Она обнаружила себя на пустынной, проселочной, расплывшейся слякотью, дороге. Дорога, казалось, была закольцованной, пронизывающей своей холодной, безликой бесконечностью.

Она не знала сколько дней и ночей, сколько лет или зим она шла по этой дороге. И самое страшное, - она не знала куда и зачем она шла.

Она опустилась на колени в жидкую грязь, подняла лицо навстречу летящим вниз крупным, твердым каплям. Она хотела помолиться, но оказалось, что она забыла все слова. А может быть, она их не знала. В голове стучал пульс: "Господи... господи... господи... господи... господи..."

К холодным каплям, стекающим по ее лицу, добавились теплые и соленые. Она безвольно опустилась на пятки и сложилась, как карточный домик, лицом в грязь. Мокрые, тонкие, упругие локоны легли рядом. Она поняла, что чувствует только саднящую боль в груди.

Она вспомнила что ей нужно идти. И что бы преодолеть еще хоть сколько нибудь пядей своего пути, она протянула вперед слабые руки. Сил хватило положить голову на руки. Пульс стучал: "Нет оправданий для потерь, глупости и слабости." Дождь бил её по щеке и по спине сквозь тонкую, прилипшую одежду. Перед распахнутыми глазами клокотала маленькими взрывами поверхность лужи.