Можно начать с шаблонного утверждения, что проблема судьбы волновала человека всегда. Сколько лет существует человек, столько лет существует интерес к вопросу: закономерно или случайно всё происходящее в мире? На что я, единичный человек, могу оказать влияние, а на что – не могу и поэтому даже о чём я даже мыслить не должен?

В согласии с не менее шаблонным утверждением, что «сколько людей – столько и мнений», взглядов на этот вопрос выработалось немало. Но, в основном, можно отметить две крайности. По одной, человек имеет влияние на окружающий мир и на этом основании должен становиться затычкой для любой, образующейся в природе, дырки. По другой точке зрения, от человека не зависит ничего и поэтому заботиться даже о таких вещах, как самосохранение, в конечном итоге, смысла не имеет.

Людей, которые придерживаются последнего взгляда, обычно называют «фаталистами» (от латинского слова fatum – судьба). Соответственно, и фатализм часто связывается с пассивным подчинением внешнему, безоговорочным принятием всего происходящего без оглядки на свою собственную позицию. Считают, что фаталист не станет отстаивать, например, своё мнение по тем соображениям, что всё равно обстоятельства сложатся так, как им суждено сложиться. Фаталист не придёт на помощь попавшему в беду, оправдываясь тем, что рано или поздно судьба всё расставит по своим местам. Считают, в конце концов, что фаталист без малейшего сопротивления пойдёт даже туда, где его поджидает смерть, потому что твёрдо уверен, что «кому суждено повеситься – тот не утопится». Вопросов фаталист не задаёт и противодействия обстоятельствам не выказывает… Как это считается.

Однако, представлять себе фаталиста таким вот апатичным «бараном» было бы совершенно неправильно. Человек, принимающий судьбу, абсолютно не похож на современного избирателя. Тот, кто читал книги Дени Дидро, вероятно, помнят образ Жака-фаталиста. Прекрасной иллюстрацией к правильному пониманию фатализма служит такая сценка. Жак-фаталист по ходу книги любит то и дело повторять, что «это предначертано свыше». И его хозяин был нимало удивлен, когда при бегстве от разбойников Жак вдруг начинает проявлять бурную самосохранительную деятельность. Начинает спрашивать, как так, почему Жак так ведёт себя, если как раз ему-то должно быть всё равно, потому что как бы ни повернулись обстоятельства – на то воля судьбы. Жак и отвечает, что вёл себя именно так, как это было предначертано свыше.

Ответ Жака может показаться только остроумной отговоркой, чтобы оправдать отступление от своих же принципов. Но так ли это? Действительно ли он должен был «отдаться на произвол судьбы» и отказаться от мысли защищать свою жизнь и жизнь своего хозяина? Или всё-таки нет? Как нам отличить фаталиста от барана?

Для начала определиться бы: что это вообще за штука такая – судьба? Приведу простое объяснение, которое мне кажется наиболее удачным.

Все вещи от природы имеют какой-то размер. И от природы же получается так, что дом, в котором мы живём, по своему размеру больше, чем мы; а бактерии, которые живут в нашем организме, по своему размеру – меньше нас. Это – соотношение, которое изменить получится разве что в том случае, если мы сможем изменить саму природу. А это – весьма затруднительная задача. Даже для того, кому заплатят за такое действо большие деньги.

Но я говорю о вещах, о которых знаю или которые я могу воспринять лично. И по отношению ко мне вещи бывают либо большие, либо маленькие, либо – примерно равные со мной. Например, дом, в котором я живу, мне кажется «большим»; а бактерия, живущая в моём организме – настолько «маленькая», что я её даже глазами увидеть не могу. Только – через микроскоп. А если нет под рукой микроскопа, то приходится довольствоваться тем, что установили американские или британские учёные. А человек, с которым я, скажем, разговариваю, кажется мне примерно равным по размерам: ну, может, чуть больше или чуть меньше – но не настолько, чтобы я сказал о нём: «большой» или «маленький».

То, что предметы воспринимаются как «большие» или «маленькие» - это результаты моего личного восприятия. Если бы я мог своими усилиями уменьшиться до размеров бактерии, то пришёл бы к тому, что не могу воспринять ни другого человека, ни дома, в котором человек живёт. Настолько велика оказалась бы разница в размерах. А если я попробую посмотреть на вещи с «точки зрения» дома, то люди будут чем-то вроде небольших жучков, а бактерии станут и вовсе чем-то немыслимым.

То, что предметы больше или меньше друг друга, или равны друг другу – это закон причины и следствия. То, что предметы бывают большие, маленькие и примерно равные со мной – это судьба: в том смысле, в каком её понимают. Если бы я мог изменить свои размеры – изменилось бы представление о большом и маленьком. Но измениться настолько я не могу – значит, такова судьба.

Судьба часто поминается там, где речь идёт о чём-то хорошем или плохом. Происходит с человеком постоянно что-то неприятное, вечно он влипает в какие-то недоразумение, вечно его преследуют какие-то проблемы – судьба так распорядилась. Или: человеку хронически везёт, из любых затруднительных ситуаций он выворачивается с выгодой для себя, чем больше ставит на кон, тем больше в конце концов выигрывает – это везение. То есть, опять же, судьба. Как быть здесь?

А здесь есть события, которые воспринимаются как хорошие или плохие; выгодные или невыгодные; удачные или неудачные. В природе подобных событий нет: «хороший», «выгодный», «неудачный» - это только наши оценки. Те, события которые происходят со мной – неудачные события. Как и в примере с большим и маленьким: если я могу что-то изменить, то события могут стать удачным. Вопрос только – что изменить и могу ли я это изменить? Так же и в случае удачных событий, хороших событий, плохих событий, выгодных или невыгодных событий. Во всех случаях, где задействовано не то, что есть в природе – а то, как я оцениваю то, что есть.

«Что нужно изменить и могу ли я это изменить?». Ответом на этот вопрос отличаются друг от друга «фаталисты» и те, кого мы для простоты изложения ласково назвали «современными избирателями». Фаталист знает, что он может изменить и что не может; для него не секрет, что судьба – это не только, что происходит во внешнем мире; это и то, что меняет в этих событиях он сам. «Избиратель» считает, что не может изменить ничего: его делать – только выполнить «гражданский долг», цели которого он и сам не понимает. Просто – должен, просто – надо. «Кому должен? Зачем надо?» - «Не знаю. Но газеты пишут…».

Возьмём, к примеру, отношение к собственной смерти. Страх перед ней –  одна из основных причин всего, что человек делает в жизни. Да и не только человек: инстинкт самосохранения действует во всём живом. Но есть железный факт, что рано или поздно это событие всё-таки наступит. Как и куда бы я от него ни убегал. Сколь сильно бы я его ни боялся. А с неизбежным, как известно, следует только примириться. Поэтому, с одной стороны, будут казаться правыми те, кто упрекнёт героя описанной сценки в отступлении от своих же собственных принципов. Ведь если с неизбежным следует смириться, а смерть неизбежна, то он должен был просто пассивно наблюдать за происходящим, ни во что не вмешиваясь? Ведь всё равно произойдёт, не так ли?

Всё же – не так. Факт от меня действительно не зависит: как бы хорошо я об этом ни думал. Но ведь от меня зависит, каким образом и ради чего? И в какое время, и в каком месте – если подумать, от меня тоже в какой-то мере зависит? А если всё это можно как-то изменить, то в чём отступление, если поспособствовать изменениям? В описанном случае можно было защищаться, можно было не защищаться. А от этого в свою очередь зависит, сколько осталось жить – и в чём же это отступление выражается, если прожить, конечно же, хочется всё-таки подольше?

Если что-то происходит, это – судьба: действительно, фаталист считает именно так. И если неизбежный факт становится действительностью – это тоже судьба. Но если факт ещё в будущем и есть возможность что-то изменить – если не сам факт, то время, событие, цель, способ – обязательно ли фаталист должен опустить руки и прекратить всякие попытки изменить будущее: даже в тех пределах, в каких это можно сделать своими силами? Нет. Вот это уже будет, в нашей терминологии, «баран». Или – современный избиратель.

Можем отвлечься от литературы и абстракций – предложить более жизненный пример. Вам предстоит встреча с человеком, к которому вы испытываете неприязнь. Человек, с которым вы должны будете разговаривать, вам действительно неприятен – но и отговориться от этой встречи какой-либо уважительной причиной вы тоже не можете. Ваши действия?

То, что нам неприятно, естественно, вызывает у нас гнев, отталкивание, возмущение. Поэтому чаще всего происходит следующее. Человек всё-таки выдерживает неприятную, но неизбежную, встречу. Но так как на изначально негативное отношение, наложились ещё и только что испытанные «радости жизни», а выказать эти «радости» их виновнику невозможно, то гнев и возмущение обрушиваются потом на тех, кто защититься от этого не может. Так, рабочие неприятности превращаются в семейную тиранию, а чувство неполноценности в семейной жизни превращаются в пренебрежительное отношение к достоинству окружающих. Сам человек, разумеется, такому обороту дела не очень-то и рад: он и сам не может понять, в чём же дело, откуда это берётся и как это устранить? Но тем не менее, он продолжает вести себя так же, как и вёл раньше: то есть, пассивно подчиняться своим эмоциями и оправдываться тем, что они у него «от природы такие заложены. А у вас разве не так?».

А то можно представить и обратную ситуацию. Вам неожиданно делают комплимент. А так как человеку по природе свойственно относиться с любовью к тем, кто, как нам кажется, испытывает любовь к нам же, то всего лишь один словесный комплимент в итоге приводит к тому, что мы чуть ли не жизнь готовы отдать за того, кто вовремя только сказал два-три приятных нам слова. Может успокоить лишь то, что когда выясняются действительные намерения «любящего нас» - есть железное оправдание: такие эмоции у нас «от природы заложены». А у вас разве не так?

Агитаторы, которым свойственно выставлять равнодушными всех, кто не выражает своего согласия, и дурными – тех, кто впрямую выражает своё несогласие с их идеями, сами не замечают того комичного обстоятельства, что в своём поведении они только следуют «естественному» ходу эмоций. И то – лишь при условии, что проводят свою агитацию искренне. Ведь если они упражняются в актёрском мастерстве – значит, и намерения у них соответствующие. А если их «благие идеи» идут от души, то едва ли они меньшие «бараны», чем те, кого они призывают к «организованным» и «решительным» действиям. Как правило, ещё и большие. А примером фаталиста оказываются как раз те, кого клеймят как «равнодушных», то есть – люди, которые логично рассуждают, что вместо того, чтобы потратить время на очередной митинг, можно потратить его с большей пользой для решения личных проблем.

В этом-то и заключается разница между «фаталистом» и «бараном», которого ошибочно именуют «фаталистом». Судьба – это не только то, что мы изменить в состоянии. Это – то, что нам даётся. Вообще всё. А значит, судьба – это и то, что мы можем измениться. Фаталисту действительно нет смысла бороться со смертью, потому что рано или поздно она наступит для всех: и для него – в том числе. Нет смысла избегать встречи даже с неприятным для него человеком, потому что так получилось, что она должна быть. Но нет смысла и отдавать свою жизнь за того, кто свою любовь выразил самым что ни на есть сомнительным способом – не делом, не отношением, а двумя-тремя вовремя сказанными словами.

Но выбрать способ действий в экстремальной ситуации Жак-фаталист из нашего примера – мог? Мог. Он и выбрал. Если вам предстоит встреча с неприятным для вас человеком, то подготовиться как следует к этому разговору эмоционально – вы в состоянии? Да, в состоянии. Тогда что мешает это сделать: вместо того, чтоб, как бычок на верёвочке, идти на поводу своих «заложенных природой, как у всех остальных» эмоций? В принципе, ничто не должно мешать. И если комплимент вызывает в вас чрезмерно хорошее отношение к отвесившему его – разве не в ваших силах подумать, а с какими намерениями нам вообще вдруг этот комплимент отвесили? Вполне в ваших силах. Тогда за чем стало дело тут? За изменением, за нашим выбором. А наш личный выбор – это такая же часть нашей судьбы, как и происходящее с нами сейчас или уже происшедшее.