Возвращение дружелюбного города

Новый урбанизм — это пять минут ходьбы от дома до магазина, офиса, ресторана, детской площадки или остановки. Город превращается в систему самоценных общин, оптимально вписанных в существующий ландшафт, и обращается ко всем, к кому он до сих пор был равнодушен.  

В 1950−е годы, когда жизнь окончательно вернулась в мирную колею, массовая автомобилизация в США привела к появлению сабурбии. Так — suburbia, от suburb — пригород — назвали спальные поселки в окрестностях больших городов, где стали массово селиться представители среднего класса. Дом, крылечко, гараж на две машины, участок с газоном — вот типичный портрет жилья из сабурбии. Занудство стандартной застройки и расчерченной на идеальные прямоугольнички планировки компенсировали скорость и низкая цена строительства.

Затем сабурбия стала расти и в других странах, где-то больше, где-то меньше. В странах, где не хватало больших земельных пространств, строительство на городских выселках пошло ввысь — собственный дом заменила собственная квартира в многоэтажном доме. Так явились миру спальные кварталы в мегаполисах, от Ла Дефанс в Париже до московских новостроек.

Сначала казалось, что сабурбия — воплощение «американской мечты» о собственном доме, просторном и уютном, но доступном по цене, возможность совместить работу в городе с прелестью загородной жизни. Несколько десятилетий спустя стало ясно, что это не так. Транспортные магистрали городов не справлялись с перегрузкой от миллионов автомобилей, растущий город расползался новыми слободками все дальше и дальше, время, проводимое в транспорте, росло, повышался уровень загазованности воздуха. А поселки среднему классу так и не удалось обжить толком.

Спальные районы не стали жилыми потому, что не были рассчитаны на пешехода. Каждый дом оставался островком. Жильцы покидали дом на машине, ехали на машине или на общественном транспорте на работу, оттуда в торговые центры-моллы, а по выходным — к местам развлечений. Улица была только полоской асфальта для перемещений. В пределах пешего хода была в лучшем случае школа или детский сад, а ехать за покупками, в кино, на спортивное соревнование, в лес или к реке приходилось на транспорте. Даже скверики и детские площадки были дефицитом и, как правило, были неухожены и запущены. Уюта не было, безопасности не было, поселки дряхлели, уровень преступности рос. Городские кварталы высокой застройки ветшали и делались опасными, превращаясь в каменные джунгли.

Распадающиеся сабурбии Америки внешне не похожи на спальные районы Москвы, но и там, и тут жизнь проходила в одном и том же ритме — короткими перебежками до остановки, метро или парковки и дальше — без остановки до нового места, порой в десятках километров. И сейчас, чтобы добраться до любимого кафе на тихой пешеходной улочке, мне надо ехать полчаса. Вместо того чтобы пройти три минуты от своей двери. У этой проблемы, общей для всего мира, есть название — urban sprawl, расползание мегаполиса.

Приоритет пешехода

Главная проблема города эпохи модернизма, перекочевавшая и в наш «постмодернистский период», — сама его организация. И в капиталистических, и в социалистических странах город разнесли на районы для сна и районы для работы. Офисно-торгово-музейный центр и удаленные от него жилые стандартизированные окраины, связанные автодорогами и железными дорогами, — вот типичный портрет современного города. И чем больше город, тем дольше по нему ехать, тем больше жители отчуждены от него.

В начале 1980−х годов группа американских архитекторов-новаторов стала экспериментировать с принципами иного подхода к застройке новых поселков и реконструкции старых кварталов. Они поставили перед собой задачу повернуть весь подход к созданию и развитию города назад к традиционному представлению о городе как интегральном целом, но на новом уровне. Эта идеология получила имя «новый урбанизм».

«Наша группа, — говорит обозревателю 'Эксперта' известный американский архитектор Стефанос Полизоидес , партнер архитектурной фирмы 'Мьюл и Полизоидес' и один из основателей 'Конгресса за новый урбанизм', — практиковала идеи, которые мы назвали 'новым урбанизмом' еще в семидесятые-восьмидесятые годы. В частности, одни из нас участвовали в строительстве Сисайда во Флориде, а другие в это время продумывали теорию нового городского развития. Собственно, все началось еще с наших дискуссий в студенческие годы, когда мы вместе учились архитектуре в Принстонском университете. На рубеже 1991−1992 годов мы придумали термин, а в 1993−1994 годах идеология нового урбанизма была кодифицирована окончательно. Тогда сама идея о том, что рост города в его модернистском варианте неуправляем, была крамолой. Когда мы только начинали разрабатывать теорию и практику нового урбанизма, нас считали сумасшедшими. В девяностые годы мы были маргиналами. Сейчас нас считают чем-то вроде носителей нового откровения».

Новый урбанизм, о котором в России еще почти ничего не известно, — попытка бороться с бесконтрольным ростом города, восстановив общинный дух и чувство сообщества. Новый урбанизм сочетает элементы архитектуры, планирования и градостроительства, объединенные вокруг нескольких ключевых идей. Эти идеи используются на всех уровнях — от планирования региона из ряда городов до планирования небольшого квартала. Основная мысль этой стратегии развития — люди должны жить, работать и отдыхать в одном и том же месте.

Первый важный компонент — взгляд на город с точки зрения пешехода. Философия нового урбанизма стремится дать как можно большему количеству людей возможность ходить на работу пешком, а после работы — пешком же дойти и до магазина, и до парикмахерской, и до кинотеатра. А те, кому все же надо куда-то ехать, должны за несколько минут дойти до линии скоростного транспорта, проехать нужное расстояние, затем пройти еще пять минут — и оказаться на месте. Город, по мнению идеологов нового урбанизма, должен быть доступен для человека без машины.

Ключевое понятие для нового урбанизма — «пять минут ходьбы». Не более чем на таком расстоянии — четверть мили (около 450 метров) от каждого дома — должна быть крупная остановка транспорта или станция, магазины, общественные здания, детские площадки, места отдыха и другие повседневные пункты назначения. Этот условный радиус очерчивает «общину» в пределах города. Перемещаться можно пешком, на велосипеде или машине — для каждого путника должна быть своя удобная дорога. Такая община — базовая ячейка нового города.

Транспорт вообще имеет большое значение в новом урбанизме, причем наиболее важен общественный транспорт (с которым в сабурбии издавна были проблемы). Если надо покинуть «общину», это должно быть проще всего сделано поездом, монорельсом, автобусом, теплоходом. Идеальный город нового урбанизма похож на колесо со спицами. Общины, как бусинки, нанизаны на линию скоростного транспорта, города выстраиваются вдоль транспортного коридора региона. Город состоит из общин, регион — из городов.

[300x278]

Второй компонент — граница. Любой человек должен без подсказки понимать, что вот она — граница региона, города, общины. Больше всего новые урбанисты любят природные границы — поля, леса, холмы, реки. Но там, где места мало, границу можно провести и иначе: бульваром, пешеходной улицей, площадью или просто единством архитектурного стиля. Открытые пространства — необходимый компонент любого новоурбанистского плана. Агломерация, когда метрополисы слипаются в одно невразумительное сплошное застроенное нечто, должна смениться кластерами, между которыми лежат свободные пространства.

С границей сочетается понятие «центр». У каждой общины, города, региона есть свое собственное лицо, воплощенное в ее центре. Центром может быть общественное здание или храм, площадь и даже транспортный узел — независимо от того, что им является, центр служит идентичности жителей и должен быть «центром притяжения жизни населения». Город располагается между центром и границей.

Третий компонент — единство и целостность города. В пределах города коммерческие и офисные пространства не должны выделяться в «моллы» и «даунтауны», умирающие после закрытия, а должны быть вписаны в «общину» на равных с жилыми кварталами. Разделения на кварталы и города для богатых и бедных тоже быть не должно: в одной общине должны быть любые варианты жилья — от элитных до доступных.

Идеальный город должен быть вписан в свой климат и ландшафт, в культуру своей страны, в свою историю, притом не только внешним обликом, но и структурно. «Модернизм создал единый тип города, — говорит г-н Полизоидес. — И в капиталистических, и в коммунистических странах застройка двадцатого века одинакова. А мы верим в разнообразие видов и типов городов, и у каждой страны новый урбанизм свой, неповторимый».

Самое зеленое здание в мире

Новый урбанизм до настоящего времени представлен в небольших формах. Шоу-кейсы нового урбанизма — это либо поселки, либо реконструированные городские кварталы. Первый и до настоящего времени самый известный образец нового урбанизма — это Сисайд, приморский поселок во Флориде, построенный в течение 1980−х годов под руководством лидеров нового урбанизма Андреса Дуэни и  Элизабет Плейтер-Зиберк .

С тех пор число новоурбанистских объектов превысило несколько сотен, а география нового урбанизма расширилась по всему миру. В некоторых штатах США, в частности в Нью-Джерси (местонахождение Принстонского университета, где зародился новый урбанизм) и Калифорнии, новый урбанизм принят как официальная идеология градостроения.

В свой первый визит в Силиконовую долину в начале 90−х я понял, что без машины там жить невозможно. В последние же годы я все время натыкаюсь то на линию электрички, то на линию скоростного трамвая, которые тянутся все дальше — и уже сейчас при желании можно проехать по Долине из конца в конец, ни разу не воспользовавшись автомобилем. После новоурбанистской реконструкции измученная пробками и смогом Силиконовая долина будет полностью охвачена скоростным общественным транспортом.

Активным заказчиком новых урбанистов является федеральное правительство США, все чаще поручающее им строительство офисных комплексов или культурных объектов, вписанных в ландшафт. Элизабет Мьюл и Стефанос Полизоидес воздвигли в Санта-Монике «самое зеленое здание в мире», где разместился Совет по защите природных ресурсов. Есть и целые города, где новые урбанисты разрабатывают стратегии развития — например, Портленд в Орегоне или Норт-Олстон в Иллинойсе.

Новый урбанизм замышлялся как способ сделать городскую жизнь комфортабельной и остановить расползание мегаполиса. На уровне мегаполиса, однако, новым урбанистам еще работать не приходилось. Как правило, образцы нового урбанизма плотно вписаны в уже существующие городские центры. Это не может не заставлять думать о том, насколько города нового урбанизма жизнеспособны сами по себе, прежде всего экономически. Одно дело выстроить университетский городок, другое — реконструировать современный мегаполис.

Города, спланированные по принципам нового урбанизма, по словам идеологов движения, обходятся дешевле современных. Модернистский город, по оценкам г-на Полизоидеса, себя не окупает — вернуть удается примерно 80% инвестиций. В первую очередь это связано с неэффективным использованием транспорта и энергии. Архитектура нового урбанизма активно использует естественное освещение, обогрев и охлаждение. Так, в уже упомянутом «самом зеленом здании» большую часть света дает огромный световой колодец, пронизывающий здание в центре сверху донизу.

На вопрос, может ли уже новый урбанизм строить города с нуля, Полизоидес отвечает: миллионный город — только через несколько лет. Сейчас — город от 500 тысяч до миллиона, поскольку этот вопрос уже теоретически изучен и проработан.

Женщины, дети, старики, провинциалы

В Россию новый урбанизм еще не проник. Нет и материалов по новому урбанизму на русском языке — в частности, даже «Хартия нового урбанизма» еще не переводилась на русский. Между тем процессы, с которыми борется новый урбанизм, терзают российский город уже давно. Мы говорим про стремительный и негармоничный рост Москвы и стагнацию городов российской провинции. Отдельные элементы нового урбанизма в российском градостроительстве, безусловно, присутствуют. Пешеходные улицы, плазы, даже отдельные «зеленые и пешеходные» города наподобие подмосковного Зеленограда — все это в нашем опыте есть. Но нашей стране еще только предстоит открыть для себя новый урбанизм как одну из стратегий устойчивого развития. И это, скорее всего, будет революционным событием, потому что современные представления о типичном российском городе бесконечно далеки от нового урбанизма.

Советский город, унаследованный Россией, — типичный образец отрицаемого новым урбанизмом градостроительного модернизма, хотя и не без некоторого своеобразия. «Urbs soveticus имеет ряд характерных черт, — говорит Денис Визгалов из московского Института экономики города. — Во-первых, советский город — точка приложения труда, а не жизни. Свободное время и досуг — все это вторично. Во-вторых, обилие перегородок, регламентов, запретов, которые проявляют себя и в визуальном облике города. Заборы, например, и шлагбаумы. Даже в новых дачных поселках это заметно. В-третьих, это стремление к унификации. Все города делались по одним проектам. В-четвертых, городское пространство безлюдно. Несмотря на декларируемый коллективизм, граждане советского города должны сидеть по своим квартирам. Поэтому уличная культура прививается тяжело — уличная еда, торговля, празднества нам даются с огромным трудом. Открытое пространство для советского города враждебно. У нас даже лавочек на улицах практически нет. И наконец, советский город отличается перманентными стройками. Стройка была идеологическим элементом — она символизировала стремление к прогрессу. Вспомните картины соцреализма — если 'новая жизнь', то на горизонте обязательно кран».

Россия разделяет господствующее европейское отношение к историческому центру города как к музею. Как говорит г-н Полизоидес, мысль, что в древнем историческом центре города можно жить, работать, покупать товары и отдыхать, а не только водить туда туристов, для большинства европейских градостроителей — крамола. «Исторические зоны — не Диснейленд и не музей». Как следствие, все европейские города страдают пренебрежением к окраинам, особенно сильная разруха идет там, где селятся бедные иммигранты. Сходный процесс идет в Москве, где жители вытесняются из центра. Москва, говорит Полизоидес, испытывает классические проблемы города, растущего кругами. Выход из ситуации, по его мнению, — в преобразовании концентрического города в полицентрический и создание на периферии Москвы новых центров. При этом невероятная плотность населения Москвы (по данным Института экономики города, численность «дневного населения» Москвы сейчас достигла 15 млн человек — это больше 10% населения страны) идеолога нового урбанизма не пугает.

Денис Визгалов обращает внимание на то, что бесспорный плюс нового урбанизма — уважение к месту, где живешь. «Новый урбанизм сближает пространство и человека. Широкие улицы, открытые площади, пешеходные зоны — все это новые урбанисты очень любят. У нас же пространство традиционно отчуждено от человека. Мы относимся к тому, где мы находимся, полупрезрительно. И, как результат, можно годами перешагивать через лужу у подъезда или запустить сам подъезд до полного одичания. Гостей из других стран больше всего поражает именно это запустение придомового пространства в России». В качестве примера г-н Визгалов приводит северные города, которые как бы отворачиваются от рек, на которых стоят. Вместо престижных жилых кварталов по берегам рек тянутся железные дороги и свалки.

Скорее всего, новый урбанизм, после того как российская общественность откроет его для себя, будет вызывать ажиотажный интерес. Однако у него есть свои пределы, и прежде всего это пределы экономические. Разделение пространства — процесс, имеющий смысл в условиях, когда регионы способны жить самостоятельно. Внимание к людям, живущим в городе, предполагает примат их интересов над интересами федеральной власти. Чтобы строить доступное по цене жилье, необходимо демонополизировать строительство и сократить коррупцию при выделении участков и контроле за застройкой.

«Новый урбанизм — это демократическое движение, — говорит Стефанос Полизоидес. — Мы вовлекаем в жизнь города женщин, детей, стариков, провинциалов — всех, к кому современный город недружелюбен. Город должен быть доступен для всех. Мы возвращаем город его жителям».