Дракон ей встречается в электричке.

Когда домой добираться больше часа, а любимые наушники сегодня покинули этот бренный мир — волей-неволей начинаешь рассматривать попутчиков, чтобы хоть как-то не умереть со скуки и не заснуть. В основном — ничего интересного, такие же уставшие люди, как и она, которым бы отдохнуть после работы, да только быт в нетерпении бьёт копытом, куда ж тут отдыхать?..
И вдруг — надвинутый на глаза капюшон с чёрным гребнем и синяя гитара; и пальцы с крупными серебряными кольцами почти не касаются струн, а мелодия всё равно звучит. Простенькая, но до боли знакомая — как и сам гитарист-дракон.
Впрочем, с драконом могли пересекаться в каком-нибудь подземном переходе; да и мелодию там же услышала и запомнила. С детства неплохо запоминала музыку; числа и стихи не давались ни в какую, а вот звуки — совсем другое дело. Родители даже хотели отдать в музыкальную школу, но ни один инструмент не вызвал желания с ним говорить. Так и осталась слушателем — и до сих пор более чем довольна.

За окнами вровень с электричкой бежит чёрная-чёрная ночь, вспыхивают редкие фонарные огни. Вагон дремлет, стучат колёса, объявляют следующую станцию, а ехать всё ещё так невыносимо далеко...
Дракон поднимает голову — и в глазах его пляшет зелёное пламя. И она успевает лишь подумать, что видела где-то и эти глаза, и не в подземном переходе, нет, близко-близко, вплотную, — как дракон ухмыляется:
— Ты всё-таки пришла снова? Уважаю твою смелость.

Пальцы его ударяют по струнам — и мир выворачивается наизнанку.

***

Меч с непривычки оттягивает руку, но из пальцев не рвётся, послушно отражает чужие удары и с хищным свистом наносит свои. «Бей вверх, — говорил когда-то учитель. — Бей так, будто оружие — продолжение твоей руки».
Бей так, будто ты — огромная хищная птица с длинными когтями.
Бей так, будто собираешься расправить крылья и взлететь.

Кровь — своя ли, чужая ли — заливает глаза. Но отступать уже поздно: победа или смерть, иного не дано. Рявкни на усталость, возьми себя в руки и сражайся; или думаешь, будто хоть кому-нибудь легче? Да и хороша же будешь, если кинешься бежать на глазах у своих людей!
Вот-вот должен прибыть ещё один отряд, и она сжимает зубы. Противник — тоже человек, он тоже теряет силы и кровь; и главное — продержаться, пока его усталость не возьмёт над ним верх, и не позволить взять верх усталости своей.
Она чувствует: осталось недолго. Она знает: идёт подмога. Скоро всё закончится — но пока...

Бей в каждую уязвимую точку, которую сможешь найти. На войне все средства хороши, и нет ничего позорного в ударе в спину, в стучащее за рёбрами сердце — или даже в саму душу.
Бей — но помни, что ты — всего лишь человек и стоишь на земле. А значит — не имеешь права промахнуться, ведь цена промаха — твоя жизнь.

***

Всё тело так болит, словно сражалась не во сне, а наяву; и усталость терзает не меньшая.
По пути на работу она пытается вспомнить, как вернулась домой и как упала в кровать; но память удивительно пуста. Наверное, так вымоталась, что легла спать, едва сбросив одежду, не ужинала даже... И при этом — не выспалась. Что за чудеса.
Интересно, а там, во сне, они всё-таки победили?..

***

— Ваше величество, — шепчут на ухо, — осторожнее, вино может быть отравлено.
Кто бы сомневался! У новой королевы немало недоброжелателей — как среди тех, кто сам был бы не прочь занять пост правителя, так и среди тех, кто был предан прошлому королю. Всё-таки надо было казнить весь его двор.
«Мы ведь победили?» — вдруг задумывается она, лишь для вида поднося бокал с отравленным вином к губам. Судя по тому, что она сидит здесь и её называют «ваше величество», — да. Но... удивительно, в памяти осталось только сражение, а всё, что было дальше, точно скрыл туман.
Быть может, её тяжело ранили во время битвы? Но не могла же она вначале попасть из постели на пир, а уже потом очнуться? Да и лица приближённых не выглядят взволнованными, и... тело не болит, разве что ноет повреждённая рука, но это не рана — так, сущая царапина...
Что за странное колдовство творится, что случилось с её памятью? Или теперь она будет помнить всё больше звуков и всё меньше — остального? Но ведь и звуков в памяти не осталось, разве только... какая-то странная простенькая мелодия...

***

Она прижимает руки к груди: почему так колотится сердце? Сон ведь даже не похож на кошмар. Они победили, она стала правительницей обоих королевств, по этому случаю устроили пир... Да, её чуть-чуть не отравили, но не отравили же, в конце концов! И теперь она будет осмотрительнее; то есть хотелось бы надеяться, что будет, ведь за себя во сне она ни капельки не отвечает...
Часы на кухне мигают в полутьме. Два сорок восемь, до будильника ещё спать да спать; глотнуть воды — и сразу в постель. Но... почему по всей квартире пахнет мясом — как пахло там, во сне? Может, соседи что-то готовят? В три-то часа ночи?..
Нет, воды и немедленно спать; не хватало притащить из сна какие-то чужие запахи.
Окно бы приоткрыть, чтобы проветрилось...
Она сжимает ручку створки — и вскрикивает.
От локтя до запястья тянется бурый порез.

***

Почему она словно бы засыпает?.. Да, точно, будто закрыла на мгновение глаза — а никто этого не заметил; но всё вокруг успело измениться. Вот и сейчас по залу разносится негромкая мелодия; и знает её откуда-то, а ведь никогда не встречала этого менестреля, откуда он вообще здесь взялся?.. Или когда-то, давным-давно; а память снова сыграла любимую свою шутку, запомнив простенькую последовательность звуков?..
Менестрель поднимает глаза — и даже с другого конца зала её обжигает зелёный огонь. А руки, напротив, холодеют, как у мертвеца.
— Здесь душно, я выйду на балкон, — шепчет она одному из приближённых, не различая его сквозь навалившийся туман; и выскальзывает из-за стола.

На балконе мокро, капли дождя скользят по лицу, падают в подставленные ладони. Она слизывает влажные дорожки и тихо смеётся — совершенно не королевское поведение!
Но можно подумать, она и правда принадлежит этому миру.
Можно подумать, она не заснула сюда, после того как там, в электричке, её точно так же обожгли зелёным пламенем.
Можно подумать, это первая чужая жизнь, которую она проживает во сне — рискуя не меньше, чем своей родной.

Из зала тонко пахнет жареным мясом — как будто мир, оказавшийся только сном, не хочет отпускать.
«Бей вверх», — говорил когда-то учитель.
Она вскакивает на перила балкона, расправляет руки и, оттолкнувшись, взлетает — как огромная хищная птица.
Как тот дракон с гитарой из электрички.

***

Дракон ей встречается в электричке — и только сейчас она замечает, что пассажиры смотрят сквозь него, точно не видя.

— Как думаешь, сколько раз ты уже засыпала? Сколько раз ты могла умереть — и никогда не вернуться?
Она мотает головой: не знаю и знать не хочу. Раз уж я до сих пор прихожу к тебе — значит, я готова рисковать, не так ли?
— Что ж, — дракон хищно прищуривается. — Тогда полетели?

И навстречу бросается тьма.