Димка выслеживает жертву. То есть не столько выслеживает — как тут выследишь того, чью внешность не знаешь? — сколько интуитивно ищет, к ощущениям прислушиваясь. И если верить им — жертва должна быть где-то здесь, где-то совсем рядом, быть может, как раз в этом продуктовом на площади... Только внутрь соваться нет смысла: ещё мешаться всем закупающимся перед праздником, путаться под ногами в попытках найти того самого человека и ни на шаг от него не отстать... Нет уж, постоит снаружи: не вечность же он будет там бродить!

Вечность — не вечность, а время-то меж тем всё ближе к ночи. Кто вообще ходит по магазинам в такой час? Что мешало раньше подумать о продуктах? Неужели он настолько занятой человек, что не смог выкроить полчасика в плотном графике?..
Димка ждёт свою жертву, топчась на месте, чтобы не совсем заледенеть, — и, честно говоря, жалеет, что заупрямился и не воспользовался Зовом. Но всё равно пришлось бы торчать на улице: не звать же к себе домой! А впрочем...
Да нет, поздно уже суетиться, дождётся. Тем более, кажется, вон там, в красной шапке с помпоном, только что вышел из распахнувшихся дверей...
Димка присматривается, кивает удовлетворённо: это он. И, натянув шарф до самого носа, пристраивается сзади.

Жертва, чуть оскальзываясь на снегу, торопится вдоль по улице, ловко обходя других таких же спешащих прохожих. Одну руку он прячет в кармане, второй сжимает ручки пакета, и пальцы на ней всё больше и больше краснеют.
«В такую погоду — и без рукавиц, — мысленно ворчит Димка, подрагивая от холода. — Жаркий какой, ишь ты».
Интересно, а кровь у него такая же горячая?..
Скоро уже узнает, осталось-то всего ничего: проводить его до ближайшего переулка и толкнуть туда — или наконец-то позвать.

Руки жертва всё-таки меняет: то одну в кармане погреет, то другую. А вдруг он приехал откуда-нибудь с юга, где нет зимы, и не успел обзавестись ни рукавицами, ни перчатками? Вот и выкручивается как может, бедняга...
Раздаётся приглушённая музыка — должно быть, жертве звонят, а телефон где-нибудь в кармане. Чертыхнувшись, жертва перекладывает пакет в ту же руку, в которой только что его нёс, возится с чем-то, может, молнию расстёгивает — у него ещё и нагрудный карман, что ли, есть? — и пихает телефон под шапку.
— Да? Спасибо, и тебя с наступающим! Да нет, я один буду, я пока ни с кем не познакомился... Да подумаешь, не умру я в одиночестве!
«Не умрёшь, ещё как», — усмехается Димка, потирая руки. Один, как удачно, никто его и не хватится. Вот уж свезло так свезло! Не то чтобы всерьёз опасался преследования из-за убийства по лицензии, но гораздо спокойнее расправляться с тем, кто совсем одинок.
Лучший новогодний подарок, который когда-либо получал.
— Да, мам, — тем временем продолжает жертва, и голос у него теплеет. — Я тебя тоже люблю. Конечно, ещё созвонимся ближе к полуночи. Ага, давай.
Мама, значит. Будет небось названивать и переживать, когда любимый сын не возьмёт трубку...
«Мир вообще несправедливое и жестокое место, — передёргивает плечами Димка. — Почему я должен вести себя иначе?»
И облизывает вылезшие клыки.

Жертва, как назло, идёт сплошь людными улицами — удивительно знакомыми, надо сказать. Димка оглядывается по сторонам: вон с третьего этажа привычно слепит зелёная гирлянда, у второго подъезда машет варежкой снеговик, которому нечаянно помог сделать голову, а если из любопытства завернуть во двор, там будет... Да он же этими улицами ходит чуть ли не каждый день! Тьфу ты, наворачивал круги по району, доверяясь чутью, и заблудился в трёх домах.
Вот будет забавно, если они...
А жертва тем временем уверенно сворачивает в его двор — то есть не обязательно прямо в его, двор же проходной, из него куда угодно можно попасть, вдруг ему так ближе... Но судя по нашариванию ключей в кармане — он живёт где-то здесь. Интересно, в каком из...
Нет, вы что, смеётесь?!
«Так я мог и вовсе никуда не выходить», — ворчит Димка, стискивая в кулаки озябшие даже в рукавицах пальцы. И раздумывает, на каком расстоянии остаться, чтобы не вызвать подозрений, — потому что жертва, вытащив ключи, открывает ровнёхонько его подъезд.
Но, впрочем, бывает же так, что на улице встречаются соседи...
Жертва ничего не спрашивает, даже, кажется, не замечает, что заходят прямо за ним. Димка, приспустив шарф, бесшумно крадётся следом — и только у квартиры, изготовившись накинуться, мысленно хлопает себя по лбу и тут же взлетает на свой этаж.
И шипит под нос:
— Ну и как ты, мой дорогой, собрался попасть к нему без приглашения, а?..

Доупрямился, довыпендривался, решил местечко поукромнее отыскать — что ж, вот тебе укромная, но совершенно чужая квартира! Может, и впрямь позвать его к себе, никуда самому не таскаться?.. А что потом с трупом делать, куда тело девать? Нет уж, лучше на его территории; а там никто ничего не докажет.
Димка, почесав затылок, отпирает свою квартиру; скидывает в прихожей куртку и ботинки, вешает на крючок влажный от дыхания шарф, надевает тапочки. Критически оглядывает себя в зеркале: похож на простого соседа, который нечаянно встретил в подъезде и решил познакомиться? Вроде похож. Только... в гости ж с пустыми руками не ходят?..
В холодильнике находится коробка конфет (не жалко её потратить ради такого дела), и Димка, заперев квартиру, спускается к своей жертве — надеясь, что тот всё-таки вежливый молодой человек и гостя на пороге держать не станет.

В ответ на звонок раздаются торопливые шаги; секундная возня у двери — и жертва открывает с удивлённой улыбкой.
— Здравствуйте?..
— Здравствуйте, — кивает Димка, сам тоже стараясь натянуть улыбку. — Я ваш сосед сверху; решил зайти и познакомиться, конфетами угостить...
— Ой, так проходите! — радуется жертва. Какая удачная формулировка, и даже намекать на приглашение не приходится!
Димка, мысленно урча от предвкушения и не переставая улыбаться, переступает порог. Ещё пара секунд, вот сейчас захлопнется дверь — и он кинется, вцепится в шею, наконец-то попробует настоящую человеческую кровь, а не эту выжимку из баночек...
Только бы сделать всё правильно, только бы не испугаться: всё-таки первое убийство — это вам не шутки.

С щелчком замка летят на пол конфеты, а жертва, прижатая к стене, хлопает глазами, даже не пытаясь сопротивляться. Димка, уперевшись предплечьем ему в грудь, стискивает пальцы на горле — несильно, просто показать, кто владеет ситуацией; и без стеснения выпускает клыки.
— Видишь ли, какое дело: мне тебя подарили. То есть не прямо тебя, но лицензию на твоё убийство. — И, насладившись бледным вытягивающимся лицом жертвы, поясняет: — Вампир я. И сейчас выпью твою кровь.
И собственное сердцебиение отдаётся гулким стуком в ушах.
Жертва молча прикрывает глаза — то ли сознание потерять надеется, то ли смиряется со своей незавидной участью. Кожа его с каждой секундой всё больше бледнеет, словно кровь уже начали вытягивать; а соломенные волосы в свете лампочки неожиданно отдают золотом. Димка даже застывает на пару секунд, заворожённо рассматривая отдельные пряди (интересно, а его чёрные волосы как-нибудь загадочно на свету меняются?); с трудом оторвавшись, мечется взглядом по странно спокойному лицу, подмечает зачем-то каждую чёрточку, осознаёт с удивлением: да мы же почти ровесники...
И упускает момент, когда в комнате начинает звонить телефон.

— Мама, наверное... — еле слышно бормочет жертва. Приоткрывает неожиданно влажные глаза; ни о чём не просит, всего лишь смотрит, но Димка не может даже спокойно стоять под этим его взглядом, что уж про кусание за шею говорить.
Поэтому бросает небрежно:
— Иди ответь; но чтоб без фокусов! — и отступает в сторону.
Жертва неверяще хлопает глазами; убедившись, что и правда отпустили, кое-как отлипает от стены и, покачиваясь, уходит в комнату. Интересно, сдаст или не сдаст? Послушается или рискнёт собственной жизнью ради безопасности остальных?..
А голос у него звучит бодро, надо сказать!
— Да? Да, всё хорошо. Праздновать тут собираюсь... Кстати, возможно, я буду не один. Да сосед тут заглянул; очень приятный молодой человек... Если останется — вместе посидим; поэтому я могу не услышать звонка, но ты не пугайся, я... я перезвоню... потом... — Он шумно сглатывает и, обернувшись, бросает короткий взгляд на Димку; и Димку с головы до пят обдаёт его готовностью умереть.
Ещё ходит, ещё говорит, ещё так оглушительно пахнет жизнью — и уже ни на что не надеется. Ну как такого можно кусать?!
Замок оказывается совсем простым, повернуть — и готово, иди на все четыре стороны. Димка выскальзывает в подъезд — и, на мгновение прижавшись ухом к двери, успевает услышать:
— Я тебя очень люблю. Пусть у тебя всё будет хорошо.
Какой же слабый у него стал голос...

Грохнув дверью своей квартиры, Димка бросается на кухню; вытаскивает из холодильника сразу два пузырька с кровью, заливает в себя, не чувствуя вкуса. Унять бы жажду — которая успела накрыть по самую макушку! Ещё бы, так долго мечтал вцепиться зубами в чужое горло, так долго распалял себя мыслями о вкусе настоящей крови, так долго находился рядом со своей жертвой...
Но кто б сказал, что жертва — живая! Что у него свои планы, свои привязанности, свои мечты! Разве можно таких убивать?!
К чёрту лицензии, к чёрту настоящую кровь, хватит ему и донорской...
И клыки, успокоившись, втягиваются сами.

Димка, пошатываясь, возвращается в прихожую оставить тапочки — и замирает, услышав за дверью знакомый голос.
— Подскажите, а где тут парень живёт? Молодой такой, в жёлтом шарфе обычно ходит...
В жёлтом шарфе? Он всё-таки видел на улице и запомнил?..
А зачем он вообще пошёл искать? С ума сошёл? Будет настаивать, чтобы всё-таки выпили кровь? Неужели и правда настроился уже? Или... что вообще?.. Ведь только полный дурак отправится на поиски своего несостоявшегося убийцы!
Видимо, ответ ему дают правильный — потому что в дверь негромко стучат; и тут же шепчут едва различимо:
— Ты чего убежал-то? Я... рад, конечно, остаться живым, но я не понял, что случилось...
Ну дурак!
Вдохнув и выдохнув, Димка распахивает дверь и шипит, злясь не столько на него, сколько на себя и собственную слабость:
— Не буду я тебя убивать! Никого не буду! Иди и празднуй свой новый год — и лучше забудь дорогу ко мне в квартиру!
И дверь пытается закрыть — но жерт... Да нет, погодите, какая он теперь жертва? Просто... человек. Самый обычный человек, по сути такой же, как... Димка: уставший от одинаковых дней, полный несбыточных планов на десять лет вперёд, ждущий с дурацкой надеждой, что в новом году всё наконец-то будет хорошо... Странный, конечно; но у кого из нас нет своих причуд?..
И этот странный обычный человек, нелепо улыбаясь, пихает прямо в лицо коробку конфет:
— Ты у меня оставил...

Конфеты он зашёл вернуть, вы на него поглядите... А мог бы забрать себе — как плату за всё пережитое. И уж тем более не заваливаться на порог к своему почти-убийце!
И схватить бы коробку да шарахнуть дверью; но Димка, отвернувшись, бурчит:
— Не оставил... Я же сказал, что пришёл тебя угостить... Так что они твои.
— О... — только и приподнимает брови этот странный человек. Растерянно вертит коробку в руках, пожимает плечами и предлагает с дурацкой солнечной улыбкой: — Тогда заходи на чай. Или можешь на всю ночь остаться, я не против.
Он... точно нормальный?.. Впрочем, справку от психиатра ведь не спрашивал, неоткуда знать наверняка...
— Я. Хотел. Тебя. Убить, — медленно чеканит Димка, складывая руки на груди. — А ты зовёшь меня на чай. Всё нормально? Никаких противоречий?
— Не убил же, — поводит плечом этот странный человек. И понижает голос, пряча глаза: — Да и про вампиров узнать интересно...
Ах вот оно что! Мальчик много читал о вампирах, мальчик мечтал о чудесах — и вот чудо с ним случилось, пускай сначала и хотело сожрать! Как же тут устоять, как же тут не пригласить на чай!
— Поэтому ты подумай, — продолжает этот странный человек. — Моё приглашение остаётся в силе, хоть до полуночи приходи, хоть после.
И, кивнув, отступает к лестнице и делает первый шаг.
Дёрнувшись вперёд, Димка окликает:
— Как тебя зовут-то?
И поджимает губы: нашёл, что и у кого спрашивать!
— Олег! — всё-таки доносится с лестницы. — Приятно познакомиться!

Олег, значит...
Маленький глупый Олег, верящий в сказки о том, что если уж с первого раза не убили — так и вовсе не тронут. А выражения «втереться в доверие» он, видимо, и не слышал.
Ну что с ним таким поделаешь, а?..

«С ним — ничего. А вот конфеты поесть вместе под бой курантов можно».

И Димка, вздохнув, надевает тапочки.