук поцелуя, и удовлетворенный вздох в ответ.
Вернулся он довольно быстро, молча прочитал кое-как нацарапанный мой рапорт, поставил лихую подпись, сунул в короб передающего устройства. Что касалось нашей бюрократии, то она была далека от технического прогресса, хотя ответ на рапорт можно было ждать уже в течение недели. Это если утвердит вышестоящее начальство.
И внезапно, глядя в сторону, сказал:
- Ингвар - единственный на Пустоши, кто не был осужден. Сумел пробиться за мной сюда, пожалуй, из-за глупого чувства долга, что ли. Сам не знаю… И вот теперь… Срок моего наказания давно истек… Мы тоже будем возвращаться обратно, так что нужно поторопиться с твоим рапортом…
- Спасибо… - Я едва выговорил это немеющими губами, боялся, что он не примет моей благодарности. А он вдруг злобно сказал:
- Ты и этот твой… Вы как язва, разьедающая все вокруг. Как моровая зараза, захватывающая селение в несколько часов…
Я лишь пожал плечами… Не услышав более приказаний, красиво выполнил поворот через левое плечо, и уже, прикрывая полог, услышал тихий смех золотоглазого и опять звук поцелуя.