Билл Клювер

История фотографий

В 1978 г. я начал собирать документальные фотографии сообщества художников Монпарнаса, относящиеся к первой декаде 20 века, для научного проекта, который в 1989 г. привёл к публикации книги «Париж Кики» (Kiki’s Paris). Большинство фотографий было любительскими, сделанными неизвестными фотографами, и я начал понимать, что некоторые до этого несвязанные фотографии из различных источников собираются в группы, которые, по-видимому, были сделаны в один и тот же день. Самая большая из этих групп состояла из пяти фотографий, представленных здесь. В течение нескольких следующих лет я обнаружил ещё пять опубликованных фотографий, принадлежащих к этой группе. Указанием на это было то, что на фотографиях были сняты одни и те же люди, одетые в одну и ту же одежду и с одними и теми же аксессуарами – трубками, шляпами и тростями. Их галстуки были завязаны одинаково, а на их воротниках были одни и те же складки.
Когда я случайно наткнулся на десятую фотографию (№ 24 в серии, в которой она была снята), воспроизведённую в каталоге выставки Модильяни в Музее современного искусства города Парижа (Musee d’art Moderne de la Ville de Paris) весной 1981 г., с очень чёткими тенями на зданиях на заднем фоне, мне пришло в голову, что если идентифицировать здание, то можно использовать эти тени для определения точного дня и времени, когда были сделаны фотографии.

[показать]

Во-первых, я проверил фотографии на наличие деталей, которые могли бы подсказать, где и когда они были сняты. На некоторых фотографиях на заднем фоне виден навес кафе «Ротонда». Листва на деревьях и одежда, в которую одеты люди, наводили на мысль, что время года – поздняя весна или лето. Пустынные улицы и человек в униформе подсказывали, что это годы Первой мировой войны.
Далее, я установил местонахождение троих наиболее узнаваемых людей в группе, Пабло Пикассо, Амедео Модильяни и Моиса Кислинга. Модильяни с марта 1918 г. до мая 1919 г. находился в Ницце. Пикассо провёл первые годы войны в Париже, но 17 февраля 1917 г. уехал в Рим с Кокто, чтобы работать над балетом «Парад», где он оставался до начала мая. Спустя несколько недель после премьеры «Парада» 18 мая, Пикассо поехал вместе со своей новой любовью, балериной Ольгой Хохловой, в Испанию и находился там до ноября. Кислинг вступил в Иностранный Легион в первые дни войны и был ранен в мае 1915 г. В остальное время 1915 года он восстанавливался в Бретани. Он съездил в Испанию в марте 1916 г., но вернулся в Париж в конце апреля того же года. Таким образом я смог исключить 1915, 1917 и 1918 годы. Поскольку как Кислинга, так и Пикассо не было в Париже, когда была объявлена война – в начале августа 1914 г., я пришёл к выводу, что 1916 год является единственным годом, когда все трое находились в Париже летом.

Было ли какое-либо событие поздней весной или летом 1916 года, которое могло бы собрать вместе этих людей на фотографии, что дало бы дату, когда фотографии были сделаны? Из хронологии в каталоге ретроспективной выставки Пикассо, проходившей в Музее современного искусства в Нью-Йорке с мая до сентября 1980 г., я узнал, что Пикассо выставлял картину «Девушки из Авиньона» на выставке Salon d’Antin в какое-то время 1916 года, и что эту выставку организовывал Андре Сальмон.
У Эдварда Фрая был экземпляр каталога выставки Salon d’Antin, он прислал мне фотокопию, из которой я узнал, что все художники, присутствовавшие на фотографии, участвовали в этой выставке. Я предположил, что их встреча на Монпарнасе могла быть связана с суетой вокруг этой выставки – с её открытием или закрытием, даты которых не были указаны в каталоге, с музыкальными представлениями 18 и 25 июля или с поэтическими чтениями 21 и 28 июля. Это предположение зафиксировало моё внимание на конце июля 1916 года.
Далее я захотел определить, могли бы измерения углов падения и длин теней на фотографиях дать более точную дату. Я уже определил здания на заднем фоне, все они расположены на бульваре Монпарнас и в 1980-ые годы были теми же, что и в 1916 г. Эту идентификацию упростили характерные решётки перед окнами.

Для домов, построенных в начале 20-го века, для каждого здания архитекторы любили заказывать решётки с отличающимися рисунками узоров. Используя карты этого района в масштабе 1:500, опубликованные в Париже, я установил, где была сделана каждая фотография. Далее я взял фотографии и сделал замеры на зданиях; осуществить это оказалось делом трудным, так как некоторые недружелюбно настроенные жители домов не разрешали измерять выступы и глубину, на которую утоплены окна в стену. На основе измерений, которые я смог сделать, я рассчитал положение Солнца и отобразил результаты на схеме, которые связал с часами дня и днями года в Париже. Отображённые точки дали мне разброс в три недели с наиболее вероятной датой – 12 августа.
Обескураженный неопределённостью этого процесса, в 1983 г. я обратился к Лилиан Бергил и Патрику Рошеру в Бюро географических координат и спросил их, можно ли по фотографиям достичь большей точности в определении даты. Работая с одной тенью на одной фотографии, они также пришли к выводу, что невозможно определить дату с точностью лучше, чем 20-30 дней, но что 12 августа попадает в рассматриваемый отрезок времени.

[показать]

Личность фотографа и всех людей на фотографиях была установлена следующим образом. Я легко узнал Пикассо, Модильяни и Кислинга. Четыре фотографии были опубликованы в парижских журналах Paris-Montparnasse и Bravo в конце 1920-ых гг.; из них я узнал личности Андре Сальмона, Мануэля Ориз де Зарате и Макса Жакоба, а также указания на женщину на фотографиях 8-11 и 13-15 как «мадемуазель П…». Я всё ещё не мог определить ни личность женщины на фотографиях 5, 8 и 9, ни человека в униформе.
Андре Бэй, редактор в Editions Stock, дал мне книгу с рисунками Жана Кокто, которую нашёл, когда чистил свой офис. В ней были два рисунка, имевшие необыкновенное сходство с фотографиями, причём в один из рисунков Кокто вставил себя. Кроме того, женщина, которую я знал лишь как мадемуазель П., была указана как Пакеретт (Paquerette), она была моделью дизайнера Поля Пуаре (Paul Poiret). 
В мой следующий приезд в Париж, в июле 1982 г., я попросил Анну де Маржери найти кого-нибудь, кто смог бы подтвердить, что фотографом был Кокто. Она предложила обратиться к Пьеру Шанелю, который был директором Музея Лунвилля и автором «Альбома Кокто». Я позвонил ему, и он сказал: «Разумеется, фотографии были сделаны Кокто». На следующий день я сел в поезд в Лунвилль. У Шанель в архиве Кокто были каталогизированы шесть дополнительных фотографий из той же фотосессии; в сумме мы теперь имели шестнадцать фотографий.
Шанель смог определить оставшихся двух человек на фотографиях. Я попросил его описать, как он определил их. Он писал: «Когда я классифицировал архив Жана Кокто в Милли-ля-Форе после его смерти в 1963 г., я обнаружил негативы большинства фотографий, снятых Кокто на Монпарнасе. Я опубликовал один из них в «Альбоме Кокто», который я в то время подготовил. Я датировал фотографии 1916-ым годом, опираясь на предисловие Кокто к своей книге о Модильяни».

В той книге Кокто писал: «Это было на Монпарнасе в 1916 году, во время войны. Я оказался там из-за Пикассо. Окна его студии выходили на могилы кладбища Монпарнас… Мы вышли и посетили студии кубистов. Наша прогулка привела нас к кафе «Ротонда». «Ротонда», «Дом» и ресторан на углу бульваров Распай и Монпарнас образовали городскую площадь, где торговцы зеленью ставили свои маленькие тележки, а трава росла между камнями брусчатки… Ничто не документирует это, кроме нескольких фотографий, которые я снял утром в «Ротонде».
Шанель продолжал: «Осталось определить, кто эти люди на фотографиях. Кислинг, Модильяни, Пикассо, Андре Сальмон и Макс Жакоб легко узнавались. Что касается четырёх остальных, Валентина [Гросс] Гюго (Valentine [Gross] Hugo) и Андре Сальмона – оба в конце жизни – определили их. Я показал свои отпечатки Валентине Гюго, тогда ей было 80 лет, во время визита в её парижскую квартиру 21 января 1968 г. Она определённо опознала военного, который заинтриговал меня, Анри-Пьера Роша (Henri-Pierre Roche)».

Во время отпуска на юге в августе 1968 г. я показал отпечатки Андре Сальмону на его вилле в Санари-сюр-Мер. Он легко узнал Мануэля Ортиз де Зарате, Марию Васильеву и Пакеретт. Сальмон вспомнил, что Ортиз был любителем гашиша и что Пакеретт, модель Поля Пуаре, вскоре после этого вышла замуж за врача Раймонда Баррьё, который был послан в Северную Африку.
Позже я обнаружил, что Анри-Пьер Рош был опознан Роланом Пенроузом, когда он опубликовал фотографию №4 в его биографии Пикассо, но он датировал фотографию 1915-ым годом. Фотографии часто неверно датировались, а люди на них путались. Среди самых невероятных путаниц было недоразумение с фотографией №5, на которой Рош и Васильева были идентифицированы как месье и мадам Анри Лоран. У Анри Лорана была деревянная нога, и он никогда не служил в армии. В другом каталоге фотографии №№4 и 16 приписывались Ман Рею, который прибыл в Париж в 1921 году, на следующий год после смерти Модильяни.

Анна де Маржери работала с архивами Кокто, а Эдуар Дерми, который в течение долгого времени дружил с Кокто и ведал его имуществом, готовил в 1984 году выставку Кокто для Галереи Грея в Университете Нью-Йорка. Она обнаружила негативы и оригинальные контактные отпечатки четырнадцати фотографий, которые каталогизировал Пьер Шанель. Ещё две фотографии существовали в виде репродукций из журналов Paris-Montparnasse и Bravo и ещё две находились в частных коллекциях во Франции, составляя в целом восемнадцать фотографий.
Дата была установлена, когда Анна де Маржери, работавшая также над книгой о художнице Валентине Гросс, обнаружила письмо Кокто, написанное Гросс 13 августа, в котором он писал, что «Пикассо пригласил меня в «Ротонду» и далее об этой встрече. Францис Стигмюллер включил это письмо в изданную им в 1970 году биографию Кокто, но опустил одну фразу, которая была мне нужна: «Я отснял плёнки с Пикассо и мадемуазель Пакеретт…».

В письме Кокто отчётливо указана дата: 12 августа, и я подумал, что она могла бы быть подтверждена, если бы Анри-Пьер Рош упомянул что-нибудь об обеде в необыкновенном дневнике, который он вёл в течение более пятидесяти лет. Карлтон Лейк предоставил мне запись от 12 августа, которая указывала, что Рош действительно встречался в тот день за обедом с Пикассо и Кокто.
Далее я заказал метеорологическую справку в Центральном Метеорологическом Бюро, и она подтвердила, что весь день 12 августа 1916 года был солнечным, с несколькими редкими перистыми облаками и областью повышенного давления над Парижем. 
Когда дата была установлена, Лилиан Бергил и Патрик Рошер дали мне компьютерную распечатку положений Солнца 12 августа 1916 г. с долготами и широтами Парижской обсерватории на Rue Denfert-Rochereau на Монпарнасе, она находится на расстоянии менее километра от «Ротонды». Я использовал эту информацию, чтобы рассчитать время дня, в которое были сделаны фотографии, что является более простой и точной процедурой, чем определение даты по теням на фотографиях. Чтобы определить час дня, я использовал угол тени, который солнечные лучи образовывали с вертикальной плоскостью. Точность определения времени дня варьировалась от фотографии к фотографии. В нескольких случаях последовательность съёмки была установлена по другим подсказкам, таким, как изменение длины тени и изменение положения людей на фото.

Когда были установлены время и последовательность съёмки, на основе другой собранной мной информации я построил сценарий событий в течение четырёх часов, когда снимались фотографии. Я опубликовал статью «День с Пикассо» (A Day with Picasso) о своих находках и восемнадцати фотографиях в сентябрьском номере журнала Art in America за 1986 г.

В 1989 году Пьер Шанель нашёл в архиве Кокто ещё одну фотографию, №18 в последовательности съёмок. В 1992 г. Элен Секель, хранитель Музея Пикассо, нашла в архиве Пикассо двадцатую фотографию, №23 в последовательности съёмок. В мае 1993 г. Андре Кариу, хранитель Музея изящных искусств в Кимпере, написал мне, что в архиве его музея есть двадцать первая фотография, №6 в последовательности съёмок. В том году молодой немецкий музейный хранитель Удо Киттельманн предложил мне издать книгу по оригинальной статье, и книга Ein Tag mit Picasso была опубликована в Cantz Verlag с двадцатью одной фотографией. Французское издание, Un jour avec Picasso, вышло в следующем году в Editions Hazan. В 1994 году хранитель-исследователь Юдит Кузинс из Музея современного искусства в Нью-Йорке обнаружила оригинальный контактный отпечаток фотографии №9 в последовательности съёмок – в музейных документах Альфреда Барра. В марте 1996 г. Элен Секель нашла двадцать вторую фотографию, №17 в последовательности, и контактный отпечаток фото №11 – он нашёлся в копии рукописи поэмы Кокто 1917 года «Ода Пикассо», которую он вручил Пикассо.

Кокто бережно хранил по крайней мере восемнадцать контактных отпечатков или негативы фотографий, но он раздал отпечатки вскоре после того, как сделал фотографии. Дубликаты или контактные отпечатки недостающих фотографий были найдены в архивах и бумагах людей с фотографий (Пикассо, Жакоба, Роша, Гросса и Сати) или тех, кто был связан с этими людьми.

В книге Ein Tag mit Picasso я опубликовал одну из двух фотографий, на которых Кокто снял Эрика Сати и Валентину Гросс на балконе квартиры его матери на 10, Rue d’Anjou (теперь №2 в последовательности съёмок). Я предположил, что Кокто снял их до 12 августа, но на ту же катушку, что и фотографии, сделанные на Монпарнасе. Валентина Гросс была в Париже, когда Кокто вернулся с фронта 28 июля, и в то время он писал ей непрерывно. Письмо от Сати к Гросс, которая была другом и поклонницей композитора, помогло установить, что Кокто и Сати работали вместе над «Парадом» 9 августа, возможно, впервые со времени возвращения Кокто с фронта.

Из письма, датированного 9 августа, в котором Кокто сообщает Гросс, что «хорошо поработали весь день с Сати», следует, что вряд ли Гросс была в тот день в квартире Кокто. Фотографии были сняты довольно поздним утром, так как Кокто должен был бы иметь время снять их в субботу 12-го до того, как он встретился с Пикассо, чтобы пообедать на Монпарнасе. 13 августа Кокто писал Гросс в Булонь-сюр-Мер, куда она уехала в одну из частых поездок, чтобы навестить мать. В письме от Гросс к Кокто 15 августа из Булони она пишет: «Напечатал ли ты свои снимки? Я хочу получить их скорее. Напечатай скорее фото Сати со мной». Таким образом, снимок Гросс и Сати, должно быть, был сделан до её отъезда в Булонь, то есть до 12 августа. Тогда фотографии её с Сати на 10 Rue d’Anjou, вероятно, были сделаны 10 или 11 августа. Мне не удалось сузить этот отрезок времени.

Когда я увидел репродукцию второй фотографии Сати и Гросс, в Anfre Fraigneau, Cocteau par luimeme, я понял, что могу использовать тень на стене позади них, чтобы определить время съёмки. Я связался с Пьером Шанелем, у которого оказались негативы обеих фотографий. Они печатаются здесь вместе впервые. Во время путешествия в Париж в сентябре 1996 г. я смог сходить на 10 Rue d’Anjou, где до того времени находилась штаб-квартира Банка Кольбер, но теперь здание пустовало – банк вышел из бизнеса. Любезный сторож сходил со мной на пятый этаж и на балкон, который окружает двор, где я определил место, где стояли Сати и Гросс и сделал фотографии деталей архитектуры, которая видна за ними на снимках Кокто.

Двадцать четыре фотографии, представленные здесь, – на четырёх катушках по шесть фотографий в каждой – это все фотографии, которые Кокто снял между 10 и 12 августа. Когда я рассматривал множество фотографий, сделанных Кокто на фронте, я не нашёл другие группы фотографий, сделанных им, кроме снимков, сделанных в Риме между февралем и началом апреля 1917 г., куда он поехал с Пикассо работать над «Парадом» для Дягилева и Русского Балета.

На протяжении всей своей жизни Кокто не стеснялся работать в различных формах: в поэзии, романе, театре, танце, кино и живописи. Неудивительно, что когда он получил доступ к камере, он пользовался ею с энтузиазмом. На фронте с мая 1916 года он снимал своих товарищей-солдат, посылая плёнки на проявку в Париж и заказывая новые катушки плёнок. Из писем матери следует, что он планировал сделать альбом с фотографиями военного времени. 15 июля, менее, чем за две недели до отъезда с фронта в Париж, его мать послала Кокто новые катушки плёнок. Но из-за тяжёлых боёв в компании на Сомме в июле, у Кокто не было возможности заниматься фотографией. Вернувшись в Париж с катушками плёнок, он перестал снимать.

Он сделал фото Сати и Валентины Гросс и взял камеру и плёнки с собой на Монпарнас 12 августа. Вероятно, он был воодушевлён съёмками, воспринимая их как часть всеобъемлющей одержимости запуском «Парада». Он работал с Сати над «Парадом», делился своими надеждами о балете в письмах к Гросс и собирался уговорить Пикассо поработать с ним над костюмами. Когда он взял с собой камеру на Монпарнас, он воспользовался возможностью снимать не только Пикассо, но и группу художников, встреченных у «Ротонды». Хотя фокус внимания находится на Пикассо – он виден на всех фото, кроме четырёх, снятых в тот день, – Кокто заодно снимал группу в движении, приветствующую друг друга, смеющуюся и подшучивающую друг над другом, отходящую от него, строящую гримасы перед камерой и просто сидящую за столиком в кафе.

Первые фотолюбители обычно получали статичные фотографии друзей и членов семьи, позировавших перед камерой. Время останавливалось, и фотография – снималась. Серия же спонтанных снимков людей с Монпарнаса, на которых никто не позирует и кем Кокто восхищается, показывает решимость этого художника использовать камеру как новое средство выражения замыслов – сообразно своей подвижной духовной личности. Кокто ввёл новый реализм в любительскую фотографию, систематически документируя свой день с Пикассо.

Суббота 12 августа 1916 г. была тёплым солнечным днём с температурой до 27°С. На обед с Пикассо в кафе «Ротонда» на Монпарнасе Жан Кокто прибыл из квартиры на Правом Берегу, на 10 Rue d’Anjou, в которой он жил с матерью, между 12:30 и 12:45. Он взял с собой камеру «Кодак» своей матери, которую он называл «наша семейная камера». Одна катушка плёнки была заряжена в камеру, на которую он уже сделал два снимка за день или два до того, ещё три катушки лежали в кармане.

Во время войны кафе «Ротонда», расположенное на пересечении бульваров Монпарнас и Распай, было местом, где могли встречаться художники, писатели и анархисты. Владелец кафе, Виктор Либион, был мужчиной крупным, с огромными усами и полный достоинства. Он двигался по кафе, обслуживая клиентов и выслушивая их проблемы, давал советы, а часто и небольшие деньги в долг. Он позволял художникам сидеть в кафе часами с единственной чашкой кофе за 10 сантимов и смотрел сквозь пальцы на то, что те отламывают концы длинных булок в корзине для хлеба. Пикассо, чья студия на Rue Schoelcher находилась в 500 метрах от «Ротонды», проводил там много времени после смерти своей любовницы Евы Гуэль в декабре 1915 г. Таким образом, «Ротонда» была логически определённым местом встречи двух мужчин.

Неясно ни кто назначил день и час делового обеда, ни как из него получились посиделки компанией. Но Макс Жакоб, Анри-Пьер Рош и Мануэль Ортиз де Зарате, хотя и были совершенно разными личностями, – все они были друзьями Пикассо. Ортиз де Зарате в то лето работал у Пикассо, помогая ему в студии. Рош был признан негодным к военной службе в окопах, но ходил в военной форме, будучи секретарём генерала П.М.Ж. Мальтерра, командующего в Доме Инвалидов.

Летом 1916 года Рош принимал активное участие в жизни художников, композиторов и коллекционеров, живших тогда в Париже. Судя по его дневнику, в апреле он слушал концерты на рю Гюйгенс, в мае одалживал картины для групповой выставки в магазине одежды у мадам Жермен Бонгар, а в июле посещал все события, связанные с Salon d’Antin. Он был близок к Полю Пуаре, чья сестра, Николь Груль, была в то лето одной из его любовниц. В частности, Рош брал с собой в студии художников коллекционера Жака Дусе. Первого августа они посетили студию Пикассо, где Дусе, по словам Роша, «пришёл в возбуждение, увидев маленький столик [натюрморт], который мне нравился, и маленького арлекина». Рош помог Дусе, спросив о них Пикассо, и 3 августа Пикассо написал Рошу: «Я никогда не думал о продаже арлекинов. Я делал их лишь как учебное упражнение и для себя.

Маленькая картинка, чашка в чёрной рамке, стоит 1500 франков, и кубистический арлекин тоже 1500. Что касается остальных арлекинов, эскиз одного из которых я посылаю вам, – он стоит 3000…[письмо обрывается]».
На следующий день они снова отправились в студию Пикассо. Пока Дусе говорил с «красивой и всё ещё соблазнительной» испанкой, постоянной клиенткой и поклонницей Пикассо, Эугенией Эрразуриз, Рош вёл переговоры с Пикассо: «3500 или 4000 за две маленькие картины, которые восхитили на днях?...

Чтобы всё упростить, мы бросили жребий на 500 франков, Пикассо выиграл его, и цена стала 4000».
Макс Жакоб жил ещё на рю Габриэлль на Монмартре. Хотя он писал на фронт Аполлинеру, что «Я больше не хожу на Монпарнас, где я грешил отвратительным образом», Жакоб в действительности регулярно посещал Пикассо и проводил вечера и после закрытия метро на ночь. Это вынуждало его, как он писал в письме Морису Райналу, «оставаться на ночлег у иностранцев (шведов или русских), что давало повод для неожиданных скандальных сцен».

Кокто начал снимать фотографии собравшейся группы.

[показать]
Пикассо, в стильной кепке и необычной для него белой сорочке с галстуком, явно весел. За ним – Макс Жакоб, в театральном жесте снявший свою шляпу. За ними обоими, в военной форме, стоит Анри-Пьер Рош. Слева от Пикассо – Мануэль Ортиз де Зарате, родовитый, приятный в общении и великодушный молодой испанец, которому всегда были рады.

[показать]
12 августа 1916 г. Группа собралась у входа в метро около кафе «Ротонда» между 12:45 и 13:00. Слева направо: Ортиз де Зарате, Мария Васильева, Анри-Пьер Рош, Макс Жакоб и Пикассо с большим пакетом из манильской бумаги в руке.

Через несколько минут подошла Мария Васильева. С начала войны в своей студии она держала столовую для художников, которая располагалась в проезде на Avenue du Maine. Там подавали дешёвую еду, и власти, решив, что это частный клуб, освободили его от комендантского часа, установленного для всех баров и кафе. Шведский художник вспоминал: «В одном углу, за занавеской, была кухня, где повариха Аурели готовила пищу на сорок пять человек на двухконфорочной газовой плите и одной спиртовке. За 65 сантимов можно было получить суп, мясо, овощи и салат или десерт, всё хорошего качества и хорошо приготовленное, кофе или чай; за вино нужно было платить дополнительно 10 сантимов.

К десяти часам место заполнялось полностью. Виски и вино имелись. Заскакивали Пикассо и Матисс. Также приходили Модильяни, Задкин и Кислинг, а когда были в отпусках – и Брак, Дерен, Леже и Аполлинер. Разговоры на десяти языках внезапно прерывались импровизированными музыкальными представлениями».

В час дня группа, собравшаяся у «Ротонды», пересекла бульвары, чтобы пойти обедать в любимый ресторан Пикассо и Аполлинера – Chez Baty – это на юго-восточном углу бульваров Монпарнас и Распай. Ресторан занимал первый этаж старого здания, с опилками на кафельном полу и неразорвавшимся снарядом, застрявшим в стене – следы боёв времён Коммуны 1871 г. Владелец, Pere Baty, главное внимание уделял винному погребу, поэтому ресторан больше славился своими тонкими винами, чем блюдами. Аполлинер, восхваляя «хорошо содержащийся погреб» ресторана, называл его владельца «последним экспертом по винам», а писатель Андре Билли вспоминал, что до войны они всегда ходили туда после редакционных заседаний в литературном журнале Аполлинера Les Soirees de Paris: «Мы часто не имели денег для оплаты услуг типографии, но у нас всегда в руках было пол-луидора, чтобы пообедать вместе в Chez Baty… В те вечера для нас резервировалась маленькая комната вдоль бульвара Распай… В Chez Baty бутылка Chambertin стоила семь франков, а маленький стаканчик тонкого Clos-Vougeot – пятьдесят пять сантимов. Я помню эти цены не потому, что они были такими низкими, а наоборот, потому, что они были столь высоки. Однако Pere Baty был очень честным бизнесменом и хорошим парнем».

[показать]
14:15. Макс Жакоб, стоящий на трамвайных путях на бульваре Монпарнас. За ним, спиной к камере, – Ортиз и Пикассо. Солнечные лучи падают почти перпендикулярно к зданиям на Монпарнасе.

В тот день Пикассо с друзьями закончили обед в 14:15. После обеда Рош оставил группу, а позже записал в дневнике: «Обед с Пикассо, Максом Жакобом, мадам Васильевой и Жаном Кокто, которого я видел впервые, на террасе Baty. Разговор был чересчур остроумным и утомил меня».
Группа опять пересекла бульвары и уселась выпить кофе на террасе «Ротонды», где к ним присоединились Моис Кислинг и тогдашняя подружка Пикассо – Пакеретт. Согласно Андре Сальмону, Пакеретт была одной из самых «драгоценных» моделей дизайнера Поля Пуаре и «демонстрировала на Монпарнасе шедевры с Avenue d’Antin». Он описывает экипировку, в которую, возможно, она была одета и в тот день: «зелёные ботиночки, платье цвета палисандрового дерева и неописуемая шляпка».

[показать]

[показать]
14:20. Пикассо со своей подружкой Пакеретт в кафе «Ротонда». Бар на заднем фоне освещён солнцем, что указывает на то, что солнечные лучи почти перпендикулярны к зданиям на Монпарнасе.

[показать]
Слева направо: Мануэль Ортиз де Зарате, Макс Жакоб, Моис Кислинг, Эмильенн Пакеретт Жесло, Пабло Пикассо.

В 14:45 группа вышла из «Ротонды» и Кокто сделал несколько снимков с ними на улице. Жакоб со своим заразительным воображением и умом, взял инициативу на себя и устроил несколько смешных сценок перед камерой. Любой на улице подходил для его сценок: чистильщик обуви у входа в метро и торговка зеленью со своей тележкой с нехитрыми продуктами.

[показать]
Мануэль Ортиз де Зарате, Моис Кислинг, Макс Жакоб, Пабло Пикассо и Пакеретт на бульваре Монпарнас у входа в станцию метро Vavin около кафе «Ротонда».

[показать]

[показать]

[показать]
У входа в метро сбоку от «Ротонды» в 14:45. Жакоб устроил сценку перед камерой: Ортиз разыгрывает вора-карманника, пока Кислинг начищает до блеска лакированные туфли Жакоба. Все мысли о войне – тогда в критической стадии – были вытеснены из головы. Монпарнас после хорошего обеда лучшим образом способствовал этому.

[показать]
(Отсебятина Camilio: портки-то у Кислинга – не подшиты, стареньки… И штиблеты растоптаны… Гертруда Стайн вряд ли приглашала в свой салон этого босяка…)

[показать]
Кислинг и Пикассо

После этого Мария Васильева ушла, вероятно, чтобы заняться приготовлениями вечернего ужина в столовой своей студии. Кислинг со своим псом Куски исчез из группы, а Модильяни и Андре Сальмон присоединились к ним перед «Ротондой» где-то в 15:30. Если эти двое пришли вместе, они, возможно, обедали у Розали (Rosalie’s) на Rue Campagne-Premiere, в любимом ресторане Модильяни, который держала бывшая итальянская модель. Или, если Модильяни рисовал в студии Кислинга на 3 Rue Joseph Bara (чем он часто занимался в том году), то у Кислинга было время сходить домой и сказать Модильяни и Сальмону, жившему через дорогу от него, что в «Ротонде» сидит эта группа. Модильяни, вероятно, не виделся с Кокто с того времени, как он и Кислинг рисовали портрет Кокто в студии Кислинга – это было в конце апреля.

Группа медленно побрела по бульвару Монпарнас – к церкви Notre Dame-des-Champs. Возможно, Жакоб и Ортиз, которым явился Христос в один и тот же день 1909 года, захотели пойти в церковь исповедаться, так как даже обращение Жакоба в католицизм годом ранее не смогло избавить его от гомосексуальной страсти, о чём он как-то неискренне поплакивал: «Если бы Небеса видели мои раскаяния, то Они простили бы меня за эту слабость – Они ведь знают, что это происходит против моей воли».
Они шли в направлении станции метро линии Nord-Sud у вокзала Gare Montparnasse. Оттуда Жакоб мог вернуться домой на Монмартр, а Кокто – на Rue d’Anjou. Как бы там ни было, где-то около четырёх часов Жакоб использовал ступени церкви, чтобы поставить две сценки с участием его самого, нищенствующего, и Ортиза, подающего ему милостыню. На третьей фотографии Жакоб, готовый войти в церковь.

[показать]
Макс Жакоб и Мануэль Ортиз де Зарате на ступенях церкви Notre Dame des Champs.

[показать]

[показать]
Модильяни, Пикассо и Андре Сальмон. Модильяни только внешне выглядит хорошо, что он всегда старался делать, и, по-видимому, был в хорошем настроении, что ему не всегда удавалось.

Оставшаяся группа, должно быть, ждала, когда Жакоб выйдет из церкви, так как следующий снимок Кокто сделал через полтора часа, в конце дня. На нём группа собралась вокруг Жакоба на скамейке перед зданием рядом с церковью, которое занимала Парижская административная штаб-квартира Р.Т.Т. (Почта-Телефон-Телеграф). Макс Жакоб опять в центре сценки.

[показать]
Последнее фото Кокто в тот день, время где-то около 16:30. Модильяни, Жакоб, Сальмон и Ортиз.

На следующий день Кокто писал Валентине Гросс со своим неистребимым высокомерием человека с Правого Берега: «Ничего особенно нового, кроме того, что Пикассо пригласил меня в «Ротонду». Я никогда не останавливаюсь дольше, чем на мгновение, несмотря на лестное приглашение в его круг (вероятно, я должен был бы сказать – в его куб)… Слишком много сидения в кафе приводит к творческому бесплодию. Я отснял плёнки с Пикассо и мадемуазель Пакеретт, а также с молодёжью, которая не умеет ничего более, чем судить обо всём по   Бонгар. Вы увидите их на отпечатках».

1997-2010

перевод рассказа самого Билла Клювера (оригинал на английском – на сайте: http://picasso.shsu.edu/index.php?vi...page=9&id=2805 ).

Серия сообщений "Художники":
Часть 1 - Архивы Да Винчи. Теневая сторона выдающегося человека
Часть 2 - Смерть на Монмартре
...
Часть 21 - ПАБЛО ПИКАССО И ЕГО ЖЕНЩИНЫ. ЧАСТЬ 2
Часть 22 - Музей или театр? Лабиринт иллюзий Сальвадора Дали в Фигерасе
Часть 23 - «День с Пикассо» 24 фотографии, сделанные Жаном Кокто
Часть 24 - Тайны "Прекрасной Ферроньеры"