Настроение сейчас - Идет снег...

Алекс.

   Иннара трясло. Я понимал, что невозможно перепугал его своим вмешательством, да еще и в таком качестве, только выбора мне не оставили,    или умереть, или выиграть бой, уподобившись зверю. Я предпочел, чтобы мы оба выжили. И сильно перепугал братьев своими способностями, боюсь, они подумали, что я оборотень. Нет, конечно, обычная техника самогипноза, даже стимуляторов не нужно, просто привести себя в соответствующее состояние, они, пожалуй, тоже так делают в бою, только неосознанно, не зря же Бран -  Медведь, Брайан – Сокол, Иннар – Горностай. То же самое, только у меня выше уровень совпадения, но это дело тренировок и сонастройки.

   И кричал он на меня из-за того, что отходил страх и за меня, и за себя. Мало нам досталось днем, когда он меня чуть не похоронил, теперь эти придурки вылезли из щелей. Они ведь десять раз могли меня просто прикончить и сбежать, значит, мишенью все-таки был Иннар. Надо бы было допросить, впрочем, ему виднее, кто же его так ненавидит, что в живых не хочет видеть даже в опале, даже в изгнании на край света.

- Иди сюда и прекрати кричать, пожалуйста…

   Мальчишка мой растерянно и неверяще посмотрел мне в лицо. А чем я мог изгнать его страх за меня? Только отразив его в зеркале любви… Я до сего дня и сам не понимал, что со мной происходит, надо было дважды попытаться умереть не по своей воле, чтобы понять, что для меня драгоценнее всего в этой жизни. Ну, вот он и есть моя главная драгоценность, разноглазая, белесая, длинноволосая, с тонким чистым лицом, израненная вся. Вот такой вот сапфир и авантюрин в платине.

- Иди сюда, мой свет… - Таак, теперь я начал изъясняться на языке старинных баллад. И что? Мне нравится…

   Иннар смотрит мрачно, похоже, подозревает в тонкой провокации. Нет, нет, я просто зову тебя ближе, чтобы зарыться в белые волосы, поцеловать в макушку своего горностаюшку и успокоиться, что все цело, живо и без изъяна. Потом все-таки придвигается, я осторожно прихватываю его за плечи и тащу поближе, усаживаю на колени, хотя больно из-за жесткой фиксации лубков, притягиваю к себе, целую в белую макушку.

- Все хорошо, не надо кричать на меня. Я не совсем идиот, я все понял очень давно, просто не мог поверить, что так может быть.

    Он только глубоко вздыхает. Ночи нам осталось совсем мало, скоро рассветет и надо будет выезжать, но хотя бы это время мы можем посвятить друг другу? При его способностях притягивать неприятности и при моих в них влетать на полном скаку, больше времени может и не быть.

    Он осторожно кладет руки мне на грудь, скользит пальцами по шнуровке рубашки, пытаясь ее развязать. А я приподнимаю его голову и осторожно касаюсь искусанных губ, иссушенных морозом. Пока просто прикосновение, братский поцелуй, возможно, он не захочет продолжения, я никогда не мог предсказать его поведение. Нет, губы покорно раскрываются мне навстречу, словно нежный цветок. Учитывая, что они покрыты коркой обморожений, засохшей крови от прикусываний, то цветочек-то, скорее, кактуса. Иннар тихо смеется, теплое дыхание опаляет мое лицо. Что, кактус не устраивает?..

   Ты не знаешь, что это такое? Извини, не учел. А что такое чертополох, знаешь? Ну вот, то же самое, только еще колючее. Но мне все равно, что они не нежнее лепестков розы. У воина не может быть нежных губ, он ведь не женщина, правда?

   Так, и куда это у нас скользят ледяные и шершавые ладони? Шнуровка все-таки сдалась тонким и сильным пальцам, и руки бродят невозбранно по моей груди, а вот скользнули по ребрам и ушли на спину, Иннар крепко ко мне прижался, продолжая целоваться. Глаза судорожно зажмурены, даже слезы в уголках. Боится меня, что ли, боится, что обижу?

- Иннар, почему не хочешь посмотреть на меня? Что-то не так?

- Нне хочу, хочу просто тебя чувствовать. Или мне нужно на тебя смотреть?

- Все так, если тебе нравится, то все так…

    Ну вот, а теперь пальцы быстро как-то переместились вниз, на пояс, пытаются пролезть между телом и туго затянутой шнуровкой штанов, ну вот это вряд ли, да и я не готов к полноценному соитию. Просто по той причине, что возбуждение Иннара я уже отчетливо чувствую, а сам еще медленно тянусь в сторонке, все-таки я постарше и не успеваю за ним. Или практики было мало…

- Может, и практики… Но это ведь дело наживное, правда? – Так, и что ты этим сказать хотел, Ваше Высочество? Что мы будем трахаться посреди спящего лагеря с охраной за спиной и бдящими твоими братьями? Кажется мне или нет, но, похоже, они тоже не спят.

- Тебя это волнует?..

    Ну как сказать, не очень, в принципе, если сильно-то припрет, а вообще, хотелось бы, конечно, любиться с принцем королевской крови на чистой простыне и в тепле после горячей ванны. И теплее, и для здоровья полезнее. Что? Ну, понятно, что тебе-то все равно, а я уже начал ценить комфорт и красоту тела на белых простынях, а то тут в темноте просто ничего не разглядеть толком, а очень хочется.

- Ты можешь закрыть глаза и просто все почувствовать…

   Могу-могу, конечно. И поэтому, не закрывая глаз, чтобы насладиться зрелищем прекрасного, растерянного и почему-то испуганного лица, я просто потихоньку начинаю опускать свои ладони вниз к бедрам, туго перетянутым жесткой шнуровкой. Как-то недавно ты мне показал, для чего она нужна, оказывается, очень удобная штука при всяких вариантах любовных игр. Ну вот, шнуровочка вещь достаточно коварная, дерни за веревочку в правильном направлении, дверца и откроется…Что? Ааа, это из сказки… Детской, про Красную Шапочку. Нет, правда, что ли, не читал? Так она, вроде, английская, ты же Шекспира изучал… Французская, вот как, не знал. Ладно, мне, собственно, все равно, значительно интереснее, что же там, за замшевой тканью?

     Моя ладонь немного грубо и по-хозяйски исследует теплую нежность паха, Иннар слабо всхрапывает, как молодой жеребенок. Но ты же сам хотел немного нежности, сегодня мы не ограничиваемся поцелуями, ведь так? От подобных моих прикосновений его начинает трясти, как в лихорадке, на висках выступает пот. Черт, я не хотел доводить уже до такого, действительно, в центре лагеря, полного спящих людей, а так же и тех, кто охраняет нас и не спит. А вот не надо было допускать нападения, тогда ничего точно не произошло бы. Боюсь, что нравственные устои твоих и моих братьев будут сильно подорваны нашими совместными действиями.

   От того, что тихо мне шепчет на ухо Иннар, становится больно и горько на душе, мое желание ослабевает…

- Мы почти год были вместе с Лейси, и началось все именно в замке, прошлой зимой, они привыкли.

    Я отворачиваю лицо, прерывая поцелуй.

- Ревнуешь? – Иннар спрашивает испытующе и напряженно.

- Да.  

- Что ж … - Он как-то неожиданно равнодушно выворачивается из моих обьятий, возбужденный, всклокоченный, с каплями пота на лбу и над верхней губой. Что ты творишь, глупый мальчишка! Ведь дорого заплатишь за такое, я понимаю, что тебе нужна разрядка, это я могу месяцами даже не думать о подобном, ты слишком еще молод и слишком возбудим!

                                        Иннар

   Я даже вообразить себе не мог, как Алекс внезапно покорно и нежно отреагирует на мой отчаянный крик. Я был на грани очередной смертельной ссоры, а он начал меня целовать и что-то шептать покаянно на ухо. А потом и совсем с ума сошел, я даже мечтать боялся, что он захочет приласкать мое тело, коснуться там, чуть прижать, усиливая возбуждение. Это было очень-очень невовремя, сразу после пережитого покушения, рядом была стража, были братья, но мне уже было все равно. Ласковые поцелуи перемежались с тихим его смехом и дурацкими прибаутками, под которыми он скрывал свое смущение. И его нежные руки, торопливо рвущие шнуровку, теплые губы, касающиеся моих. А потом… Я все испортил, как всегда это умел. Просто вспомнил Лейси. Алекс мгновенно окаменел, отвернул лицо, прервал поцелуй.

  Да, в конце концов, почему я должен снова терпеть его капризы! Я же не спрашиваю, кто у него был там, за пределами нашего мира! Не хочу! Не хочу ничего!

    И рванулся изо всех сил из его обьятий. Да, я горько прокляну себя уже через несколько мгновений, что сделал это, но я решил так и сделаю так… Он подставил себя под кинжалы убийц, чтобы спасти и меня, и себя. А я… Я струсил. В очередной раз струсил, отвергая свою мечту.

   Внезапно он тихо ответил:

- Никого не было никогда!

  Я неверяще всмотрелся в его странно мерцающие зеленью глаза. Врет, играет со мной? Что он говорит, он ведь старше меня на много лет, едва ли не ровесник отца! Что он говорит?!! Взгляд его становится очень серьезным, и я понимаю, что он говорит правду. Это даже не признание, это именно правда, такая же, как моя связь с Лейси, впрочем, он видел нас. Но мне… Как я могу верить подобному? При его гордости и красоте не найти пары в его мире? Зачем он лжет мне? Разве непонятно, что я и так влюблен смертельно?

- И я, мой свет… Смертельно, пока кто-то из нас не убьет другого. А по-другому не может быть, с твоим-то и с моим нравом! Не гневайся зря, иди сюда.

  И он вновь обнимает меня, тихо шепчет на ухо:

- Прости, горностаюшка, но сегодня  нам сделать с тобой то, чего хочу безумно, не получится. Так что придется просто обойтись ласками.

  И жесткая тонкопалая ладонь спокойно и уверенно поглаживает меня в паху, он прекрасно чувствует мое возбуждение, а я выгибаюсь навстречу его рукам, чтобы облегчить проникновение, получить от него то, чего я желал все эти месяцы, хотя бы и так, прижавшись к нему всем телом, чувствуя, как его губы давят мой крик, потому что терпеть уже невозможно. Я  горю в огне, его пальцы ускоряют темп, я лишь стону в его губы. И вздрагиваю всем телом, выплеснувшись ему на ладонь. Он тихо смеется, я чувствую улыбку, приподнимающую кончики его губ. И понимаю, что свинья и невежа. Он дал мне разрядку, а я? Я-то о чем думал? Только о себе?..

                                           Алекс

    Отчаяние и ревность затопили мою душу после того, как Иннар вырвался из моих обьятий. Почему я должен в момент любовных ласк терпеть воспоминания о предыдущем любовнике и сравнение с ним? Судя по тому любовному приключению возле моей постели в замке, Лейси развлекал принца не так уж и редко. Почему я должен был терпеть сравнение с ним? Да, у меня никогда не было партнера-мужчины, да и… После неудачного моего брака как-то не складывались у меня отношения вообще, а продажную любовь я презирал.

  А мой мальчишка смотрел на меня с отчаянием и со страхом спрашивал, кто был у меня там, за гранью их ледяного мира. Да не было никого, одна снежная и бесстрастная пустыня одиночества, наполненная моей гордыней и гневом на мою судьбу, неумением любить. И моей любовью, родившейся здесь, в плену и в болезни, беспомощности, как отклик на твою любовь, мой свет! Выбитой, словно искра из гранита под ударом стали. И могущая в любое мгновение убить! Мой принц, если бы ты хотя бы мог догадаться, кого ты полюбил, что я есть на самом деле! Стоящий по шею в крови узник Флегетона! Но вот этого тебе знать не надо, ты должен видеть лишь то, что я звездный боец. Ведал бы ты, какие умения таятся в нас всех, кто обучен был быть в Поисках и в бою. Да даже я, если бы знал, что именно буду представлять собой через пятнадцать лет после выпуска из Академии, вряд ли захотел выбрать такую судьбу еще раз. Тем более, что, возможно, судьба была благосклонна ко мне, забросив сюда, чтобы я смог встретить тебя. Как странно это все! Да и наши отношения не награда, мы будем спорить до бесконечности, до хрипоты, пытаясь сломить друг друга, пока один не убьет другого, утверждая свою власть.

   И все же сегодня мы с тобой должны быть вместе, хотя бы потому, что завтра можем не успеть этого сделать. Ведь не обязательно ласкать  своего партнера на девственно-белых простынях теплого ложа, можно обойтись и по-другому, ну что же делать, когда за нами следят и прислушиваются твои охранники и стража, и ревнивые глаза твоих братьев  неусыпно глядят, охраняя тебя от жуткого чужака.

   Мой принц сладко содрогается, получая разрядку из моих ладоней, я тихо смеюсь, сминая нежные, покорные губы. Химера засыпает, выходя из боя, и в моих обьятиях снова сказочный принц сказочной страны.

  А он внезапно склоняется надо мной, белые пряди касаются моей обнаженной груди, а жесткие пальцы уже торопятся разорвать узел шнуровки на моих штанах. Он очень торопится, кладет голову мне на бедро, я резко отвечаю:

- Нет, так нет! Нет, Иннар, не надо!

   Он поднимает голову, глаза безумные от возбуждения:

- Почему?

- Нет, я не хочу так!

- Хорошо… - Судя по тону, ничего доброго от него сейчас ждать не приходится, но противостоять своему возбуждению я просто не могу, а пытаться сделать что-то самому, похоже, будет оскорбительным для моего мальчишки, он хочет вернуть ласки.

   И, судя по тому, как он мгновенно выпутывает меня из одежды, опыт у него весьма немалый. А потом он терпеливо и мягко ласкает мое тело, неторопливо, нежно, словно не было очередной ссоры, моей ревности, его обиды. И я тону в его сладких руках, шальном взгляде, тихом торопливом шепоте, каких-то ласковых словах, совершенно несвойственных, и освобождаюсь от безумного, только сейчас осознанного напряжения между нами, которое вызывало постоянные вспышки неприязни и отчаяния. Почему мы не можем хоть немного освободиться от всего наносного, что бросает жизнь в наши отношения, и просто побыть рядом друг с другом теми, кто мы есть на самом деле? Почему мы все время что-то доказываем друг другу?

   Он отвечает мне печальным  взглядом горькой черноты и зимней синевы, губы лишь иронично усмехаются:

- Это невозможно. Просто потому, что мы не в Эдеме, а на Зои, где кровь и жизнь не стоят ничего. И слабые здесь не выживают. У нас остается еще пара часов сна. Спи… Пора спать. Завтра будет новый день!..

  Тихий отсвет пламени костра на прекрасном лице химеры, он засыпает, словно умирает безболезненно, словно маленькая смерть приходит за ним, чтобы дать покой мятущейся его душе.

    Новый день… Новый день приходит с движения Иннара подо мной, я опять лег на него сверху во сне, смеха мне в ухо:

- Ты слезешь с меня или нет? Вот ведь повадился медведь на пасеку ходить!

- За сладким медом и сладкими поцелуями! А мне что будет утром? Поцелуй хочу!..

- Хорошо…

  И нежное прикосновение сухих губ к моим. Тихий удивленный возглас где-то рядом. Ну и что вам надо, люди? Охраняли бы лучше ночью, тогда мы бы не целовались на глазах у всего лагеря утром! Вот уж, большой такой секрет! Отлипаем мы друг от друга не сразу, я еще успеваю поцеловать белые прямые волосы, ощутить запах костра, исходящий от них, боюсь, я тоже пахну дымом, ну вот как-то притираний для такого случая не придумали, хотя ночью от кожи Иннара исходил нежный запах, более всего действительно походящий на запах меда.

- Сладенький мой! – Какая банальность! Но только это истинная и святая правда, сладкие губы, нежное тело, источающее, как цветок, запах меда.

- Да ладно, медведик… Нет, пожалуй, волчок, судя по  вчерашнему…

- Ну, у меня много масок, если ты об этом. – «Вечно Сущий, охрани его от полного осознания, что я есть на самом деле, не дай ему никогда этого увидеть! Только человек, подобный мне, сможет сохранить хотя бы дружбу при полном знании. Поэтому все обо мне знал только Сван, такой же, как и я, от которого не надо было таиться или что-то обьяснять. Даже Сашу от этого знания мы оба берегли, хотя она догадывалась, конечно, видела же, какими из десанта возвращаются звездные, а аналогии были прямые… Нам всегда удавалось остановить насилие на пороге их дома, всю кровь и ненависть запереть внутри своих душ. Сван научился полностью  владеть собой, я не всегда мог сотворить с собой подобное, подавить приступ агрессии, ненависти и боли в мирной действительности. И это была еще одна причина моего тотального одиночества…»

    Иннар был удивительно тих в то утро, нам принесли согретую воду, похоже, снег растапливали специально для нашего омовения, отмыться удалось по частям, на усилившемся морозе, когда капли воды превращались в ледяные кристаллы, только сорвавшись с голых плеч Иннара. И тонюсенькая прозрачная ледяная сетка падала и падала на его и мое тело, хотя холода мы не чувствовали. Это было очень странное утро, полное тишины и покоя, почти неслышимого звона льда вокруг нас, мягко падающих крупных снежных хлопьев, давящих все звуки,когда только метельная абсолютная чистота вокруг, скрывающая и излечивающая раны и уродство окружающего мира, сглаживающая противоречия, доводящая все до абсолютного совершенства, за которым только одно – смерть, потому что человек не может жить в холоде и снеге долго, слишком горячая кровь, слишком яркие мысли, слишком сильные желания.

   Мы выехали чуть позже, когда закончился снегопад, Иннар снова взял меня в седло, крепкие руки держали надежно, иногда он оглядывался назад, не растянулся ли обоз, все ли следуют за нами, и тогда при движении нападавший снег с меховой оторочки капюшона его плаща попадал мне в лицо, истаивая от жара тела и стекая по лицу мелкими капельками, заставляя вздрагивать и просыпаться от странного спокойного полусна, пришедшего ко мне только сегодняшним утром, ослабившим боль от тряски и неудобного положения на коленях моей химеры. Только потом я понял, что Иннар что-то добавил в утреннее питье, чтобы дать мне возможность заснуть и не чувствовать боль. Или, возможно, предыдущая ночь просто сожгла во мне чувство неудовлетворенности и подавленных желаний, дав покой душе…