Прошлое...
Кое-как я довел спотыкающегося на каждом шагу Эри до модуля. Казалось, он спит с открытыми глазами. Видимо, его решение уйти тоже далось очень непросто. Или управляющие его телом инстинкты мстили за неповиновение.
С легким шорохом отошла в сторону дверь, впуская нас обратно в крошечный мир. Руки Эри были совсем ледяными, губы посинели от холода. Я-то как раз не замерз, хотя пробегал за ним по лесу под проливным дождем.
– Надо раздеться и – под горячую воду! – Побольше бодрости в голосе, кукле совсем ни к чему знать, что внутри у меня все дрожит от жалости к нему и ярости и ненависти ко всему их нечеловеческому роду!
– Да…
Покорные движения тонких пальцев, обладающих в другое время молотобойной силой. Он безнадежно путается в застежках комбинезона, видимо, плохо соображая, что делает.
– Давай помогу… – Инстинкт няньки у меня выработался очень быстро. Эри опускает руки и терпеливо ждет, пока я стяну с его тела ледяной комбинезон, перемазанный в грязи. Я торопливо толкаю его в мойку, включаю горячую воду. Он прислоняется к стеклянной поверхности и бессмысленно глядит на меня. По щекам текут струйки воды – как слезы. Декорации, ложь!
– Все, хватит!
Подхватить бессильно валящееся тело я еще успеваю. Привык перетаскивать его с места на место под давилкой, делаю то же самое и сейчас. Эри не сопротивляется, когда втягиваю его на кровать, накрываю курткой, чем-то еще. Он, похоже, сильно продрог. Не хватало еще и заболеть ко всему прочему!
– Есть будешь?
Отрицательно мотает головой. Не до еды сейчас. А я через мгновения понимаю, насколько продрог сам. В ледяной глине выкупались-то мы оба! Просто я в горячке ничего не заметил.
– Ладно, лежи спокойно, мне нужно согреться…
В ответ – молчание. Он не хочет отвечать. Да и ладно, ответ и не ожидался.
Посматривая на неподвижного Эри, торопливо смываю грязь под жгучими струями кипятка, вываливаюсь из купалки. Кукла лежит неподвижно, и это мне очень не нравится. Давилки нет. Сила к Эри должна вернуться полностью. И неизвестно, как он воспользуется ею.
– Давай, укрою потеплее…
Парень даже голову в мою сторону не поворачивает, хотя глаза открыты. Я пытаюсь натянуть на него комбинезон, случайно касаюсь обнаженного тела, ощущения такие, словно коснулся камня. Эри по-прежнему неподвижен.
На животе – огроменный синяк. Он специально пытался причинить боль себе и нерожденному. Я осторожно прикасаюсь к впалому животу.
– Зачем ты так! Ведь невозможно больно было!
И от неожиданности едва не отскакиваю в сторону. Ощущение странного ищущего движения, исходящего из тела Эри. Словно слепой кутенок тычется мордочкой по сторонам, пытаясь найти тепло и пищу. Я осторожно отнимаю руку. Теплое движение исчезает. Снова провожу ладонью над телом Эри. Тихий вопрос… Не в словесной форме, лишь странное чувство чужого любопытства. Задерживаю ладонь на месте, где ощущение наиболее сильное. Чувство удовлетворения…
– Эри, что это?
– О чем ты?
– Странные ощущения. Словно кто-то пытается спросить…
Он внезапно резко садится, отбрасывает мою руку в сторону. Яростно шипит прямо мне в лицо:
– О чем ты вообще спрашиваешь? Твой ублюдок проснулся!
– Эри!
Его мгновенно скручивает судорога боли. Тот, что живет внутри его тела, ответил ударом на удар.
Я обнимаю его за плечи, прижимаю к себе, тихо мысленно шепчу тому, кто еще не рожден:
– Прекрати! Он замерз, испуган, очень устал… Не надо причинять боль!
Это полное безумие – пытаться поговорить с кусочком протоплазмы. Но приходит ответ. Эри расслабляется в моих объятиях, а я снова чувствую осторожные прикосновения к своему разуму. Смешок Эри напоминает скрежет металла.
– Ты сам-то уверен, что происходишь из людского рода?
– Да…
Я не только уверен. Могу перечислить своих предков до седьмого колена. Все то же, как почти у всех ребят – испытатели техники, первые колонисты, военные. Если бы не ушел в поиск и не встретил Эда, наверное, тоже была бы жена и парочка-тройка пищалок и кусачек.
Он выворачивается из моих объятий, ложится на бок, светлая волна волос свешивается с края кровати на пол, тихо говорит:
– Эксперименты по скрещиванию с людьми проводились и у нас. Но безуспешно. Никто не понимал, что…
Я отшатываюсь в сторону. Эри совершенно ясно дал понять, что участвовал в них. И, скорее всего, люди погибли…
– Конечно… А ты как думал? Я же говорил тебе, что я – биолог.
Вопрос я ему не задавал.
– Мои мысли читать изволишь?
– Нет. У тебя очень выразительное лицо.
М-да, комплимент совершенно неожиданный. Лицо… Скажет тоже. Узкая, худая, изрезанная ранними морщинами на щеках морда.
– Ладно, тебе бы отлежаться надо…
Мрачный смешок в ответ:
– Похоже, ты еще не до конца понял, что будет происходить… Ладно, решать теперь твое право. Я тебе сказал все…
– Спи уже, а?
Заниматься лечением его израненной гордыни мне просто некогда. Модуль после бури напоминает руины Карфагена. И чтобы нам хоть как-то приспособиться к жизни в нем, кое-что придется прибавить, а кое-что убавить…
Понятно, что спать рядом с парнем я больше не могу. Он и под давилкой-то терпел это едва-едва, а при возвращении полной силы он просто свернет мне шею, как жалкому куренку. Понятно, что если Эри снова взбредет в голову дурь прикончить себя и зародыша, я мало что смогу противопоставить. Скорее всего, доведет дело до конца. Впрочем, тогда ему придется убить меня первым. Причинить вред странному существу, живущему в его теле, я теперь просто не позволю. Каким он будет? Надеюсь, из тела Эри не выползет трехголовый дракончик? Мне приходится подавить смешок. Но повода для траура пока нет. В очередной раз шторм покалечил нас, но не убил. Живы оба… Пока…
Пока я демонтирую разбитую стеклопластиковую перегородку между жилым и служебными отсеками, чувствую все время напряженный взгляд куклы, устремленный мне в затылок. Несколько раз оборачиваюсь неожиданно, но Эри успевает смежить веки, притворяясь спящим. Что толку в отключенной защите? Или соблюдении секретности моих переговоров с начальством? Если Эри прав, и это эксперимент, то нас оставили вдвоем, по крайней мере, до появления малыша. И… Надо хорошо порыскать по бортам модуля, боюсь, что где-то стоят камеры слежения. Сейчас-то сигнал передать нельзя, планетка еще та коробочка, могила для электронных волн. Но вот в будущем… Не хочу, чтобы кто-то увидел, что происходило между нами эти месяцы.
Он садится, выдавая свое любопытство, когда я начинаю обустраивать на своей половине, – поближе к давилке! – спальное место, стаскиваю ящики, накрываю их какими-то чехлами.
– Похоже, ты собираешься переезжать? – Смешок с половины куклы очень неприятный. –Боишься, что без подавления я тебя прикончу?..
– Я думаю, что небольшое расстояние тебя навряд ли остановит. Я едва справился с тобой в самом начале. Так что можешь начинать пробовать…
Он садится в гнезде из сваленных курток поудобнее, сворачивается каким-то невероятным образом, опирается подбородком об острые колени. Ладно, если не больно так сидеть, то и пусть. По крайней мере, он начал хоть как-то реагировать на происходящее вокруг. Роется в вещах возле кровати, достает свой гребень. Ну, вот это он делает очень зря. Реакция на мерное движение его руки по спутанным светлым волосам у меня совершенно однозначная, – я начинаю свихиваться от желания. И он это отлично понимает теперь. И как я должен реагировать на происходящее?
Приходится повернуться к нему спиной. Прикасаться к кукле, полностью обретшей свою силу, мне как-то не слишком хочется.
– Ты что, правда боишься меня?
– Пошел ты!.. – Ругательство вырывается само собой, без контроля разума.
Удовлетворенный смешок за спиной.
– А я думал, что ты теперь будешь обращаться со мной, как с больным…
– Привык получать по морде?
Оёёй, разговор-то напоминает супружескую перепалку. Как-то само собой вышло…
– Я не хочу, чтобы ты уходил туда… Я буду мерзнуть.
– Повысим температуру в модуле… – Отвечаю автоматически и только потом соображаю, что же он все-таки сказал. – Эри, что с тобой?
Ответом служит очень серьезный взгляд синих глаз.
– Бережешь своего ублюдка, боишься, что придавишь его?
– Эри!
Похоже, мы оба свихнулись. Мой пленник бунтует против освобождения от рабской повинности, а я изо всех сил сопротивляюсь простым желаниям живого человека.
Я подхожу поближе, присаживаюсь на край кровати. Эри весьма сердито смотрит на меня. Без ярости и гнева, похоже, что он сильно обижен.
– Если ты не будешь находиться близко, твое порождение будет изводить меня каждую ночь. А ты сам видел, что он может сделать со мной.
Так я и поверил, что это из-за страха боли!
– Если тебе это необходимо, я буду рядом ночью.
Злая усмешка служит ответом. Ну, понятно, признаваться в своей слабости он не желает. Но ведь и мне нужно ощущение покоя, испытываемое рядом с ним!

Настоящее…

Несколько секунд, чтобы ответить на жуткий вопрос: я остаюсь здесь, незримо поддерживая решение Эри, и предаю своего сына ради куклы в очередной раз, или, наплевав на все условности, пытаюсь хоть как-то объясниться с Дельвезом? Что я хочу в данный момент? Я уже дважды смирялся с потерей Эрика. И дважды отступался, чтобы спасти Эри. Но сейчас, что я должен делать сейчас?
Ледяной испытующий взгляд серо-черных глаз Свена. Он-то как раз знает про нас почти все… Глаза Эри полуприкрыты веками, но и я так знаю, что они полны горечи и гнева. Он так и не смог смириться с тем, что у него появился сын.
Наверное, это был самый трудный путь в моей жизни, – дорожка, ведущая вон из медотсека. Под ставшим растерянным взглядом Эстебана, полным ярости – Эри, и смутной надежды – у Соледад.
Ночь на Эсперансе… Это совершенно удивительное явление. Яркие терпкие запахи цветов, глуховатые пугающие голоса ночных птиц, резкие крики зверей. В чаще леса идет борьба за выживание, не предполагающая ни любви, ни милосердия. Умри или убей, чтобы выжить! Дать потомство, защитить его, продлить свой род… И все эти бои за жизнь странных существ повторяются из года в год, давая столь желанное продолжение жизни вообще.
Но мы-то не звери! Люди… И все гораздо сложнее или проще… Не знаю… Не могу ответить на этот вопрос даже через столько лет жизни в диких мирах.
Черно-бархатное небо с яркими капельками серебра на мохнатой поверхности. Это звезды Эсперансы. За все годы, проведенные на ней людьми, так никто и не собрался назвать их. И они остаются безымянными до сих пор. Точно так же, как Город это только Город, он один такой. И есть еще Поселок, База, Городок. По Эсперансе текут безымянные реки, безымянные горы пугают своими острыми иглами пилотов. Просто коренное население, намучившись в начале освоения с плугом, повозками и бешеным темпераментом планеты, не пользуется наземным транспортом и почти не ходит пешком по ее лесам. Это только безумные военные гоняются по джунглям для тренировки, да я, бывает, брожу невозбранно по ночным дорогам зверей. Ни одна тварь за эти годы так всерьез и не напала. Встречались на узкой дорожке и расходились с миром, сильный всегда понимает сильного. И не нападет зря.
Выскочить в ночь и рвануть из поселка безо всякого направления – шуточка как раз в характере моего сына. Но искать его среди зарослей кустарника и лиан – дело весьма неблагодарное. Правда, обиженно ковыляющие откуда-то ночные лианы, странный согласный вой ночных голосов, проломленный сквозь заросли путь указывает направление движения Эрика. Да и не должен он далеко убежать. Это для меня ночь Эсперансы полна знакомых звуков, я понимаю, что происходит вокруг. Мальчишка же вырос среди искусственных цветов, для него все это должно быть жутко.
Низко нависшие ветви огромного львиного дерева, что-то вроде псевдосеквойи, приподнимаются, чтобы показать мне то, что я уже и сам понял. Мир Эсперансы в который раз оказался милостив ко мне, и путь привел туда, куда я пожелал…
Вот он. Сидит, прижавшись к стволу, еще теплому от дневного жара. Лицо спрятано в колени. Похоже, мальчишка совсем не понимает, насколько это опасно, бегать по лесу ночью. Или уже ничего не боится…
– Эрик!
Я направляю свет фонаря на ствол дерева, чуть в сторону от него, чтобы не ослепить. Он мгновенно вскакивает на ноги, всматривается в темноту. Зрение у него, скорее всего, как у куклы, а значит, он меня видит вполне хорошо. Попытка уйти из освещенного круга. На повернутом ко мне лице яркие росинки слез на щеках. Плакал… От обиды и чувства бессилия. Ну что ж, бывает и так…
– Дельвез, пожалуйста, подождите, не надо убегать от меня…
Парень, совершенно не слушая, отворачивается и пытается уйти.
– Эрик, остановитесь, это приказ!
Он застывает на месте, губы упрямо сжаты, но не подчиниться он не смеет.
Я подхожу поближе, осторожно тяну его за руку вниз:
– Давайте присядем, надо поговорить…
В отсветах фонаря ярким волчьим светом вспыхивают серые глаза:
– О чем? Что меня нельзя близко подпускать к обычным людям?
– Я не понимаю… Запрет Эстебана был связан в большей степени с заботой о вашей безопасности. Трения между Базой и поселенцами были всегда, просто вы оказались слишком ярким явлением…
– Колонель, да оставьте вы это! Я же помню вас! И этого… – Длинная пауза, полная отвращения… – Эри вашего тоже помню!
Тонкие пальцы неосознанно касаются шрама на шее. Намек? Но он просто физически был неспособен запомнить то, что происходило больше семнадцати лет назад!
– Вы же долго нянькались со мной! А потом приезжали раз в год, в один и тот же день…
Да, это было…
– А потом, десять лет назад, исчезли из моей жизни…
– Мне запретили психологи. Сказали, что неизбежен вопрос с твоей стороны о происхождении. И что я надломлю тебе психику двойственностью твоей жизни. А через полгода меня перевели на Эсперансу. А это очень далеко от твоего дома…
– Вы ведь специально добились моего назначения на вашу базу?
– Нет. Мне предложили взять на службу ребенка эксперимента. То, что это будете вы, я узнал значительно позже…
– Правда?
Я киваю.
– Хочется верить! А то уж совсем вообразил, что вы попытаетесь исправить ошибки молодости…
Я молчу. В той ситуации мое решение ошибочным не было. Передо мной стоял выбор: жизнь Эри или жизнь моего сына. Мне удалось защитить одного, оставив другого на долгие годы в руках экспериментаторов. Это было неправильно. Но другого решения я бы и сейчас не принял.
– Эрик, вы обижены на меня, ненавидите Эри… Я понимаю вас, но возможны и перемены…
Он надолго замолкает. Просто сидит возле меня. Я ощущаю тепло, исходящее от его плеча рядом.
– Глупости… Перемен не будет. И не мучайте себя, мне совершенно все равно, что вы передали мне свой генный материал. Был эксперимент, вы участвовали в нем, я даже думаю, что вам хорошо заплатили за участие и удачное завершение работы.
Мне удается сдержаться и не выругаться в ответ. Плата за удачное завершение была! Да такая, что я был готов бежать на край Вселенной, чтобы только Эри остался в живых!
– Хорошо. Это ваше решение, Эрик. А теперь нам пора возвращаться. Поздно уже. А ночевать в городке мы не сможем, пора дать хозяевам отдых.
– Вы считаете, что после всего я могу вернуться в ваш дом? Ваша кукла оскорбила меня…
– Вы хотите сказать, что я должен дать вам удовлетворение?
– Почему вы? Эри ваш…
– Нет…
Эри уже пытался один раз убить тебя. И тогда тебя спасло чудо. Во второй раз он не ошибется. И я ничего не смогу ему запретить. Он возненавидел тебя еще до рождения. До сих пор не могу понять, почему он не прикончил меня за те четыре месяца на Дельвезе…

Прошлое…

Нам пришлось строить свою жизнь в модуле заново. Я никак не мог понять, почему Эри не пытается напасть на меня, чтобы прикончить. Боится той боли, который мог потом причинить ему наш нерожденный сын? Очень сомневаюсь, чтобы в то время он вообще чего-то боялся.
Скорее всего, его сдерживал инстинкт размножения, обернувшийся против куклы. Он оказался запаян в ячейке семьи, как муха в янтаре, и программа выживания диктовала ему простые схемы поведения, чтобы выжить и дать жизнь малышу. То, что глава семьи – не его рода, что дитя было зачато в насилии и ненависти, высшей силы поведения не касалось. И Эри был вынужден соблюдать правила игры. Ох, как же он временами ненавидел меня и нерожденного! Едва я отвлекался или уходил на охоту, мое возвращение сопровождалось одним и тем же: непроходящим синяком на животе Эри, свернувшимся в очередном приступе боли его телом. Хлесткие пощечины в попытке его образумить продолжались недолго, рука у меня не поднималась ударить. И он никогда на удар не отвечал, хотя мог меня убить. Только очень сильно каждый раз обижался.
Те два с половиной месяца… Почему-то я очень ясно помню минуты общения с маленьким кусочком плоти, живущим в Эри. Любопытное, ласковое существо, откликающееся на любое мое прикосновение к телу куклы. Эри, видимо, просто отвергал все попытки контакта со стороны малыша с собой, и он тянулся к разуму того, кого никогда еще не видел. Эри чувствовал это, злился, бил меня по рукам, когда я возился с его волосами или помогал переодеваться. Чужая кровь малыша отравляла его тело, только живучесть кукол давала возможность нерожденному выжить.
Эри же слабел с каждым днем, капризничал, отказывался есть, отказывался купаться, отказывался выходить из модуля наружу, – по моему слабому разумению, свежий воздух был бы нужен и ему, и малышу. Злился, когда я повышал температуру в модуле и увеличивал давление кислорода, сходил с ума от бешенства, когда я, вдоволь наслушавшись колкостей и яростных оскорблений, выскакивал из модуля наружу и уходил в лес, успокоиться, чтобы не убить моего партнера на месте. И ждал меня снаружи, если я оставлял створку открытой, пока я проорусь в глубине леса и вернусь обратно, к ним обоим.
Прикасаться я к нему просто не смел. Легкое чувство удивления и брезгливости, что ли, к странному мужскому телу, таящему в себе комочек новой жизни. Вот что я испытывал. И это тоже было причиной его обид.
На связь со мной более не выходили. Пару записываюших устройств я действительно нашел и уничтожил, судя по спокойствию моего руководства, где-то существовал еще канал связи, они знали, что происходит в модуле, но найти я его так и не сумел.
Как-то я имел глупость спросить, кто появится на свет. Он засмеялся в ответ странным деревянным смехом:
– Ублюдок человека и куклы. Продукт удавшегося эксперимента!
– Эри!!!
– В данной ситуации скрещивания – только мальчик. Надеюсь, крови куклы в нем будет поменьше, чем человеческой.
– Почему?
– Да потому, Зигфрид, что у нас выросшие особи нередко могут убить генетического родителя. Или выбрать его в партнеры. Для тебя приемлемо будет такое поведение?
Я смотрел на искаженные яростью прекрасные черты лица куклы. Такая удивительная красота и такая ненависть внутри… Как-то трудно принять все это…
Очень серьезно глядя в мои глаза, Эри соглашается:
– Конечно, трудно. Так же как нам непонятны мотивы ваших поступков. Попытки защищать более слабых, рождение детей в неравнозначной паре. Мы и про существование у вас особей иного пола узнали всего несколько лет назад. И ни разу еще не изымали подобное.
– Не дразни меня!
Кукла мрачно усмехается в ответ:
– Я не дразню. Просто то, что будет рождено в вашем эксперименте, может оказаться пострашнее всего, что натворили мы и вы до этого. Подумай об этом, пока еще все можно исправить.
– Убив носителя?
– Да…
Я отрицательно мотаю головой. Странная вещь, но, чем лучше я узнаю Эри, тем больше мне кажется, что черты его характера не совсем типичны для кукол. Или мы просто никогда не давали себе труда разобраться в их мире? Жутковатом мире без любви. Но ведь созданы они были из людской плоти! Неужели совсем вытравлено все?
Дни бежали за днями. Однажды в ответ на мой неловкий вопрос, а как же малыш появится на свет, Эри глумливо заржал мне в лицо. При его аристократических манерах это было совершенно ужасно… За что и получил пощечину. И тут же заткнулся, прижимая ладонь к горящей огнем щеке.
Извиняться мне не хотелось, еще раз поддаваться на его провокацию, а ему последние недели доставляло огромное удовольствие выводить меня из себя, не хотелось, и я просто в очередной раз покинул поле битвы. Ушел в лес, прихватив с собой механическое ружье.
Вернулся я только через три часа, после удачной охоты, таща на себе немалую тушку какого-то свина, Эри любил есть его мясо.
Модуль встретил меня мертвым молчанием. Я уже довольно давно отказался от автоматического запирания двери по сигналу. Уходя, я всегда рассчитывал, что Эри cможет выйти наружу немного погулять. Хищные звери обходили модуль стороной, а ему и пятнадцать минут на свежем воздухе были важны. Того, что он попытается уйти, я как-то не боялся. В том состоянии, в котором он находился последний месяц, он бы далеко уйти просто не смог, в любом случае я бы его нашел.
Но сейчас Эри в модуле не было, система безопасности и жизнеобеспечения работали в прежнем режиме, значит, ничего угрожающего не произошло. Парень просто ушел…
Я швырнул свина возле входа и бросился наружу. Про шторм и острые грани дома кукол я забыть еще не успел, поэтому побежал именно туда. Почему он принял решение в этот день, что произошло в его голове? Неужели моя пощечина оказалась последней каплей, переполнившей чашу его терпения?
За это время я привык ощущать его присутствие, чувствовать слабое биение разума малыша. Сейчас было полное абсолютное молчание. Либо они уже оба погибли, либо Эри добился своего и добил нежеланное дитя.
И внезапно – отчаяннейший призыв о помощи. Сравнимо это было с писком погибаюшего щенка или котенка, плачущим, безотвязным, раздирающим душу… Малыш оказался рядом со мной, спрятанным где-то в чаще леса. Эри я не слышал по-прежнему.
Мой бег по лесу, тяжелые ветви деревьев, хлещущие по лицу, дважды я терял направление, потому что прекращался зов. Призыва Эри я не слышал по-прежнему, малыш же звал все слабее и слабее. То, что я отошел от модуля довольно далеко, меня не пугало. Странное дело, но за те недели, проведенные на Дельвезе, я навсегда разучился бояться леса. Он-то как раз живет по понятным и простым законам, в отличие от нас, людей…
Призыв усилился и оборвался снова… Но мне уже не надо было слушать его, чтобы определить направление зова… Я нашел его. Эри лежал на подушке из мха, полускрытый густыми ветвями. Комбинезон изодран, в откинутой в сторону руке – мой десантный кинжал. Крови не было, похоже, сделать с собой он ничего просто не успел. Потерял сознание…
– Эри, Эри, Эри! – Теряя голову, я тряс его за плечи, пытаясь привести в чувство. И слышал отчаянный, захлебывающийся от ужаса, ментальный крик малыша. Что-то пошло не так… Или Эри сам обрек себя на смерть на чужой планете?
С огромным трудом он разлепил ресницы.
– Перекращай орать!
– Эри!
– Ты же спрашивал, как рождаются наши дети?!
Я молча смотрю в жуткую синеву его глаз.
– У меня не хватило сил самому сделать это… Он сильно извел меня за последний месяц. Тебе придется делать разрез и достать его.
– Я не…
– Ты же говорил, что слышишь малыша. Сейчас он кричит, умоляя о спасении. Или нет?
Уже нет. Призыв снова слабеет.
– А если я донесу тебя до модуля, там все-таки машина?
– Струсил?! – В льдистой сини – торжество.
– Эри, я могу просто зарезать тебя…
– Не самый плохой исход. Но твой ублюдок будет жить. До модуля ты донесешь живым только меня, он подохнет.
– Эри!
– Решай сам, я предупреждал тебя еще раньше…
Голос малыша слабеет с каждым мгновением. Я касаюсь тела Эри в прорехе комбинезона на животе. Ответа на прикосновение нет.
– Ну что?
– Объясни хотя бы, что делать?
– Повторить линию разреза на животе, вдоль шрама.
– Я думал, что это ранение…
– Почти… Все случилось во время нападения ваших. Ребенок был с генетической аномалией, ему не разрешили выжить. Мой партнер настоял, чтобы меня забрали из боя. Еще что-то интересует?
Он пытается усмехнуться, но зрачки сужены от боли. Похоже, спокойствие ему дается очень нелегко.
– Как уменьшить боль?
– Я не буду кричать…
– Эри!
– Решай быстрее! Иначе твоему ублюдку не жить!
– Да.
Легкий нажим на шею, глаза Эри меркнут. Хотя бы так избавить его от боли. Надеюсь, его сердце от подобного не остановится.
Одно дело – распороть живот врагу в горячке боя, другое – терзать тело, которое успел полюбить. Оставим в покое душу моего партнера-куклы, я в ней так и не сумел толком разобраться, но поганить совершенное нежное тело… И ощущать боль, которую приносишь сам.
Яркая алая кровь то и дело заливает разрез, не давая понять, повредил ли я что-либо в теле Эри или нет. Странное образование, кажущееся чем-то, сделанным из плотной ткани или травы, явно чужеродное. Мне удается прорезать оболочку и найти посреди кровавых ошметков плоти куклы живое существо. Малыш жив, тихо попискивает, сильно и крепко зажимает мой палец в крошечных лапках. Умиления нет. Мне нужно перетянуть рану Эри и дотащить обоих до модуля, одна надежда на диагностикум. Малыш будет жить, но кровью Эри залита вся трава под ним и почва планеты Дельвез не хочет более ее впитывать. Это пострашнее смерти в бою. Ладно, пока сердце его бьется, не все потеряно.
Мне удалось стянуть его тело обрывками комбинезона и частично остановить кровь. Дело знакомое, в бою за нами не бегают роботы-диагностикумы. Но кровопотеря для человека очень большая, про возможности кукол я просто не знаю. Малого пришлось замотать в мою куртку и приторочить на спине. Эри я тянул на руках. Положить на плечо побоялся, он мог умереть во время движения, я бы даже этого не понял.
Странное дело, туда я ломился через чащу темного леса, но обратно до модуля мне удалось добежать намного быстрее под арками внезапно отрывшихся проходов между деревьями. Я уже вносил Эри в модуль, когда меня постигло внезапное ощущение чужих глаз, направленных в спину и ощущение вопроса. Я обернулся и поклонился деревьям, окружавшим и защищавшим модуль:
− Спасибо вам!
И почувствовал легкое ободрение в ответ. Тогда я впервые понял, о чем так странно рассказывал старый сумасшедший биолог Дельвез, утверждая, что первооткрытая им планета – другая, что она живет своей жизнью.
Когда я перекладывал Эри в диагностическую машину, он сумел открыть глаза, попытался криво усмехнуться белыми губами:
− Я так надеялся, что ты меня прикончишь!
− Эри, чем кормить малыша?
− Мягкая пища…
− Ты только постарайся не сдохнуть, по меньшей мере, пара моих оплеух осталась неотомщенной.
Ответить он не сумел, потерял сознание…
Тихо-тихо ходит лучик по телу Эри, умная машина дышит за него, перекачивает остатки крови, связывает-слепляет-сшивает порезанные сосуды, кожу, мышцы. Я стою над стеклом диагностикума уже пару часов. Парень жив. Усилиями машины, земных рук, сделавших ее, но он продолжает жить. Под стеклом тонкая сетка аэрозоля, машина убирает боль, терпеливые манипуляторы правят то, что я натворил с ним недавно. Рядом, замотанный в куртку, тихо посапывает малОй. Его тоже надо бы засунуть туда же, но пока с ним все не так плохо, а вот Эри… Я не хочу думать о самом страшном и обращаюсь к малышу:
− Ну, раз уж есть время, придумаем тебе имя. Его зовут Эри, мое настоящее имя Конрад. Эри и Конрад будет ЭриК. Ты как, мелочь, не возражаешь?
И слышу в ответ довольный взвяк. Похоже, имя понравилось.